Свадебное проклятье
Шрифт:
— Поняла, — пищу я, придавленная его твердым телом, цепляясь за хищно протянутые к вазе руки, — поняла, что ты настоящий шовинист и враг цветочков!
Мы возимся на столе, задыхаясь от усилий и смеха, пока, наконец осознав и прочувствовав близость друг друга, постепенно не затихаем. Сдерживая прерывистое дыхание, смотрю в быстро темнеющие глаза мужа. Он меняет положение, уже не давя на меня всей тяжестью, но так, что я ощущаю всё его тело. Ого!
Некоторое время смотрим друг на друга — я выжидающе, он… Не пойму я это его выражение. Нет, ну сил уже никаких нет!
—
Он хохочет:
— Ну уж нет, с этим я как-нибудь справлюсь!
Быстро целует меня и, подхватив на руки, немедленно отправляется в спальню. Там нам уже не до предложений и прочих слов: лишь шорох снимаемой друг с друга одежды, звук стремительных коротких поцелуев, похожих на укусы, шелест тел друг о друга и о шелк простыней, громкий стук сердец, частое трудное дыхание, стоны…
Единственное, что я слышу в самый последний миг:
— Наконец-то…
Хотя Маркус основательно измотал меня, сна ни в одном глазу. Лежу на сбитой постели, глядя в светлеющий потолок и чувствуя, как остывает, успокаивается мое тело. Мужчина рядом со мной дышит глубоко, ровно, кажется, сразу же и уснул. А меня хороший секс не утомляет и не усыпляет, наоборот, наполняет бодростью, энергией: хочется вскочить и вершить великие дела. Ну или хотя бы мелкие бытовые. Вспомнив мамины вопросы, тихо посмеиваюсь: теперь уже могу честно на них ответить! Маркус шевелится, поворачивается ко мне с ворчанием:
— Вот даже не знаю, как реагировать на эти твои хихиканья! Что, было так радостно или так смешно?
— Да я просто вспомнила… — Чтобы оправдаться (легко ведь оскорбить мужчину, расхохотавшись после секса с ним!) пересказываю мамины вопросы. Маркус некоторое время молчит, потом приподнимается на локте, близко всматриваясь в лицо. Говорит недоверчиво:
— И что, моя теща действительно спрашивала такое?!
Смеюсь:
— Мужчинам лучше не слышать, о чем говорят женщины. Поберечь свою нежную психику!
— Теща — огонь! — бормочет Маркус, опускаясь обратно на подушки. — Надеюсь, твой отчет будет положительным? — А вот это звучит уже вкрадчиво-неуверенно.
Поворачиваюсь к нему и быстро целую: чем не ответ? Маркус тоже так его понимает, потому что удовлетворенно вздыхает и, обняв меня за спину, тесно придвигает к себе. Засыпает. А я долго лежу без сна — привыкаю к его запаху, теплу, твердому телу, ровному и сильному биению сердца под своей щекой…
К тому, что я теперь не одна.
[1] Специалист по закупкам, прежде всего в модной индустрии.
Глава 5. Твой секрет
— Миз Эбигейл, это правда?
Не узнаю голос в трубке — неровный, будто запыхавшийся, словно собеседник позвонил мне, не успев отдышаться после долгого бега.
— Что — правда? Кто это? — Отвожу айфон от уха, чтобы взглянуть на экран. — Захария, это ты? Что такое? Что случилось?
— Это правда, что вы… ваша матушка сказала… вы все-таки выходите замуж за Чэна Маркуса?
Ну мама! Ведь просила же, запрещала говорить хоть кому-то до нашего разрешения! Нет, как же, как утаить долгожданную
новость, наоборот надо похвастаться всем и каждому! Хотя, если бы даже она изо всех сил молчала, опытный внимательный секретарь все равно заметил ее настроение, уловил наивные намеки, отследил движение денег по счетам — ведь родительница наверняка начала усиленно закупаться свадебными подарками вроде посуды, постельного белья и прочего, без которого молодым никак не прожить.С мгновение колеблюсь, но деваться некуда, и я ступаю под ледяной душ лэевского неодобрения:
— Да.
На том конце связи царит молчание, я даже начинаю тревожиться, не рухнул ли наш секретарь в обморок оттого, что кто-то посмел ослушаться его указаний.
— Захария-я, ты еще здесь?
— Здесь, миз Мейли, — отзывается Лэй как-то устало. — Зачем вы это сделали?
— А? — От неожиданности ничего более связного и умного сказать не могу. Он что, снова начинает?..
— Вы поторопились, Эбигейл. Как же вы поторопились…
Некоторое время растерянно смотрю на экран смолкшего мобильника: впервые на моей памяти Захария Лэй без разрешения и предупреждения — сам! — прерывает разговор. Да еще этот голос: тусклый, какой-то… безнадежный. Стряхнув оцепенение, набираю его номер: объяснитесь, господин секретарь, в конце-то концов! Что такого страшного и непоправимого случилось? Но абонент уже вне сети. Вот негодяй, озадачил, заинтриговал — и в кусты?!
«Негодяй» объявляется сам на следующий день.
Причем довольно поздно, ближе к ночи. Маркус сегодня остался у себя — его жилье ближе к фабрике, куда ему зачем-то надо с раннего утра. Похоже, что Захарии об этом известно, раз явился без единого предварительного вопроса о муже. Отмечаю это с ироническим ожиданием: «ну, что на этот раз?», приправленным легкой тревогой от вчерашнего «как же вы поторопились!» Нужно быть просто гениальным актером, чтобы сыграть такую безысходность…
Секретарь никогда даже не пытался переступить порог моего дома и по-прежнему неукоснительно соблюдает приличия, вызванивая меня в «наш» ресторанчик.
— Что случилось? — интересуюсь я, болтая трубочкой в бокале. Лицо Лэя очень серьезное, даже мрачное. Разговор начинать он не спешит, и я окликаю старательно беспечным: — Алё-ё, Захария? Ты меня пугаешь! Что это за странное заявление, что я слишком поторопилась?
— Извините, госпожа Эбигейл. Я решил, что вам нужно это знать, хотя и не понимаю, зачем уже… — Вновь умолкает. Непривычная секретарская косноязычность очень пугает. Волнуясь и сердясь от волнения еще больше, я хлопаю ладонью по столу:
— Да говори, в конце концов, что случилось!
— Мне нужно кое-что рассказать вам о господине Чэне. Вашем муже.
— Но почему ты не сказал все это раньше?!
Захария не поднимает взгляд от сплетенных вокруг чашки пальцев — к кофе он так и не притронулся. Отвечает негромко:
— Миз Эбигейл, вы же сами запретили мне как-то вмешиваться… контролировать вашу жизнь!
Я вздыхаю:
— Но… — И что тут скажешь? Возразить нечего, запретила.
— К тому же, — секретарь медленно поворачивает кружку, точно отыскивая на ее боках несуществующий узор или вообще гадая на кофейной гуще, — я полагал, что вы и так все знаете о господине Чэне.