Свадебное проклятье
Шрифт:
— Во-от, именно о такой жене я всегда и мечтал! Восторженной и немой.
— Ну прости, что совершенно не соответствую твоим высоким стандартам!
Похоже, мы одновременно заметили, что разговариваем практически как раньше. Чэн неуверенно начал:
— Эби, а…
Я даже сжалась, мысленно прося: «Пожалуйста, не надо! Дай мне больше времени. И больше спокойствия». Но так как он молчал, спросила:
— Что ты хотел сказать?
Чэн длинно вздохнул.
— Ничего. Наслаждайся своей доисторической поэзией. Я там, кстати, закладку сделал, прочти. Сладких снов.
Найдя заложенную Чэном страницу, я невольно заулыбалась. Из стихов Ван Вэя «Жена тоскует о далеком муже»:
«В темной спальне блестит,
Словно
Светла, как шелка,
Ее белизна.
Озаряя жену,
Что тоскует одна,
До рассвета струит
Сиянье она».[1]
Вот такой он меня видит? По нему тоскующей? Ну и самомнение! Я найду, чем ответить!
«Порвалась жемчужная нить,
И рассыпалось зеркало
В прах.
Отсверкала роса поутру,
Миновало цветенье в садах.
…И в колодце с недавних пор
Вся до капли иссякла вода.
Я рассталась с супругом своим –
Навсегда! Навсегда!»[2]
Чэн прислал сообщение: «Не надо быть такой категоричной, что значит «навсегда»?! Но я повержен на обе лопатки! Отбиваться нечем, ведь все боеприпасы-стихи уже у тебя. Можно на время реквизировать книжечку? Будет у нас переходящий приз». «Еще чего, — написала я. — Подарки не возвращаются! Я не выпускаю то, что попало в мои цепкие когти!» «Я уже давно попался, не отпускай меня, Эби, пожалуйста!» На это я не ответила, но завязалась переписка, в которой не было ничего серьезного, зато и мучительного подбора слов, интонаций и напряженного ожидания — тоже.
И когда Чэн вдруг попросил меня приехать, я отправилась почти без раздумий…
Но с какой стати именно сюда?
Муж привозил меня на завод через неделю после свадьбы, как он выразился: «продемонстрировать мое, теперь и твое имущество». Проще говоря, похвастаться. Показать, какой он у меня деловой и успешный. Я бродила за ним по цехам, выслушивая объяснения, звучащие как иностранный язык (ты с кем сейчас вообще разговариваешь, Маркус?), рассматривая загадочные машины, конвейера, прессы, резервуары, ловя любопытные взгляды рабочих и работниц (кстати, среди последних как-то уж слишком много хорошеньких и молоденьких!). Муж гордо представил меня своим специалистам; нам даже устроили маленький праздничный фуршет…
Гляжу на время и хмурюсь: ну и где он? Даже обошла запертые здания — ни следа от присутствия Чэна. Сам вызвал, сам не приехал? Пробки? Проверяю пропущенные звонки и сообщения. Нет таковых. Написать самой? Ну уж нет, дорогой муженек, кто проштрафился, тот и должен делать первый шаг! Я свой сделала, достаточно на сегодня.
Уже берусь за ручку дверцы машины, как замечаю то, что не заметила раньше — приоткрытую будку у дальнего строящегося здания.
Или…
Может, поэтому?
…Поскальзываясь на вывороченных комьях земли и хваля себя за предусмотрительно удобную обувь и практичный брючный костюм, я покорно брела к стройке вслед за Чэном: а тут-то на что смотреть? Но когда Маркус начал говорить, уставилась я не на все эти фермы, балки, и прочее.
На него самого.
Когда человек… когда мужчина занят своим любимым делом, горит им, от него исходит притягательная сила, энергия. Практически сексуальная. Редко встречала таких как в прежнем своем окружении, так и сейчас, ведь обычно люди бессмысленно и бесконечно фантазируют о своем будущем успехе-славе-богатстве или уныло тянут жизненную лямку. Или совмещают то и другое.
Дин Линху «горел», лишь когда демонстрировал свои приобретения — супернавороченные спорткары. Я и восхищалась послушно и снисходительно посмеивалась над его страстью: сама такая же с моими новенькими сумочками! Но рядом с Чэном Маркусом мы — просто скучающие никчемные «золотые ложки», богачи во втором поколении. Остро чувствовалось это именно сейчас, когда он
увлеченно рассказывал, что здесь будет и что планирует делать дальше.Наконец муж заметил, что я давно уже молчу и смотрю исключительно на него, а не на его разлюбезную стройку. Смешавшись, неловко закончил:
— Ну, тебе это, наверное, не сильно интересно…
— Сильно! — перебила я. — Маркус, я многого не понимаю из твоих объяснений, но все это звучит крайне увлекательно и… очень-очень сексуально.
С усмешкой почесал бровь.
— Ну такой реакции я, конечно, не добивался нарочно, но… очень-очень рад!
Я вздрогнула, когда он привычно погладил мою руку: вот уже и условный рефлекс выработался! Вокруг зеленых глаз — смешливые морщинки. Я привстала на цыпочки и поцеловала шрамик на его виске, заработанный в Гейланге и превратившийся в такую же веселую морщинку. Муж крепко прижал меня к себе, и стало понятно, что с условными рефлексами у него тоже все в порядке.
Как и с безусловными.
Спохватившись, я огляделась и не очень настойчиво попыталась высвободиться.
— Маркус! Твои работники…
— …как раз ушли на обед, — заявил он, — и вернутся ровно через час. А мы…
Я проследила его взгляд, устремленный на строительную будку, или как там она называется. Запротестовала, задыхаясь от смеха и возбуждения:
— Ну уж нет! Еще чего не хватало!
— Да, — вкрадчиво сказал муж, подталкивая меня перед собой. — Она запирается. И у нас есть еще целый час… поговорить о моей сексуальности.
Будка действительно запиралась. И в час мы уложились. Но все равно, выходя оттуда в нарочито непринужденной беседе с Маркусом, я ловила веселые взгляды и двусмысленные улыбки рабочих. Стыд-позор!
Хотя на самом деле не очень-то я и стыдилась…
Невольно улыбаюсь: оригинальный способ примирения, если Чэн действительно его задумал! Ну а если его и там нет, дежурный подскажет, появлялся ли сегодня вообще…
Направляюсь к стройке. Поначалу мои каблуки стучат по бетону, потом я ступаю на мягкую, но в этот раз хотя бы сухую почву, и шагов уже не слышно. Да и вообще вокруг как-то слишком тихо, ни ветерка, не птичьего щебета, даже цикады примолкли. Может, гроза собирается, вон как небо посерело и низко нависло? Наверное, зря я туда тащусь, будку просто забыли запереть. Будь там охранник, давно бы вышел поинтересоваться, кто я и с какой стати столько времени здесь торчу. Так рассуждая, продолжаю машинально брести к серому скелету недостроенного здания… что там будет? Надо будет ненавязчиво уточнить, уж очень я в прошлый раз отвлеклась, да-а…
Возле приоткрытой двери еще раз уверяюсь, что внутри никого — ведь отсюда прекрасно видна пустая автомобильная стоянка с моим сиротливым «жучком». Досадуя, отряхиваю запыленные до колен светлые брюки; ну Чэн Маркус, ты у меня получишь! Устроил жене одиночную экскурсионную поездку! Еще бы на северный полюс меня отправил!
Наконец делаю то, что надо было сделать с самого начала: гневно выдергиваю из сумки айфон, чтобы набрать негодяя или хотя бы отправить ему пару «добрых» слов. Но, уже нажав значок, застываю с открытым ртом: сообщения, что посылал сегодня муж, начинают исчезать прямо на глазах. Это еще что такое?! Передумал и стирает, чтобы никаких следов не осталось? Что за бред, что за глупость такая?..
Буквально подскакиваю, когда меня вдруг окликают:
— Эбигейл?
Еще не успев осознать, чей это знакомый голос, я поднимаюсь по ступенькам и перешагиваю порог. В полумраке помещения отыскиваю взглядом высокий силуэт на фоне окна и…
…выпаливаю один из самых глупейших вопросов человечества:
— Это ты?!
Мужчина поворачивается ко мне — как всегда уверенный, хладнокровный. И отвечает так же привычно ровно и вежливо:
— Я, Эбигейл.
[1] Перевод Арк. Штейнберга.