Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Да я-то здесь причем?! Я здесь причем? Почему ко мне?
– выдохнула Евпраксия и, опершись руками о стол, приподнялась с кресла, - ты что, диссидентка? И меня хочешь привлечь?!

"Выгнать гадину", - мелькнула мысль, - "выгнать немедленно!"

Но та запищала, заплакала, руки молитвенно сложила, и к ней потянулсь:

– Матушка, матушка, пощади!

Сдержалась Евпраксия. Нехорошо будет она выглядеть, если выгонит эту дуру, а та будет по коридору идти и вопить. С этой станется. Нет, нужно выход искать, чтоб и волки были сыты и овцы целы.

– Ты вот что, пойми, - твердым голосом продолжила она, - Бегать тебе от них никакого смысла нет. Поймают безо всякого сомнения, где ты не прячься - найдут, и точно в психушку

посадят. А если я тебя прятать буду - и меня посадят. Если не в психушку, то в тюрьму. Ты зачем против начальства пошла? Диссидентка! Ты что, не понимаешь, что ты против порядка заведенного выступаешь? Если руководству надо, чтобы в институте завскладом лечилась, значит не тебе свой нос в это совать.

Оля закрыла лицо руками и зарыдала.

Евпраксии брезгливо скривила лицо. Фельдшерица, как и она когда-то. Развиваться пытается, но мозгов не дано. Ну что делать, не всем же умными быть. Придется уму-разуму учить.

– Так, успокойся. Вернуться и покаяться тебе придется в любом случае. Но нужно у кого-то защиты попросить - не у меня, я ничего не смогу. Кто я? Заведующая физтерапией всего-навсего. Давай-ка вспоминай, кого знаешь, хоть кого-то, чтобы могла прийти и сказать: глупость сделала, исправлюсь, помоги.

Валерьянки накапал, воды дала. Стали вспоминать, кого Оля знает, чтоб попроситься. И не так уж чтобы долго просидели, кое-кого сразу вспомнили, а где-то через часок сообразила Оля, что у сестры ее в Пермском крае тесть в райкоме партии инструктором.

– Ты давай сестре звони, просись приехать. Подарки купи, приедешь - в ноги вались, не стесняйся, - наставляла Евпраксия.
– И домой позвони, сообщи, что буквально через неделю будешь, обязательно на комиссию придешь, скажешь, что семейные проблемы. Давай. И чтоб про меня - ни слова. А то я еще добавлю, что ты и здесь пропаганду вести пыталась. А ты как думала, мне что, охота из-за тебя в КГБ на допрос? И про атманы свои - потише. Не поняла, не разобралась, но работала только по утвержденным методикам, никаких отступлений не позволяла себе, ни на йоту.

Разрешила ей из кабинета позвонить сестре. Попросила водителя отвезти на вокзал. Ффух. Пронесло. И не сдала, и отделалась ловко. Какая все-таки она, Евпраксия, молодец! Правда, чуть не погубила ее собственная доброта, но что тут сделаешь. Таких, как она, Евпраксия, мало. Евпраксия даже поплакала немного, стресс сняла.

Звонила ей эта Оля потом, все у нее благополучно закончилась. Из института, правда, уволилась. "Но собственному". И йогу забросила: как о ней слышала, тошно становилось.

Подноготную истории никто в диспансере не узнал, но с легкой Олиной руки совсем еще не старую Евпраксию, которой только за сорок перевалило, начали некоторые больные матушкой называть. Конечно, было приятно. Хоть и отнекивалась Евпраксия, но понимала: неизбежное. Если уж суждено матушкой слыть, этого не избежать. Восторг, который почти всегда, с раннего детства, Евпраксия испытывала перед собой, и который вселял в нее веру в победу при всех трудностях, принял новую форму. Ей казалось, что какая-то незримая нить, пуповина, соединяет ее с чем-то прекрасным, разлитым в мире. На работе, когда она общалась с больными, лицо у нее даже просветлялось. "Надо же, сколько оптимизма", - умиленно говорили больные, - "пообщаешься, и прямо бежишь лечиться! Чудо, а не человек!"

Но Евпраксия и сама знала, что она чудо. Всю жизнь знала, и вот наконец это почувствовали многие. Уверенность Евпраксии в своих силах выросла, мнение свое она высказывала твердо и убежденно. Все у нее получалось, весь мир был в гармонии с ней, и она с миром.

Жили они очень хорошо. В семье был настоящий достаток, тот, которого в детстве и молодости Евпраксия была лишена. Карьера Тимура продолжала идти в рост, и к середине семидесятых он был уже заместителем директора завода. Семья переехала в роскошную четырехкомнатную квартиру.

Специально для

этого пришлось прописывать мамашу. Та прервала воспитание Симкиных детей, у той тоже было двое, мальчишки, и приехала к ним на время. Охала, ахала, какие девчонки умные и красивые - а каким им еще быть? Евпраксия - красавица, Тимур - красавец. Гены. Нахваливала Симкиных мальчишек. Евпраксия кривилась. А чего там хвалить особенно было? Это для мамаши Симка всегда умница и раскрасавица была, а на самом-то деле... Евпраксия ездила в гости, всех видела. Обыкновенные хорошисты, значит, к концу школы троечниками будут. Ну а красавцами парням быть не обязательно. В общем, она даже рада за Симку, что у нее все так. Более-менее. Но, как говорится, каждому по заслугам. Вот у нее, Евпраксии - муж так муж, дети - так дети. Нет, она не хвастается, но ведь так и есть.

Милочка, старшенькая, умничка-красавушка, отличницей с первого класса идет. В этом году школу заканчивает, парни табунами бродят за ней, а она никого не замечает! Вот характер! А как поет, как поет. Голос у нее низкий, как у самой Евпраксии, порыкивающий, интригующий такой. У мужиков от таких голосов мурашки, Евпраксия знала. Вот такие голоса, как у них с Милочкой, - красивые. Самые красивые. На школьных вечерах Милочка солировала с репертуаром Пьехи и выводила низким голосом, закатывая черные блестючие глаза к потолку с мигающими лампочками дневного света: "Огромное небо, огромное небо...". Екали не только сердца старшеклассников, но и приглашенных ветеранов ВОВ. Петь Милочку Евпраксия учила сама, как и хотела, когда Милочка была еще совсем крошкой. Нот не знала, но разве умение петь в том, чтобы по нотам? Нет, душу надо брать в кулак, и давить, пока не разрыдается. И поэтому они с Милочкой усиливали все рыдающие нотки в голосе Пьехи до вибрато, о котором праведные советские исполнители и не слышали никогда, так что Милочка могла бы оказаться в числе новаторов, пойди бы она в певицы.

Впрочем, когда Милочка заикнулась о желании певицей стать, Евпраксия коротко рявкнула: "Через мой труп, это неприличная профессия. Чтобы моя дочь?!." Казалось бы, такая передовая, Евпраксия твердейшим образом придерживалась вполне архаичных народных взглядов о том, что все эти артисты, скоморохи, музыканты-гусляры - люди конченые: развратные, вечно пьяные, долго не живущие. Человеческое перекати-поле, несущее не себе проклятие божье и смиренно кланяющиеся публике за возможность посмешить ее кривляньями и прыжками. Да, Милочка была хорошенькая, голосок был чудный, музыкальная - но добровольно в эту грязь? О чем вы?! Да ни за что! Музыкальную школу закончила с отличием? Так это для общего развития. Она же всегда и во всем отличница, не только в музыке. И музыкальная школа не имеет никакого значения. Сейчас каждый советский человек имеет возможность закончить музыкальную школу. Вон, Машка тоже в музыкальную школу ходит.

Хотя, что уж тут скрывать, Машки всегда и во всем до Милочки далеко. Десять лет уже, в пионеры приняли, большая. Дылда. Ходит, лыжами занимается. Спорт ломовой, лошадиный. Милочка такая тоненькая, такая нежная девочка, а эта крепенькая, к жизни будет приспособленная. За Милочкой глаз да глаз нужен, деликатная девочка, ест как птичка. Машка же с лыж придет, пару тарелок щей навернет. Учится неплохо, но опять же до Милочки далеко. Отличницей выходит только за год, в четверти где-нибудь четверку да пропустит. И голос. Ну такой пронзительный, аж уши режет. "Как колокольчик", - говорит Тимур. Какой еще колокольчик... Любит Тимур Машку, и это хорошо. Евпраксия тоже Машку любит, она одинаково своих дочерей любит, но Милочка такая тонко организованная, такая болезненная, хочешь-не-хочешь приходится ее досматривать. Евпраксия уже и Тимуру все объяснила, и согласился он, что Милочке больше времени уделять требуется, но все равно на Машку время тратит. А ведь та отлично сама справляется. Что поделаешь: отец-молодец. Семья у них такая особенная: все молодцы.

Поделиться с друзьями: