Терпение дьявола
Шрифт:
– Не могу сказать по телефону, все очень сложно. Просто возвращайтесь побыстрее.
– Вы что, взяли подозреваемого? – Сердце забилось сильнее.
– Ничего подобного. Возвращайтесь, говорю.
– Гильем, я не хочу, чтобы нас отстранили, если это тупое политическое решение, чтобы отдел расследований…
– Нет! Речь не об этом.
По голосу Гильема Людивина поняла, что дела плохи, и сразу решила, что группу «666» расформировывают, а дело передают в другое ведомство, более близкое к власти и находящееся под контролем правительства.
– Но есть и хорошая новость, – добавил Гильем. – Кажется,
– Что?! И ты мне только сейчас об этом говоришь?
– Не радуйся, мне еще нужно все проверить. Может, ошибка при вводе данных. В общем, в базе есть имя человека, который работал и в клинике Святого Мартина Тертрского, и в психушке под Лиллем, где долго лечился Михал Баленски.
– Кто?
– Доктор Серж Брюссен.
О черт… Брюссен. Опять Брюссен.
Как тут не поверить в закон парных случаев? Сначала фанатик Герт Брюссен, теперь дьявол Серж Брюссен. За два года как-то многовато Брюссенов. Да и за всю жизнь.
– Ты уверен, Гильем?
– Нет, конечно, я о том и говорю. Сначала удостоверюсь, что это не баг. Но вообще, программа сразу выдала совпадение. Я вносил в базу список персонала клиники, который вы недавно притащили, и как только вбил этого Брюссена, Analyst Notebook показала, что он есть у нее в другом списке – внештатников из психушки под Лиллем. Этот список нам передали ребята из Лилля, которые занимаются делом Баленски и сейчас копаются в его прошлом.
Это не могло быть совпадением. Разумеется, ошибка внесения данных или сбой программы не исключены, такое бывает, и все же Людивина чувствовала, что они на верном пути.
Врач, как и предполагает Бонто.
Она вспомнила Сержа Брюссена. Неприятный тип, очень самоуверенный. Довольно высокий и крепкий, наверное, занимается спортом. И еще вспомнилось его рукопожатие, вялое, кончиками пальцев, словно ему был неприятен физический контакт.
Или как будто мы, жандармы, недостойны его прикосновения.
Бонто тогда отослал его, как мальчишку, и разговаривал с ним сухо. Может, Брюссен считает, что его не ценят на работе? Отношение начальника обижает его? И эту обиду он компенсирует за счет своих жертв…
Вдруг до Людивины дошло, что на нее напали вечером того самого дня, когда она познакомилась с Брюссеном. А значит, они на верном пути.
Мы с Сеньоном приехали к тебе, а ты решил заявиться ко мне. Ведь так? Наш визит в клинику ты воспринял как угрозу, для тебя это было личное, и ты решил отплатить мне той же монетой.
Людивина отбросила последние сомнения.
– Лулу, ты меня слышишь? Алло!
– Да, Гильем. Можешь проверять, сколько хочешь, но я думаю, мы нашли именно то, что искали.
Она дала отбой и, обнаружив, что Сеньон свернул в сторону аэропорта, чтобы там вырулить на обратную дорогу, жестом попросила его перестроиться в правый ряд.
– Ты что, лететь куда-то собралась?
– Нет. Просто высади меня у первого же терминала.
– Гильем сказал тебе, что происходит? Как они бесят, эти придурки. Почему полковник позвонил мне, как будто это касается лично меня?
– Он знал, что меня убедить
не удастся, поэтому атаковал слабое звено.– Ага. Надеюсь, ты права. Мой мобильник у тебя? Набери Лети.
Людивина, захваченная своими навязчивыми идеями, не услышала его.
– Думаю, Жиан тут ни при чем. Если тебе интересно мое мнение, политики хотят отобрать у нас дело. Но я просто так не сдамся.
– Ох, Лулу, не начинай. Отдай лучше мой телефон.
– Они хотят отобрать у нас дело.
– Да не хотят они ничего! Отдел расследований отлично подготовлен. Мы ведь уже занимались громкими расследованиями, забыла?
– Это не просто громкое расследование, Сеньон, оно выходит на государственный уровень. Министр внутренних дел заграбастает его ради спокойствия Елисейского дворца, а нашего Жиана не сильно любят на площади Бово[39]. Точно говорю, дело у нас отберут.
– Стоп. У тебя паранойя. Мы возвращаемся.
– Ты возвращаешься. Скажешь, что я тебя бросила.
– Лулу, перестань. И ты не можешь вести машину.
– Со мной все в порядке, понял? Я не могу вести машину, но мне разрешили носить на поясе пистолет? Хорош, Сеньон, говорю тебе, я вполне дееспособна.
– Своей способности выносить мозг ты точно не потеряла.
Она протянула напарнику его телефон:
– Мне очень нужно в клинику, послушать Бонто и кое-что проверить.
– Что проверить?
Людивина знала: если рассказать об открытии Гильема, Сеньон не отпустит ее в одиночку. Даже если она поклянется, что ни на шаг не приблизится к Брюссену, что чувствует себя в прекрасной физической форме и что сознание у нее предельно ясное. Он заблокирует дверцы машины и помчится в жандармерию, где полковник Жиан торжественно объявит, что расследование передается «в более надежные руки», по крайней мере с политической точки зрения. Аресты, допросы, удовлетворение и чувство выполненного долга – все это достанется кому-то другому.
А Людивине именно это дело нужно было довести до конца. Она хотела расквитаться. Поединок ждал своего часа. Средь бела дня и при десятке свидетелей она ничем не рискует.
Решение принято. Она не подойдет близко к Брюссену, но ей нужно закрыть дело, и уж тут она знает, как действовать.
– Высади меня здесь, – велела Людивина. – Я возьму машину напрокат. И хватит со мной спорить. К вечеру вернусь. И пусть Жиан сколько влезет объявляет мне, что он профукал дело.
Но к тому времени у нее будут доказательства, что они нашли главного убийцу.
Сеньон, занятый своими тревогами, не стал продолжать бой. Он и так понимал, что любая схватка с Людивиной заранее проиграна.
51
У него были красивые глаза – голубые, удивительно прозрачные. Но где-то на самом дне тлели опасные огоньки, словно в глубине льда мерцали сигналы тревоги. Потому что взгляд казался нечеловеческим, и это пугало. В нем не было ни жизни, ни эмоций. Только цвет радужки завораживал красотой.
Летиция успела это рассмотреть. Водитель постоянно поглядывал на них с Симоной Лемин. Следил за малейшим движением в широком зеркале заднего вида, которое давало полный обзор салона автобуса. Женщины по его требованию сидели в первом ряду, справа от водительского кресла, чтобы голубые глаза ничего не упустили.