Тильда. Маяк на краю света

И он снова уронил голову на стол.

— А почему вы обязательно умрете? — спросила Фрида.

Мати ответил с самым умным видом:

— Потому что все однажды умрут.

— Потому что на земле мы свое уже отжили. Отец, сестры были обречены и без моего желания увидеть небо, и тебе это отлично известно.

Молодежь продолжала засыпать долгожителей вопросами, остающимися без ответа:

— А Финтэ тоже может выходить на сушу?

— И тогда у нее вместо хвоста будут ноги?

У меня же мысли вертелись с бешеной скоростью:

— Но если так, можно все вернуть!..

А все Чак с его освободительным движением… Вот говорила — вмешиваться в экосистемы чревато! Теперь я понимаю, почему Лукреций Жан-Пьери выступил против путешествия на край света. У всего есть свои законы и свои границы, и, если их ломать, ничего хорошего из этого не выходит.

Мы портим все, чего коснемся чуть сильнее, чем кончиком пальца. Можно только смотреть… сквозь стенки аквариума.

Или нет? Мы знаем так мало, чтобы…

Старик поднял косматую голову и встретился со мной взглядом.

— Если мигмар соединить с медью… — сбивчиво попыталась пояснить я, — то вы снова сможете дышать под водой, и сирены вас найдут, наверное, и вы…

Он покачал головой с грустной улыбкой.

— Я ушел с острова, когда исполнил свой долг вождя — вместо смерти. Увидеть мать. А Бруно… не выдержал бремени власти. Народ Гудру больше некому стало вести, и они начали верить не пойми во что… Сплошная деградация.

Бруно при этом повел бровями совершенно без сожаления. Вот, значит, когда жизнь племени пошла наперекосяк. И он вовсе не старший брат маньяка Оло, как я подумала в пещере.

— Сирены начали таскать нам интересных собеседников… так и повелось. Но кто мертв на земле и жив на дне — при возвращении на землю обречен.

«Таскать собеседников»?! Ну да, тех, в которых, кроме мяса, есть мозги. Приятно, что нас с Чарличком признали таковыми. Точнее, меня, а его… не совсем. Утопить собирались ради забавы. Или съесть. Бр-р.

Тут только что творилось почти то же самое. Как я и говорила Ро… Разнообразие прекрасно, но вечно вызывает полные противоречий столкновения…

— Но вы же хотели прыгнуть за борт?..

Бруно пояснил любознательной Фриде:

— Из протеста. Это у нас семейное, — и подмигнул отцу.

Тот усмехнулся и, кряхтя, поднялся:

— Пойдем, Бруно. Посмотрим на твое небо, коль выпала такая честь. Местный лекарь меня неплохо подлатал, люди не совсем безнадежны.

Остановил собравшихся было уйти ближайших потомков Сваля наш славный квартирмейстер Кастеллет:

— Значит, Сваль… договорился с сиренами о защите острова?

Кстати… откуда у Сваля дети еще и в Тополе, если он уже был женат?..

Старик кивнул.

— О защите двадцать пятого мередиана. Маяка на краю света. Потому что… — он вдруг схватился за грудь, будто кончился воздух, и резко съежился. — Потому что смешение миров не приводит к добру.

Да как откуда. Всем понятно, откуда берутся дети. А про смешение миров — да, да, да! Я целиком и полностью на стороне Кастеллетова отца. Теперь я тоже мятежник?..

Все окончательно перепуталось.

— Но как же он сам?.. Ведь он сам… разве не приплыл из другого мира?..

— Приплыл. И заповедал всякому, кто его помнит, охранять ворота в него. Что и символизирует алтарь звезд. Но разве кто еще помнит?.. Ты сам слышал, квартирмейстер. Все вышло, как Сваль и хотел… Он покинул остров. Сирены создали тайфун, и после долгих скитаний «Свальбард», согласно вашим детским сказкам, пристал к берегу Черного Тополя.

— Буканбурга, ты хотел сказать, — влез Гупо, рьяный патриот.

Старик усмехнулся.

— Тысячу лет назад не было Буканбурга, мальчик.

Странно слышать обращение к просоленной седой бороде Гупо «мальчик».

Кастеллет будто отмер:

— Так легенды друидов правдивы? Были торговцы и топольцы, а пираты — это потомки экипажа «Свальбарда»?..

Легенды друидов… Вот его бурной молодости я завидовала: пока я сидела за книгами, Чарличек исходил всю будущую империю Ис ножками. Старик добавил к его восхищенному рассказу:

— Сваль смог превратить двадцать пятый мередиан в их умах в призрачную легенду — всю дорогу он подмешивал в питье ветреное зелье. Изменить память ему удалось. Но не привычки. Не те привычки, которые он надеялся пресечь здесь, забыть там, не пустить ни в один мир. Промысел. Война. Ненависть. Однако, отчаявшись, ушел в горы. Там женился во второй раз, но потом стал отшельником, уединился в труднодоступной пещере.

Та самая пещера. Бедняга Сваль. Но… подмешивать одурманивающее — все равно низко. Менять чью-то реальность без позволения… Почти легенда, почти божество, почти святой, тот, на кого можно было бы равняться… все равно не имел права…

— Но откуда ты все знаешь?..

— Сирены. Знают. Про то, что Сваль женился… Это подкосило нашу мать. Ведь кто поверит в законность брака с сиреной? Вы не поверили.

Скажите, пожалуйста… Вот вам и Видящий… Двоеженец. Теперь стать Тильдой Сваль… это звучало иначе. Возможно, он был великим человеком, но не… но не примером.

— Он ничего не обещал ей, но… глупое влюбленное сердце всегда надеется.

Мне — тоже ничего не обещал. А я надеюсь. Глупое влюбленное сердце. Я сжала кулаки на коленях под столом.

— И с тех пор сирены подобрались ближе к… Большой земле, как ты назвал материк, мальчик, — это относилось к Китэ. — И охотились на людей ради мести за разбитое сердце королевы.

Фрида выдохнула, собираясь что-то сказать, но ее одернул отец. И вот так получился вселенский разлад… Свали — сердцееды, теперь понятно, в кого Чарличек такой уродился. И дело не в рудниках и трудном детстве. Чтоб их всех морские медведи съели…

Нет, лучше не надо. Я еще немного… хочу посидеть с ним рядом, бок о бок. Теплый, между прочим, и такой свой среди этого всемирного безумия. А потом… я умею взывать к собственному рассудку. Это будет грустно. Но я смогу.

Чарличек предположил, и его голос отозвался во мне, передавшись из теплого бока:

— Далекозор он оставил на «Свальбарде», а компас…

— Подарил королю местного островного государства в качестве платы за сообщенный фарватер. Теперь это государство называется Мерчевиль.