Тильда. Маяк на краю света

— Не пудрит! — синхронно возмутились Вир и Бимсу.

Хью мрачно пообещал:

— Только попробуйте слово про Фриду сказать дрянное. Голову оторву. А поверьте, я умею.

— И мы тоже оторвем, — встали плечом к плечу подростки.

— Да, и птицу свою напустишь… Ври больше.

— А ты не видел, что с капитаном Джарлетом она сделала? Напомнить?

Бимсу завелся. А жалуются, что женщины суету разводят. Люди они как есть люди, и не от того это все зависит, мужчина ты или женщина. Парень свистнул, и мой кречет слетел откуда-то со снастей с ее любимым свистом. Ох. Я невольно заслонила голову рукой и усилием воли подавила восстание кишок.

— Тс-с! Тихо! Не дай Видящий, капитан услышит… Мостик ведь.

Из-под прикрытия и ледяного дыхания страха меня прорвало хохотом. Поздно они вспомнили.

— Кто там на мостике?

Я помахала рукой:

— Всего лишь я.

И подставленный локоть села Голубинка, довольно попискивая. Я заставила ее перебраться на плечо и освободившейся рукой взъерошила перья.

Народ засуетился, прикрываясь от солнца и пытаясь разглядеть, кто держит штурвал.

— А, юный островитянин с братом? Как тебя — Дик? — на виду появился мерчевилец, с которым мы стояли на утренней «перекличке». Мати.

Верно. Я же «Дик».

— И что Голубинка у тебя на плече делает?!.

— А ты что за вахтенного тут?

— А… квартирмейстер поставил, пока вы на дележе, — побыстрее открестилась я, игнорируя вопрос Бимсу. — Кто был вахтенным? Он велел службу отдать. И — да, Гупо, женщины на острове… они ого-го.

Одна Анарха чего стоит.

— Дай сменю, — поднялся наверх какой-то буканбуржец. — Небось курс потерял, дикарь…

И удивился, что нет. Присвистнул. А если б знал, что я не дикарь, а баба, так бы и вовсе… Но я решила повременить с раскрытием личности — слишком много интересного можно узнать, будучи матросом.

— Да жена квартирмейстера как раз ого-го — не орет и не полошит, как капитанская. Так бы и стащил с нее маску…

Это кто такой умный? Дрок. Мило.

— И не только маску, — загоготал Китэ из Мерчевиля.

Подумать только. А я с ними драконовы фрукты собирала. Я невольно нахмурилась — а ведь уже спустилась на палубу.

— Да ладно, Дик, не дрейфь — мы бы поделились, — хлопнул меня Дрок по плечу. — Так ты, выходит, долю не получил? А брат твой где?

Я пробормотала нечто невразумительное, пребывая в замешательстве от неожиданного чересчур близкого соседства с пропотевшим и просолившимся пиратом. Повертела бумагой, вытащенной из рукава, у него под носом.

— Ну, давай тогда уже после завтрака. Гупо, ты ж обещал похлебку? Пошли, Дик, нас ждет отличное лакомство.

Я почесала Голубинке шею. Еще не было возможности поблагодарить птицу за участие в нашем спасении.

Гупо встал с бочки, хлопнул себя по ляжкам.

— Ладно, мужики, пошли — накормлю.

— Да не может он быть госпожой Тильдой, — услышала я где-то позади шепотки ребят. — У той лицо ведь все в шрамах, потому и маску носит. Просто ее кречет неразборчив, кого клюет насмерть, а кого — сразу в друзья… Сиреново отродье эти птички…

* * *

Кают-компания оказалась не самым ужасным местом по сравнению с трюмом, пусть от столовых дворца и отличалась разительно. Темно, грязно, подванивает. Сидим один на другом, ложки и миски сомнительной чистоты, котел прямо на столе дымится, и все, что текло мимо, застыло слизью, которая вовсе не торопится становиться невидимой.

Мерзко. Но я твердо вознамерилась попробовать матросское варево — давно не ела, а ничего иного не предлагали. И, оглядываясь на общий звон и чваканье, запустила и свою ложку — предварительно отерев ее о Чаковы штаны, что явно чище.

К моему удивлению, похлебка оказалась вкусной — толстая кожура драконьих фруктов и семечки отлично заменили овощи, а бульон из диковинного нежнейшего мяса — наваристым и почти сладким.

— Ну как, Дик? — кажется, Дрок решил взять надо мной шефство.

Бруно и старик, оказавшийся его отцом, немного дичились, остальные же слились в одну толпу. Пили мерчевильское вино, нахваливали буканбуржский суп, закусывали гудруитянскими фруктами.

— Вкусно, — не стала врать я.

Гупо похвалился:

— А то. Мясо сирен — самый деликатес.

Я поперхнулась. Что?! Мы едим… кого-то из сподвижниц Финтэ?!.

Бруно и старик одновременно бросили ложки на стол.

— Вы едите сирен?!.

Седой Хью — Фрида сидела рядом и тоже благополучно меня не узнавала, но и, к счастью, не опровергала легенды Дика-островитянина — хлебал по-прежнему, только что-то шепнув дочери. Фриде кусок поперек горла тоже не встал. Подвох?.. Или потому, что у них есть повод ненавидеть сирен?..

Но это все же разумные существа. Какова же разница между разумными и нет?.. Если даже у деревьев есть некая разновидность сознания…

Я помешала ложкой в миске.

Ни в одних анналах не упоминалось, чтобы буканбуржцы употребляли сирен в пищу. Помахать гарпуном, обычно безрезультатно — да, но не…

— Редко удается подстрелить сирену, а вчера был урожайный день — целых две. Бульон из хвоста — это…

— Есть сирен — варварство, — с холодной яростью объявил Бруно.

— Ой ли?

Мати подпер кулаком подбородок. Отозвался Прум:

— Да ребята, после того, что они с нами творили… Я даже с большим удовольствием наверну это дело! Гупо, налей-ка мне добавки!

Зазвенели миски, половник, ложки. У всех, кроме Бруно и Старика — даже островитяне не погнушались. Я колебалась. Хвост — это все же рыбья часть… И желудок сводило все сильнее.

Старик сдвинул брови и ответил:

— Ты не понимаешь, Прум. Остров Гудру тесно связан с сиренами. Именно они защищают его от внешнего мира. Потому что цивилизация не приносит ничего хорошего. Это завещал еще бард Сваль, он же и заключил с ними союз. Сирены для каждого гудруитянина — главные божества.

Союз?! А вот это становится интересным… Я машинально потянулась отправить в рот новую ложку, но остановилась. Разглядела. Бульон как бульон. Тьфу ты!

— Эй, тебя в жертву этим божествам принесли, старик — я ведь верно понял?

Наш утренний сосед мерчевилец откровенно уронил челюсть на этом вопросе, а Вир хихикнул и ребром ладони подбил ее назад. Похоже, подводные истории были известны не всем.

— Ты не понимаешь ничего… это честь. Попасть к богам. Если бы не пришли святотатцы…

У меня брови полезли на лоб. То есть, он на нас за спасение злится? Хорошо, что он не знает, что один из святотатцев — это я. Бруно остановил отца, собравшегося произнести куда более длинную отповедь: