Бывает море белое, молочное,Всем зримый Апокалипсис, когдаВесь мир одно молчание полночное,Армады звезд и мертвая вода:Предвечное, могильное, грозящееСозвездиями небо — и легкоДымящееся жемчугом, лежащееВсемирной плащаницею млеко.
Ночью, звездной и студеной,В тонком сумраке полей —Ослепительно зеленыйРазрывающийся змей.О,
какая ярость злая!Точно дьявол в древний мигНизвергается, пылая,От тебя, Архистратиг.
30. X.16
«Море, степь и южный август, ослепительный и жаркий…» *
Море, степь и южный август, ослепительный и жаркий.Море плавится в заливе драгоценной синевой. Вниз бегу.Обрыв за мною против солнца желтый, яркий,А холмистое прибрежье блещет высохшей травой.Вниз сбежавши, отдыхаю. И лежу, и слышу, лежа,Несказанное безмолвье. Лишь кузнечики сипятДа печет нещадно солнце. И горит, чернеет кожа,Сонным хмелем входит в тело огневой полдневный яд.Вспоминаю летний полдень, небо светлое…В просторе Света, воздуха и зноя, стройно, молодо, легкоТы выходишь из кабинки. Под тобою, в сваях, море,Под ногой горячий мостик… Этот полдень далеко…Вот опять я молод, волен, — миновало наше лето…Мотыльки горячим роем осыпают предо мнойПересохшие бурьяны. И раскрыта и нагретаОпустевшая кабинка… В мире радость, свет и зной.
Большая муфта, бледная щека,Прижатая к ней томно и любовно,Углом колени, узкая рука…Нервна, притворна и бескровна.Все принца ждет, которого все нет,Глядит с мольбою, горестно и смутно:«Пучков, прочтите новый триолет…»Скучна, беспола и распутна.
То не красный голубь метнулсяТемной ночью над черной горою —В черной туче метнулась зарница,Осветила плетни и хаты,Громом гремит далеким.— Ваша королевская милость,—Говорит королю Елена,А король на коня садится,Пробует, крепки ль подпруги,И лица Елены не видит,—Ваша королевская милость,Пожалейте ваше королевство,Не ездите ночью в горы:Вражий стан, ваша милость, близко.Король молчит, ни слова,Пробует, крепко ли стремя.— Ваша королевская милость, —Говорит королю Елена, —Пожалейте детей своих малых,Молодую жену пожалейте,Жениха моего пошлите!Король в ответ ей ни слова,Разбирает в темноте поводья,Смотрит,
как светит на горе зарница.И заплакала Елена горькоИ сказала королю тихо:— Вы у нас ночевали в хате,Ваша королевская милость,На беду мою ночевали,На мое великое счастье.Побудьте еще хоть до света,Отца моего пошлите!Не пушки в горах грохочут —Гром по горам ходит,Проливной ливень в лужах плещет,Синяя зарница освещаетДождевые длинные иглы,Вороненую черноту ночи,Мокрые соломенные крыши,Петухи поют по деревне, —То ли спросонья, с испугу,То ли к веселой ночи…Король сидит на крыльце хаты.Ах, хороша, высока Елена!Смело шагает она по навозу,Ловко засыпает коню корма.
Я снял узду, седло — и вольноОна метнулась от меня,А я склонился богомольноПред солнцем гаснущего дня.Она взмахнула легкой гривойИ, ноздри к ветру обратив,С тоскою нежной и счастливойКому-то страстный шлет призыв.Едины божий созданья,Благословен создавший ихИ совместивший все желаньяИ все томления — в моих.
Ходили в мире лже-Мессии, —Я не прельстился, угадал,Что блуд и срам их литургииИ речь — бряцающий кимвал.Своекорыстные пророки,Лжецы и скудные умы!Звезда, что будет на востоке,Еще среди глубокой тьмы.Но на исходе сроки ваши:Вновь проклят старый мир — и вновьПьет Сатана из полной чашиИдоложертвенную кровь!
Гадать? Ну что же, я послушна,Давай очки, подвинь огонь… —Ах, как нежна и простодушнаТвоя открытая ладонь!Но ты потупилась, смущаясь?В лице румянца ни следа,В ресницах слезы? — Не беда:Бледнеют розы, раскрываясь.
Меж островов АрхипелагаЕсть славный остров. Он пустой,В нем есть подобье саркофага.Сиял рассвет, туман с водойМешался в бездны голубые,Когда увидел я впервыеВ тумане, в ладане густом,Его алевшую громаду,—В гробу почившую Элладу,—На небе ясно-золотом.Из-за нее, в горячем блеске,Уже сиял лучистый бог,И нищий эллин в грязной фескеСпал на корме у наших ног.
Странно создан человек!Оттого что ты рабыня,Оттого что ты без страхаОтскочила от поэтаИ со смехом диск зеркальныйПоднесла к его морщинам, —С вящей жаждой вожделеньяСмотрит он, как ты прижалась,Вся вперед подавшись, в угол,Как под желтым шелком остроВстали маленькие груди,Как сияет смуглый локоть,Как смолисто пали кудриВдоль ливийского лица,На котором черным солнцемСветят радостно и знойноАфриканские глаза.