Вся в снегу, кудрявом, благовонном,Вся-то ты гудишь блаженным звономПчел и ос, от солнца золотых.Старишься, подруга дорогая?Не беда! Вот будет ли такаяМолодая старость у других!
качался водный сплав,Горбами шел к скале, — волна росла, сосалаЕе кровавый мох, медлительно вползала В отверстье грота, как удав, —И вдруг темнел, переполнялся бурным, Гремящим шумом звучный грот И вспыхивал таким лазурным Огнем его скалистый свод, Что с криком ужаса и смехом Кидался в сумрак дальних вод,Будя орган пещер тысячекратным эхом, Наяд пугливый хоровод.
Наполовину вырубленный лес,Высокие дрожащие осиныИ розовая облачность небес:Ночной порой из сумрачной лощиныВъезжаю на отлогий косогорИ вижу заалевшие вершины,С таинственною нежностью, в упорДалеким озаренные пожаром.Остановясь, оглядываюсь: да,Пожар! Но где? Опять у нас, — недаромВчера был сход! И крепко поводаНатягиваю, слушая неясный,На дождь похожий, лепет в вышине,Такой дремотно-сладкий и бесстрастныйК тому, что тами что так страшно мне.
Море с голой степью говорило:«Это ты меня солончакамиИ полынью горькой отравила,Жарко дуя жесткими песками!Я ли не господняя криница?Да не пьет ни дикий зверь, ни птицаИз волны моей солено-жгучей,Где остался твой песок летучий!»Отвечает степь морской пустыне:«Не по мне ли, море, ты ходило,Не по мне ли, в кипени и сини,За волной волну свою катило?Я ли виновата, что осталась,В час, когда со мной ты расставалось,Белой солью кипень снеговая,Голубой полынью синь живая?»
Зашелестела тонкая трава,Струею темной побежала —И вдруг взвилась и смотрит цифра 2,Как волосок, трепещет жало…Исчадие, проклятое в раю,Какое наслаждение расплющитьГоловку копьевидную твою,Твой лик раскосый и зовущий!
25. VIII.17
«Вот знакомый погост у цветной Средиземной волны…» *
Вот знакомый погост у цветной Средиземной волны,Черный ряд кипарисов в квадрате высокой стены,Белизна мавзолеев, блестящих на солнце кругом,Зимний холод мистраля, пригретый весенним теплом,Шум и свежесть валов, что, как сосны, шумят за стеной,И небес гиацинт в снеговых облаках надо мной.
Как много звезд на тусклой синеве!Весь небосклон в их траурном уборе.Степь выжжена. Густая пыль в траве.Чернеет сад. За ним — обрывы, море.Оно молчит. Весь мир молчит — затем,Что в мире бог, а бог от века нем.Сажусь на камень теплого балкона.Он озарен могильно, — бледный светРазлит от звезд. Не слышно даже звонаНочных цикад… Да, в мире жизни нет.Есть только бог над горними огнями,Есть только он, несметный, ветхий днями.
Вид на залив из садика таверны.В простом вине, что взял я на обед,Есть странный вкус — вкус виноградно-серный —И розоватый цвет.Пью под дождем, — весна здесь прихотлива,Миндаль цветет на Капри в холода, —И смутно в синеватой мгле заливаДалекие белеют города.
Роняя снег, проходят тучи,И солнце резко золотитУмбрийских гор нагие кручи,Сухой кустарник и гранит.И часто в тучах за горамиОбрывки радуги цветут —Святые нимбы над главамиАнахоретов, живших тут.
Настанет Ночь моя, Ночь долгая, немая.Тогда велит господь, творящий чудеса,Светилу новому взойти на небеса.— Сияй, сияй, Луна, все выше поднимаяСвой, Солнцем данный лик. Да будет миру весть,Что День мой догорел, но след мой в мире — есть.