раздуваю себяДо писка смешногоИ рожи плаксивой грудного ребенка.Нет, я из братского гроба<И похорон>Колокол Воли.Руку свою подымаюСказать про опасность.Далекий и бледныйМною указан вам путь,А не большими кострамиДля варки быкаНа палубе вашей,Вам знакомых и близких.Да, я срывался и падал,Тучи меня закрывалиИ закрывают сейчас.Но не вы ли падали позже<И гнали память крушений>,В камнях <невольно> лепилиТенью земною меня?За то, что напомнил про звездыИ был сквозняком быта этих голяков,Не раз вы оставляли меняИ уносили мое платье,Когда я переплывал проливы песни,И хохотали, что я гол.Вы же себя раздевалиЧерез несколько лет,Не заметив во мнеСобытий вершины,Пера руки временЗа думой писателя.Я одиноким врачомВ доме сумасшедшихПел свои песни – лекарства.
И позвоночные хребтыВысоких замков – книг.За населенные страницыЛисты стеклянных деревень.Здесь города живые книгиОщерили книгой листыВысоких замков – плоскостей.Стояли тыла книги корешком,Где грозовые битюгиМахали синих молний облаком.О рова <н>рав и нравов рава!И люди, сложены в стога людей,Лежали тесно мертвым сеном.В стеклянные овраги переулковНа игры звали баладеи.Весь город без веснушек стен.Листы людьми жилые,Стеклянная пряжа жилищ.Чтоб люди не морщинились,Для складок толп – порядка утюги.О полки с книгами, где имя писателя – звукИ общий труп – читатель этой книги!
Если ветер придет целовать,Расскажу, что кровь запеклась,Что присохла к седым волосам.И парой свинцовых жемчужин из глазЯ спрошу: «Как вас звать?»И будет более плача,Чем в неделю дней мясопуста.А бровь черкнет крылом грача,Созвездие бешенством пестуя.Это были прекрасные масти,Снежные, черные и золотые,Это конница девушек местиЛетела, летит, от орудия тая.Загорелись в глазах небоскребы,Искавшие к облаку тропы.Алым снегом сиявшие губыГлодали далекие трупы.И за кустарник поднятых рукСкачет и скачет белый конь.«Весною цветами, – вымолвил рок, –Оседланный съест вас скакун».
Наполнив красоту здоровьем,Ступает смерть по образамИ, точно нож над шеею воловьей,Сверкнет железом над народамиИ смотрит синими свободами.Узда, сорви коню уста,Он встанет дико на дыбыМахать неделей перестав,Ты успокоился дабы.Мигала могила у кладбищ.Как моль летит на пламя свеч,Лечу в ночное Бога окоИ вижу всадник, белый гад, бишь.Конь лижет трупыКрасным языком огня.
Народ влачил свои судьбы по Волге,Суда судьбы и узкую веревкуШирокой лямкой народовластья заменил.Потом же львиный царепадАисты у жизни оголил,И часто, часто невпопадНарод потоки крови лил.Кто юноша, чей в черепе не сросся шов, –Он
бросил смуглое яйцоИ умер, точно Балмашов,Закрывши белое лицо?Зачем свободе стременаИ седел твердая рука?!Летят весною семенаИ ливень ржи сквозь облака.И сказка имени царяРассказана секире.И вот женою дикаряНад мерзлою землей СибириБоса обуздываешь годы,Верхом сидишь на камне бивняИ в дни суровой непогодыНагая режешь струи ливня.И черный мамонт белым бивнемГрозит неведомо кому,А на селе сибирским пивнемВоспето солнце: ку-ка-ку!Над мерзлою землей ОбиЕе глаза темны и в злобеИ вьется бешено коса,Чтоб упадали пояса.
Волга! Волга!Ты ли глаза-трупыВозводишь на меня?Ты ли стреляешь глазамиСел охотников за детьми,Исчезающими вечером?Ты ли возвела мертвые белкиСел самоедов, обреченных уснуть,В ресницах метелей,Мертвые бельма своих городов,Затерянные в снегу?Ты ли шамкаешь лязгомЗаколоченных деревень:Жителей нет – ушли,Речи ведя о свободе.Мертвые очи слепцаТы подымаешь?Как! Волга, матерью,Бывало, дикой волчицейЩетинившая шерсть,Когда смерть приближаласьК постелям детей, –Теперь сама пожирает трусливо детей,Их бросает дровами в печь времени?Кто проколол тебе очи?Скажи, это ложь!Скажи, это ложь!За пятачок построчной платы!Волга, снова будь Волгой!Бойко, как можешь,Взгляни в очи миру!Глаждане города голода,Граждане голода города,Москва, остров сытых веков,В волнах голода, в море голодаПомощи парус взвивай!Дружнее удары гребцов!
Здесь я бродил очарованный,Здесь я бродил осажденныйПечатного слова сворой собак,Мечтавших уклюнуть мое голубое бедро.Я был единственной скважиной,Через которую будущее падалоВ России ведро.Мое опьянение собойБыло для завтра водосточной трубой,Для завтрашней корзины слез.Вдали, <в окне> ночей, стоял никто.Что меня грызло и мучило, – будет то.Диким псомПробегаю священной тропойСреди старых морей великановЗвездною слежкой,Освещаемый звездной ночлежкой.О, прекрасные черные нары!
Как ты красив, с лицом злодея.– Потише, тише! – замолчи!Какая милая затеяБыла схватиться за мечи!Какая страсть, какая жуть!Железный луч рукой держу.О, смерти острые лучи!Мечом, не взором, чье-то окоЗажглося умно и жестокоМне прямо в грудь.
Крученых!Помнишь, мы вместе грызли, как мыши,Непрозрачное время «сим победиши»?Вернее, что грыз я один! Товарищи!Как то-с: кактус, осени хорунжие,Линь, лань, лун…?
Есть письма – месть.Мой плач готов,И вьюга веет хлопьями,И носятся бесшумно духи.Я продырявлен копьямиДуховной голодухи,Истыкан копьями голодных ртов.Ваш голод просит есть.И в котелке изящных чумВаш голод просит пищи –Вот грудь надармака!И после упадаю, как КучумОт копий Ермака.То голод копий проколотьПриходит рукопись полоть.Ах, жемчуга с любимых мною лицУзнать на уличной торговке!Зачем я выронил эту связку страниц?Зачем я был чудак неловкий?Не озорство озябших пастухов –Пожара рукописей палач, –Везде зазубренный секачИ личики зарезанных стихов.Все, что трехлетняя година нам дала,Счет песен сотней округлить,И всем знакомый круг лиц,Везде, везде зарезанных царевичей тела,Везде, везде проклятый Углич!