Том 2. Стихотворения 1917-1922

1921

«Старый скрипач…» *

Старый скрипач Играл для друзей. И боги красивые звуков Плескались детьми.

1921

Дождь *

Иверни выверни, Серый игрень, Травы топча. Кучери тучери, Очери ночери, Точери тучери, Дочери вечери Длинные кудри Чуткими четками Течи и тучи. Иверни выверни, Умный игрень. Это на око ночная гроза, Это наука легла на глаза. В дол свободы, Сын погонь, Ходы, ходы, Добрый конь. Это Погода или Подага Моется мокрою губкой дождя. Эй, выноси, иноходец, вождя!

1921

«В щеки и очи…» *

В щеки и очи Сегодня больше и больше пощечин. Товарищи! Товарищи! На что тебе цари? Когда ты можешь крикнуть: «дурак, стой!» Приятелю с той половины земного шара. Пора Царей прочь оторвать, Как пуговицу штанов, что стара И не нужна и их не держит. А говорят, что самодержец – С небесными и сине-голубыми глазами… Эй, винтовочка любезная, Камни с перстня снять! И в тайгу исчезну я. Камушки для мамушки, А для царей – пуля винтарей. Охала, ухала, ахала Вся Россия-матушка. Погоди, платком махала? А нам что… Каждый с усами нахала, В ус не дуем ничего, Кулачищи наши – во! Это хаты, согнувшись, ползут, Берут на прицел Белых царей. Вот она, вот она Охота на белых царей. Нет, веревкой пеньковой обмотана Свобода висит на кремле. Старики трясут головой, В ямах глаз – кури<тся> месть, Вылетели из лохмоты руки исхудалые, Как голуби птицы из гнезд. Пусть пулеметы та-та-та! Иди смелее, нищета! Наши жизни – торцы мостовой, Чтоб коляски каталися, балуя? Долой этих гадов, долой! Катался, пожалуй, я! Сутки возьми пушки стволом, Что молча смотрит в окна дворцов, После шагай напролом В страну детей или отцов. Голод порохом будет, Ядром – нагие, бегущие по снегу, люди. Грянет. Народ. Зловещи, как убийцы или заговорщики, Огромной шляпой нахлобучив тучу, Стоят ночные небоскребы. Неси туда огонь летучий, Неси туда раскаты злобы. Он, он с народом спорщик – Давайте небу оплеухи, Пусть долго не сможет смыть позор щеки.

1921

«Кобылица свободы. Дикий бег напролом…» *

Кобылица свободы. Дикий бег напролом. Грохот падавших орлов. Отсвет ножа в ее Синих глазах, Не самодержавию Бег задержать. Скачет, развеяв копытами пыль, Струи волос разметав вдогонку, Гневная скачет пророчица. Царская быль Бьется по камням, волочится. На ней, как алая попона, Бьется красный день Гапона. В глазах ее пламя и темя, В устах ее пена. Пали цари С обрывком уздечки в руке, И охота за ними «Улюлю» вдалеке Воет вдаль победительным рогом. Вот она, вот она, Охота на белых царей. С петлей зверолова, С лицом деволова Вышел охотник. Нет, веревкой пеньковой обмотана Свобода висит на кремле.

1921

«Я вспоминал года, когда…» *

Я вспоминал года, когда, Как железные стрижи, Пули, летя невпопад, В колокола били набат. Царь – выстрел вышли! Мы – вышли. А, Волга, не сдавай! Дон, помогай! Кама, Кама! <Где твои орлы?> Днепр, где твои чубы? Это широкие кости, Дворцов самочинные гости, Это ржаная рать Шла умирать. С бледными, злыми, зелеными лицами, Прежде добры и кротки, Глухо прорвали плотину и хлынули Туда, где полки Шашки железные наголо вынули. Улиц, царями жилых, самозваные гости! Улиц спокойных долгие годы! Это народ выпрямляется в росте С знаменем алой свободы. Брать плату оков с кого? И не обеднею Чайковского, Такой медовою, что тают души, А страшною чугунною обедней Ответил выстрел первый и последний, Чтоб на снегу валялись туши. Дворец безумными глазами, Дворец свинцовыми устами Похож на мертвеца, Похож на Грозного-отца, Народ любимый целовал… Тот хлынул прочь, за валом вал. Над Костромой, Рязанью, Тулой, Ширококостной и сутулой, Шарахал веник пуль дворца. Бежали, пальцами закрывши лица, И через них струилась кровь. Шумела в колокол столица. Но то, что было, будет вновь! Чугунных певчих без имен – Придворных пушек рты открыты. Это отец подымал свой ремень На тех, кто не сыты. И, отступление заметив, Чугунных певчих Шереметев Махнул рукой, сказав «довольно Свинца для сволочи подпольной». С челюстью бледной, дрожащей, угрюмой, С остановившейся думой Шагают по камням знакомым: «Первый блин комом». Вот она, вот она, вот она, Охота на белых царей! Нет. Веревкою серой обмотана Свобода висит на Кремле.

1921, 1922

«Могила царей…» *

Могила царей – Урал, Где кровью царей Руки свои замарал Эль этих лет, Крикнув «ура!».

1921

Царское Село *

Где выходили цари, Чтоб выть зимой Над крышами дворцов, Подняв головы к звездам, И ползал царский полк, как волки, Вслед за венценосным вождем На четвереньках по площади – Любимый полк царя, Которому водка Не была лекарством от скуки.

<1921>

На севере *

В замке чума, Воет зима. В Неве Рим, В Неве Рим. – Третий! Не верим, Не верим. <Плети!> В замке зима, И север просеял Красу вер Как сивер. В замках чума.

<1921>

«Русь, ты вся поцелуй на морозе…» *

Русь, ты вся поцелуй на морозе Синеют ночные дорози. Синею молнией слиты уста, Синеют вместе тот и та. Ночами молния взлетает Порой из ласки пары уст. И шубы вдруг проворно Обегает, Синея, молния без чувств. А ночь блестит умно и чорно.

1921

«Русь, зеленая в месяце Ай!..» *

Русь, зеленая в месяце Ай! Эй, горю-горю, пень! Хочу девку – исповедь пня. Он зеленый вблизи мухоморов. Хоти девок – толкала весна. Девы жмурятся робко, Запрятав белой косынкой глаза. Айные радости делая, Как ветер проносятся Жених и невеста, вся белая. Лови и хватай! Лови и зови огонь горихвостки. Туши поцелуем глаза голубые. Шарапай! И, простодушный, медвежею лапой Лапай и цапай Девичью тень. Ты гори, пень, Эй, гори, пень! Не зевай! В месяце Ай Хохота пай Дан тебе, мяса бревну. Ну? К девам и жонкам Катись медвежонком. Или на панской свирели Свисти и играй. Ну! Ты собираешь в лукошко грибы В месяц Ау. Он голодай, падает май. Ветер сосною люлюкает, Кто-то поет и аукает, Веткой стоокою стукает. И ляпуна не поймать Бесу с разбойничьей рожей. Сосновая мать Кушает синих стрекоз. Кинь ляпуна, он негожий. Ты, по-разбойничьи вскинувши косы, Ведьмой сигаешь через костер, Крикнув: «струбай!» Всюду тепло. Ночь голуба. Девушек толпы темны и босы, Темное тело, серые косы. Веет любовью. В лес по грибы: Здесь сыроежка и рыжий рыжик С малиновой кровью, Желтый груздь, мохнатый и круглый, И ты, печерица, Как снег скромно-белая, И белый, крепыш с толстой головкой. Ты гнешь пояса, Когда сенозорник. В темный грозник Он – месяц страдник, Алой змеею возник Из черной дороги Батыя. Колос целует Руки святые Полночи богу. В серпня неделю машешь серпом, Гонишь густые колосья, Тучные гривы коней золотых, Потом одетая, пьешь Из кувшинов холодную воду. И в осенины смотришь на небо, На ясное бабие лето, На блеск паутины. А вечером жужжит веретено. Девы с воплем притворным Хоронят бога мух, Запекши с малиной в пирог. В месяц реун слушаешь сов, Урожая знахарок. Смотришь на зарево. После зазимье, свадебник месяц, В медвежьем тулупе едет невеста, Свадьбы справляешь, Глухарями украсив Тройки дугу. Голые рощи. Сосна одиноко Темнеет. Ворон на ней. После пойдут уже братчины. Брага и хмель на столе. Бороды политы серыми каплями, Черны меды на столе. За ними зимник – Умник в тулупе.

1921

Мои походы *

Коней табун, людьми одетый, Бежит назад, увидев море. И моря страх, ему нет сметы, Неодолимей детской кори. Но имя веры, полное Сибирей, Узнает снова Ермака – Страна, где замер нежный вырей, И сдастся древний замок А. Плеск небытия за гранью Веры Отбросил зеркалом меня. О, моря грустные промеры Разбойным взмахом кистеня!

1921, 1922

Сибирь *

Зимами рек полосатая, Ты умела быть вольной, Глаз не скосив на учебник 1793-его года, Как сестры твои. Ты величавее их И не хочешь улова улыбок Даже в свободе.

1921

Саян *

1

Саян здесь катит вал за валом, И берега из мела. Здесь думы о бывалом И время онемело. Вверху широким полотнищем Шумят тревожно паруса, Челнок смутил широким днищем Реки вторые небеса. Что видел ты? войска? Собор немых жрецов? Иль повела тебя тоска Туда, в страну отцов? Зачем ты стал угрюм и скучен, Тебя течением несло, И вынул из уключин Широкое весло? И, прислонясь к весла концу, Стоял ты очарован, К ночному камню одинцу Был смутный взор прикован. Пришел охотник и раздел Себя от ветхого покрова, И руки на небо воздел Молитвой зверолова. Поклон глубокий три раза, Обряд кочевника таков. «Пойми, то предков образа, Соседи белых облаков». На вышине, где бор шумел И где звенели сосен струны, Художник вырезать умел Отцов загадочные руны. Твои глаза, старинный боже, Глядят в расщелинах стены. Пасут оленя и треножат Пустыни древние сыны. И за суровым клинопадом Бегут олени диким стадом. Застыли сказочными птицами Отцов письмена в поднебесье, Внизу седое краснолесье Поет вечерними синицами. В своем величии убогом На темя гор восходит лось Увидеть договора с богом Покрытый знаками утес. Он гладит камень своих рог О черный каменный порог. Он ветку рвет, жует листы И смотрит тупо и устало На грубо-древние черты Того, что миновало.

2

Но выше пояса письмён Каким-то отроком спасен, Убогий образ на березе Красою ветхою сиял. Он наклонился детским ликом К широкой бездне перед ним, Гвоздем над пропастью клоним, Грозою дикою щадим, Доской закрыв березы тыл, Он, очарованный, застыл. Лишь черный ворон с мрачным криком Летел по небу, нелюдим. Береза что ему сказала Своею чистою корой, И пропасть что ему молчала Пред очарованной горой? Глаза нездешние расширил, В них голубого света сад, Смотрел туда, где водопад Себе русло ночное вырыл.