В чём измеряется нежность?

А сегодня ночное дыхание едва родившегося октября принесло к её ногам вместе с опавшими листьями призрак канадского лета. С тех пор, как уехала, Мари не ответила ни на один его звонок, игнорировала все сообщения, но в эту минуту в её груди затеплело противоречивое чувство - ей было приятно увидеть его лицо. Его до невозможности красивое лицо. И блистательную улыбку мерзавца.

– Ходишь где-то в этом городе, а я никак не могу найти тебя — назойливая головная боль. Рад, что она закончилась.
– Марсель достал смятую пачку крепких сигарет и зажал одну губами.
– Блядь, зажигалку дома оставил!..
– С досадой похлопал себя по нагрудным карманам кожанки.

– Вот, держи.
– Мари участливо поднесла к его лицу колыхающийся огонёк.

Марсель с блаженством затянулся, запрокинув голову, и сощурился от лезущего в глаза дыма. Мысленно благодарил чёрную высокую неизвестность с подрагивающими точками звёзд и подбирал в уме нужные слова. «Его серо-голубые глаза похожи на эти звёзды, - думала Мари, изучая лицо напротив.
– Такие же прекрасные, холодные, с мечущимися искорками в черноте зрачков».

— Забавно, что не мог найти. Мы учимся в одном здании.

— Я и пытался, да ты всё равно неуловимая. К тому же я примерный студентик, ты знаешь. — Он театрально приложил ладони к груди. — Мне некогда за барышнями бегать. — И широко улыбнулся в ответ на её заразительный светлый смех.

— Как ты? — спросила со всей искренностью.

– Неплохо. Местами даже супер. Через год стану бакалавром. Не верится, что на носу выпускной. — Марсель снова мечтательно посмотрел на небо, а затем сфокусировался на притихшей Мари. — Волосы длиннее стали.
– Он указал кончиком сигареты на её пряди.

– Агась, надо бы подстричься.

– А мне нравится.

– Папе тоже. Поэтому я так и ненавижу длинные.

– Предки умеют иногда подговнить хорошую вещь.

В привычной манере не сводил с неё пронзительного прямого взгляда и делал глубокие затяжки.

– Чего свалила-то, не попрощавшись?
– В его голосе что-то притаилось. Что-то прежде незнакомое.

– А был смысл прощаться?
– Она пожала плечами и тоже закурила.

– Мы всё-таки были близки.

– Мы не были близки, Марсель, мы просто спали, - сухо произнесла Мари, глядя на мелкую лужу под ногами, в которой отражался её рот, да мелькала тлеющая сигарета.
– О близости ты знаешь столько же, сколько я о высшей математике.

– Ауч… Как жестоко.
– Он сделал шутливую гримасу.
– Но тут согласен, бойфренд из меня такой себе. Хотя знаешь, с тобой я иногда думал, что, типа, всё могло бы быть по-другому… Да и ты, уверен, понимала это не хуже меня. В твоих глазах всегда что-то было…

– Ты меня путаешь с кем-то из своих девиц.
– Она скептично улыбнулась, хмуря лоб.

– Не, я, конечно, часто в девках путаюсь, но сейчас говорю предельно искренне.
– Он сделал последнюю затяжку, затем достал жестяной футляр, куда складывал окурки, и вдавил в пепельную горстку ещё один сигаретный труп.

С противоположной стороны дороги переместилась высокая стройная тень и остановилась сзади, чуть поодаль; Мари уловила её боковым зрением, но не обернулась, поскольку совершенно не интересовалась происходящим вокруг.

– Я выгляжу смешно?
– В голосе Марселя впервые звучала растерянность, сквозила мягкость, расталкивая локтями напыщенность.
– Думаешь, всё было безнадёжно, и мы только для потрахаться друг другу подходим?

– Да мне вообще в этом мире мало кто подходит.
– Она потушила в его футляре окурок.
– Дело даже не в тебе… Вообще ни в ком, с кем я была, кроме… - Мари выдохнула и спрятала кисти рук в рукавах пальто.

– Просто я ужасная. Вся какая-то нелепая, поспешная, запутанная. И ещё мне в детстве вкус на мужиков «испортил», - улыбнулась, сделав пальцами кавычки, - один человек. Это неправильно и, наверное, не совсем здорово, но по мере взросления я всё больше понимала, что никто в моих глазах до него не дотягивает.

– Некоторые детские идеалы следует добить. Запинать ногами к чертям собачьим. Потому что все эти папины лучшие друзья, умницы-кузены, которые по существу даже не мужчины, а идеализированный образ - пустое и бессмысленное искажение действительности. Некий такой совершенный кастрат, который не вторгнется в тебя, в твои личные границы, не заставит бороться с эгоизмом. Потому что он живёт свою жизнь, а ты свою. Ваше пересечение - милые мгновения под флёром розовых очков, за которыми ты не можешь видеть их личных проблем и недостатков.

– Ты всё верно говоришь. Я бы лучше не выразилась.
– Марсель впервые услышал, как она соглашается с ним, уступает, не вредничает из принципа.
– Но это было не совсем то. Возможно, отчасти, но не по существу. Он не относился ко мне так, словно я неразумный ребёнок. Мы дружили почти как ровесники.

– Хах, я понял. Ты ведь про Коннора? Который «постарше».
– Он выразительно ухмыльнулся, достав ещё сигарету. Затем нахально залез в один из карманов Мари и вытащил зажигалку, чтобы прикурить.
– Коннор «Убийца оргазмов».
– Саркастично хмыкнул, выпустив густой клубок дыма.

– Ну, не моих уж точно.
– Мари растерянно свела брови домиком.

– Действительно.
– Марсель насмешливо опустил уголки губ.
– Это же не я орал его имя в постели что было сил.

– Господи, чего ты сейчас добиваешься?

– Сам не пойму. Просто… Поехали ко мне?
– Он с надеждой взял её за руку.

– Не стоит.
– Мари деликатно высвободилась и поёжилась.

– Да брось ты ломаться! Было же круто, помнишь?

– Было ничего.

– Ничего? И это всё, что ты скажешь про наш обалденный канадский секс?

– Теперь бывает и лучше.
– Она сладко усмехнулась, не отдавая себе отчёта в том, что это могло ранить его.

– Умеешь же ты иногда яйца выкручивать, особенно не напрягаясь.

– В моём актуальном списке приоритетов твои яйца примерно здесь.
– Мари нагнулась и показала ладонью планку в дюйме от асфальта.

– И всё-таки я серьёзно. Мне плевать, если у тебя там какой-то новый «мальчик-тренажёр», с которым, типа, бывает и лучше. Просто хочешь позлить меня: всегда так делаешь. Но это даже заводит, когда ты включаешь сучку и не сдаёшься мне легко.

Мари сделалось неловко из-за того, что его настойчивые уговоры ей льстили. Когда-то наглость Марселя возбуждала остро, пламенно, как зажжённая спичка. Спичка, что потухала столь же быстро. Мари хорошо помнила её яркий трепещущий свет. Но этого было недостаточно, чтобы спонтанная ностальгия о бурных деньках в чужой стране завладела её мыслями. «Он позабытое наваждение из прошлого. Мне просто забавно, что Марсель хочет меня. Чёртово потешенное самолюбие, помноженное на нереализованное желание к тому, с кем бы действительно стоило провести эту ночь…»