В чём измеряется нежность?

Мягко отстранившись, Коннор вернулся в гостиную и сел на диван. В его сдержанности томилась мучительная фальшь, привычка быть деликатным. Предметы отбросили на него хромые тени, пронёсшийся мимо дома автомобиль подмигнул отсветом фар на стене. Преодолев мучительное расстояние, Мари опустилась подле.

– Мне должно быть стыдно: я так и не спросила, как ты… после сегодняшнего. Журналисты задали кучу неудобных вопросов, но ты держался молодцом.
– Она глотнула чая из принесённой с собой кружки.

– Так и знал, что ты смотрела. Честно говоря, это было ужасно, но я рад, что чёртова конференция позади. Сейчас меня куда больше волнует затянувшееся расследование.

– Да, папа рассказывал, что те убийства андроидов отдали вам с Гэвином.

– Знаешь, это дело всё чаще возвращает меня к прошлому. Заставляет переоценивать прежние события и чувства… Иногда замираю на пороге места преступления, и кажется, что полчаса назад я впервые забрал Хэнка из бара Джимми, предварительно пролив из его стакана виски, как последняя скотина.
– Коннор тепло и печально рассмеялся.

– Боже!
– Прикрыв пальцами рот, Мари захохотала, как девчонка.
– Ты никогда не рассказывал мне, как вы познакомились! Отмахивался фразой «да на работе». А, оказывается, любил потрепать нашему старику нервы с самой первой встречи!

– Да он психовал от одного только моего вида невозмутимого всезнайки и сунул бы башкой в помойку при первой же возможности!

Не переставая улыбаться, обвёл пальцем старое затёртое пятно колы на обивке дивана - оно тоже хранило в себе один из давно минувших дней.

– Я в последнее время из-за Хэнка превращаюсь в параноика, - заговорил он вдруг с грустью и беспокойством.
– Как только он делится, что у него что-то болит, когда устаёт быстрее обычного, у меня внутри всё сжимается от ужаса. Страшно представить, что однажды я потеряю его. Его - дорогого друга, научившего меня состраданию и человечности, мою семью. И должен буду жить дальше…

Мари отставила кружку на журнальный столик и обхватила ладонями его руки. Яснее, чем когда-либо прежде, она слышала в голосе Коннора страх перед смертью.

– Я понимаю твои чувства, - проглотив ком в горле, произнесла она.
– Страх потерять родителей - животный и всепоглощающий. В детстве он меня до исступления доводил на ровном месте. Пока не воплотился в жизнь… Просто цени каждую минуту рядом с ним, не забывай, чему Хэнк тебя научил. Это то, что ты сможешь ему дать.
– И Мари с удовлетворением разглядела в его глазах безмолвную благодарность.

– Да я теперь и сам каждый день приближаю собственную смерть. С одной стороны, это даже успокаивает, как бы бредово ни звучало… К тому же чувствовать взамен тепло и ласку твоих рук невообразимо приятно.
– Он погладил большим пальцем её кожу.
– Ведь всё, что я мог раньше, - просто утопать в шторме нулей и единиц, не в силах справиться с перегревом системы.

Вернувшийся к нему романтический настрой заставил Мари смущённо мотнуть головой и уставиться в пол. Отпустила его руки и повернулась боком, поджав колени к груди. Нелепая игра в благопристойность. Тихо откашлялась и стала постукивать ладонями по щекам, попеременно надувая их.

– Не знаю почему я кое-что вспомнила сейчас… Наверное, твои ностальгические речи так подействовали! Короче, в детстве мне жуть как не нравилось имя «Коннор».

– Правда?
– Он заинтересованно приложил кулак к подбородку.

– Ну, да. Оно казалось на слух каким-то угловатым, гавкающим, грубым. Коннор в моём детском понимании - это такой матёрый мужик, прошедший какой-нибудь там Ирак или Афганистан. Или, например, боксёр с кривым носом и половиной выбитых зубов. И вообще, парня, которого я люблю, просто не могут звать Коннором! Это же абсурд!.. Но жизнь любит хорошую шутку: теперь от этого имени сердце замирает; все «уголки» разом смягчились.

– Ты и своё имя терпеть не можешь, так что мы идеальная пара с кошмарными именами!

– Болван!
– Она бросила в него декоративной подушкой.

Весь следующий час они играли в приставку, как в былые времена: подкалывали друг друга, отпускали весёлые комментарии и каждые несколько минут замолкали и прислушивались, если начинали болтать чересчур громко. Мари протянула ноги поверх коленей Коннора вопреки тому, что так было неудобно играть, но ощущала себя вполне комфортно. Близился четвёртый час ночи, и впору было бы отправиться домой. Она не хотела уходить, но пресловутое стоящее над душой «надо» гнало её за порог.

– Домой уже пора.
– Мари поднялась с дивана и прошла к пальто за телефоном, чтобы вызвать такси.

– Ты ведь можешь остаться… - уговаривал он и с надеждой взглянул ей вслед.
– Если хочешь.

– Я должна уехать, - произнесла она, как молитву, и направилась в сторону кухни забрать пачку сигарет.

– Пожалуйста.
– Он хватался за зыбкую надежду.
– Иди ко мне… - И протянул ей навстречу руки.

Мари остановилась подле дивана и растерянно посмотрела на Коннора: «Распроклятое “иди ко мне”!
– металось загнанным зверьком в её мыслях.
– Каким-то непостижимым образом оно имеет над любящими безоговорочную власть. Иди ко мне - так просто, так безыскусно - и вот уже разум и тело тебе не принадлежат». Секунда-другая - отложила телефон на журнальный столик, забралась на колени к Коннору и припала глубоким поцелуем к чуть раскрытым губам. Нетерпеливо всхлипнула, почувствовав, как его руки вожделенно сжали её зад, и стала энергично ёрзать по его паху. «Неправильно, рано, нельзя, нужно подумать, дать время», - Мари разнесла бы к дьяволу все эти отговорки, имей они форму и оболочку! Принесла бы их на жертвенный алтарь обнажённого тела своего милого друга, выставила на посмешище перед лукавым «иди ко мне», утопила бы в реке Детройт! Пускай гниют в толще воды, пока она будет развратничать в стенах своего второго дома - податливая, грязная и порочная, готовая на всё. До чего восхитительная, разнузданная продажа души!

Долой грёбаную одёжду! Долой осточертевший стыд!

«Да, так мне и надо!..» - захлёбывался её рассудок, когда она скакала на нём, впиваясь влажными пальцами в плечи Коннора, и не осознавала, как их стоны превращались в крик. Наконец-то она снова чувствовала его внутри и воображала так много всего, что ещё могла бы сделать для него, но изголодавшееся тело скорее стремилось к разрядке. Мари ощущала в поцелуе плутоватую улыбку на губах Коннора, когда он шлёпал её по ягодицам, входя во вкус. Сквозь осенний холодный мрак к ним вернулось ускользающее лето и терпкие воспоминания о первой ночи вдвоём. Остаться бы в ней навсегда.

«Давай, вот сейчас! Сейчас, сейчас!» - пролепетала на выдохе, заметив непрекращающееся красное мерцание диода и чувствуя, что Коннор едва держит себя в руках ради неё. Припала подбородком к его лбу и, содрогаясь в блаженстве, отдавалась сладостному ощущению наполненности, пока он изливался в неё.

– Да, так мне и надо… - удовлетворённо проскулила Мари.

– Так тебе и надо.

Коннор поцеловал её в шею и погладил по спине. «Это была бы идеальная последняя ночь нашего мира», - безрассудно подумалось ему.