Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
– Папа не стал бы мне вредить.
– Он мог верить, что тебе это во благо.
– Нет, он не мог! – Мила попыталась привстать, но спальник ограничивал ее движения, и она замерла в неудобной позе, не сводя с него широко распахнутых глаз. – Или это что-то из жизни моего двойника?
– Вполне вероятно, - не стал спорить Вик. – В том мире, где ты выросла, твой отец мог быть немного другим человеком. Однако здесь, в этой конкретной параллельной реальности, Илья Сперанский женат на Элен д'Орсэ, младшей дочери одного из владельцев корпорации «Прозерпина»,
– Он и прежде был на ней женат.
– Значит, в этом история не меняется. Возможно, ты никогда не интересовалась, но Элен д'Орсэ возглавляет так называемый Отдел внешних операций, а Антуан де Трейси, сын второго владельца и казначей той же самой корпорации, подписывает приказы на финансирование ее проектов. Они отлично ладят друг с другом, и невозможно представить, будто твой отец совсем не в курсе их дел. Как невозможно представить и то, что де Трейси зашел в твой дом совершенно случайно, не понимая, чья ты дочь.
Мила зажмурилась, и Вик подобрался, ожидая слез или взрыва негодования, но ничего не последовало.
– Патрисия расспрашивала меня об отце, - произнесла она, не открывая глаз. – И о мачехе. Я только не поняла, с какой целью… Но сейчас понимаю.
– Мне жаль, что так все повернулось.
– Мне тоже, но зато пазл начал складываться. Раз папа знал, чем занимается де Трейси, и отводил какую-то роль Диме, то все встает на свои места... Вик, - спросила она тихо-тихо, - ты ведь не бросишь меня после того, что выяснилось?
Вик наклонился и поцеловал ее зажмуренные веки. Потом – стиснутый напряженный рот. Провел нежно пальцем по скуле.
– Я люблю тебя, - шепнул он, заставляя ее прерывисто выдохнуть набранный в грудь воздух.
Мила распахнула глаза, из которых тотчас выкатились две маленькие слезинки:
– Правда?
Он осушил их своими губами:
– Правда. Я никогда тебя не брошу, любимая.
– Если ты будешь со мной, то я все выдержу. Все! Я чувствую это!
– Мы выдержим, - поправил он. – Выстоим и победим.
Снаружи полил дождь. Резкие капли громко застучали по натянутой ткани, сливаясь в постоянный шум.
– Если ты думаешь, что я боюсь, то я не боюсь, - шепнула Мила. – То есть боюсь немножко, но совсем не так, чтобы вопить от ужаса. Вазимба потеряли надо мной власть.
– Вазимба? – эхом откликнулся Вик.
– Злые духи, как называет их профессор Загоскин. Они испытывают всех стремящихся в Циазомвазаха. Но сейчас они отстали... мне так кажется. Потому что ты со мной.
– И мы на верном пути.
– Да, - кивнула Мила и, выпростав руку из мешка, сжала его ладонь, лежавшую поверху. – Мы прошли главное испытание. Теперь мы в безопасности. Ты тоже так думаешь?
– Да. Наверное, так и есть.
Однако сказав это, Вик не почувствовал облегчения. И улыбка, таявшая на его губах, казалась ему фальшивой.
20.5
20.5/10.5/3.5
Поздно вечером под кухонным навесом члены экспедиции обсуждали сегодняшние
успехи. Им не мешали ни дождь, поливший из грозно громыхающей тучи, ни ветер и холод.Перевод полустершейся надписи с помощью «Васьки» занял не слишком много времени, но было недостаточно идентифицировать знаки, дополнить недостающие фрагменты и восстановить изначальный текст. Смысл написанного тоже нуждался в толковании из-за его образности и скрытых намеков. Математики и лингвисты азартно ломали голову, подключив к дискуссиям Ивана Петровича.
Профессор Загоскин чувствовал себя усталым, но всеобщее внимание было ему лестно. Он старательно восстанавливал в памяти действия Мписикиди, обезвреживавшего ловушки в коридорах святилища, и комментировал соответствующие фрагменты текста.
К сожалению, в Амбухиманге так и не удалось найти никого, кто знал бы о тайне Ничейной Горы. Тот молодой жрец, который водил Ивана Загоскина в Циазомвазаха, никогда больше не появлялся в деревне, и память о нем затерялась. Он словно исчез из истории и из самой реальности. А умбиаси Расамюэль, присутствовавший при открытии портала, умер пять лет назад, не оставив указаний. Профессор, таким образом, оставался единственным свидетелем, способным пролить хоть какой-то свет на содержание древних инструкций.
– Завтра я снова поплыву в храм, - категорично заявил Загоскин, - это даже не обсуждается! Я помню, где мой проводник останавливался и в каких примерно местах в коридоре что-то поворачивал. Скрытые в стенах механизмы трудно заметить, но с моими подсказками у вас хотя бы будет шанс.
– Папа, тебе стоит поберечься, - заикнулся было Михаил, но старик немедленно осадил его.
– Я поплыву и точка! Это мой долг.
– Тогда я с тобой, и это тоже не обсуждается! Я прихвачу аптечку и шприцы с инсулином на случай, если мы задержимся.
– Просто скажи, что тебе охота взглянуть на святилище одним из первых.
– И это тоже, - Миша не стал ему возражать. – Но когда все эти ученые побегут рассматривать надписи и обезвреживать ловушки, кто останется с тобой? Именно я скрашу твой досуг и подам палку, если вдруг ты ее уронишь…
…Белоконев, Мухин и Чебышева сидели немного в стороне от основной группы и тихо переговаривались. Геннадий выражал надежду, что однажды в Анкаратру допустят настоящих археологов.
– Нужны ученые с мировым именем, - говорил он, - чтобы никто не посмел умалить величие этого памятника древности. Может быть, тогда, наконец, мир узнает правду.
– А разве это так сложно – предъявить доказательства и внести по ним уточнения в учебники? – спросила Лилия
Она давно уже отчаянно зевала, но продолжала сидела здесь из-за Кирилла, над которым взяла шефство. Кира отстранили от участия в расшифровке, куда он так рвался по своей неизменной привычке обязательно «всунуть нос в самую движху», и это пренебрежение расстроило его. Чебышева не отходила от него ни на шаг, стараясь уследить, чтобы порывистый гений не наделал очередных глупостей.