Вернуться в Антарктиду

– Я вас очень хорошо понимаю, - сказал ему профессор Загоскин, когда они случайно пересеклись у подножия водопада. – С похожими чувствами я летел навстречу провидению пятьдесят лет тому назад. Эх, если б я встретил тех непрошеных гостей пораньше, до того, как!.. Но нет, все шло так, как шло, своим чередом. Да и будущее простыми разговорами не изменить, тут кардинально решать надо.

– Каких гостей? – рассеянно спросил Белоконев. Он едва расслышал бормотание старика за звуками падающей воды.

Водопад сегодня шумел громче. Не иначе минувший дождь поделился с ним своей силой. В бурлящей заводи среди белоснежной пены пестрела палая листва, оборванные непогодой ветки и прочий мусор, прибившийся к берегу. Все это куталось в полупрозрачный пар, исходящий от воды, которая была теплее воздуха.

– Я говорю об истинных хранителях, - ответил Загоскин. – Вещий Лис разве ни о чем вас не предупреждал?

– Полковник Лисица?! – Геннадий повысил голос, называя Лиса привычным ему «старым именем». – Нет. А должен был?

– То-то я и смотрю, что вы такой спокойный...
– Иван Петрович пожевал губами. – А с артефактами, мой милый, не шутят! Я до сих пор простить себе не могу того, что случилось у горы Паданг на Яве.

– Вы тогда нечаянно поспособствовали соприкосновению двух близкородственных миров, - желая утешить старика, сказал Геннадий. – Вы не могли знать, что ваша жена окажется вблизи своей копии из иного мира. Вы не могли знать, что такое диффузия и насколько она опасна.

– Отсутствие понимания и было моей ошибкой. Мы с Кайятой выжили в катаклизме, но мир дрогнул и той бури не пережил. Вы ж историк, - Загоскин пристально взглянул Белоконеву в глаза, - вы помните, что случилось на рубеже восьмидесятых годов прошлого века. Именно тогда все и развернулось в другую сторону, пошло по худшему сценарию.

– На рубеже восьмидесятых международная обстановка резко обострилась, - медленно произнес Белоконев и передернул плечами. Налетевший порыв ветра швырнул в него брызги, и Гене стало зябко. – Примерно тогда от политики разрядки правительства мировых держав внезапно повернули к конфронтации. Вы это имеете в виду?

– Именно, - подтвердил профессор. – Крылатые ядерные ракеты средней дальности, Афганистан, бойкот Олимпиады в Москве и антисоветская пропаганда, которую развернули западные страны во главе с США. Все началось с малого, но потом понеслось как снежный ком с горы, достигая уровня сокрушительной лавины из лжи и эгоизма. Именно она сломала хребет СССР, а виной тому стал я, ваш покорный слуга, осмелившийся открыть портал, чтобы произвести впечатление на даму.

– Но отчего выдумаете, что все это сделали вы? Все началось с Чехословакии. А может даже, с войны во Вьетнаме. Объективные обстоятельства и предпосылки…

– Не спорьте, Геннадий, мне это доходчиво объяснили. Ни Вьетнам, ни «Пражская весна» не явились однозначным переломом. Все можно было исправить. И оно было исправлено! Визит Никсона в Москву, программа «Союз-Аполлон», Хельсинский договор… Но потом на Яве развезлись врата ада, и мир свернул не туда. Своим неосторожным поступком я нарушил хрупкое равновесие и изменил ход времен.

– Это сказали те, кто пришел к вам после публикации статьи о пурбе?

– Они были очень злы. Мелькнула даже трусливая мыслишка, что меня сейчас убьют.

– Неужто хранители столь кровожадны?!

Загоскин скривил рот на бок:

– Хранители рациональны – и это все, что нужно о них знать. Одно простое слово: рациональность! Никаких лишних телодвижений. Терпения им не занимать.

– Они вам угрожали?

– Как видите, я жив до сих пор, значит, моя кровь была им не нужна. Им хватило моих угрызений. И обещания, что я отныне буду молчать. Я молчал, да! Работал и молчал. Даже книгу написал так, что скрыл самое главное, запретное, о чем сто раз пожалел. Я даже сына не уберег! Мне бы поговорить с ним, объяснить вовремя, а я промолчал и упустил. Я исполнил все свои обязательства перед хранителями, но напоследок хочу вам все-таки сказать... чтобы вы знали… Я привез вас на Мадагаскар не потому, что этого требовал мой сын, чтобы вы там себе не воображали. Я действовал по их программе! Не вините Буди, пожалуйста! Он такое же слепое орудие, как и остальные. Не он в ответе за то, что произойдет.

– А что произойдет? О чем вы? – забеспокоился Геннадий.

– Я не знаю. Просто чувствую, что мы вплотную приблизились к своему финалу. Наш мир приблизился. Они говорили мне об этом много лет тому назад и, как ни странно, оказались правы во всем.

– Но кто они? Это мерувиты? Или тибетские ламы? Или жители таинственной Шамбалы?

– Какая разница, как их назвать. Все сбылось. Воплотилось то, что написано в их древних свитках. Они знали! Предвидели… И сейчас, я уверен, их последнее пророчество тоже сбудется. Мы соберем Триаду из Зеркала, Ножа и Чаши и пустим время течь по новому руслу. Заполним новую матрицу. Я не доживу, не увижу, но так будет.

– Что вы такое говорите! – возмутился Геннадий. – Помирать собрались?

Но Загоскин отмахнулся:

– Уже можно сказать! Судьбу-Винтану не перехитришь. Но вы мне симпатичны, Геннадий. Вы – искренний человек, в отличие от многих. Позвольте дать вам совет. – Он поднял руку с зажатой в ней клюкой и ткнул ей в сторону стоящего у лодок Соловьева: - Держитесь этого разбойника! Обязательно держитесь за него, потому что Соловей здесь неслучайно. Я к нему давно присматриваюсь. Непростой он. Поток несет его, крутит-вертит, а он всегда выплывает, всегда держит голову на поверхности. Возможно, единственный из всех, потому что он – хранитель равновесия между эгоизмом отдельного человека и жестоким равнодушием вселенной. Он и к Миле Москалевой прикипел неспроста. Девочка сейчас в его руках вместе с будущим этой Вселенной.

Белоконев изумленно захлопал глазами:

– Такой панегирик в его честь! Вы серьезно?

– Серьезней не бывает. Держитесь за него! Соловей всегда выбирает правильную сторону. Инстинктивно. С ним не промахнетесь.

К ним подошел Михаил Загоскин:

– Простите, но пора по местам, если вы желаете попасть в пещеру. Или ты передумал, папа? Было бы неплохо.

– Нет, я плыву со всеми!

Больше не взглянув на Белоконева ни разу, профессор заковылял, тяжело опираясь на трость. Ему приходилось внимательно всматриваться в землю, выбирая место, куда приткнуть свою подпорку, чтобы та не соскользнула на влажных камнях, притаившихся в траве.

Миша неловко поддерживал отца за локоть.

Геннадий немного понаблюдал за ними, ощущая, как внутри разливается нехорошая волна. Старый чудак сумел-таки сбить его с настроя и подпортить настроение. Это было весьма некстати!

– Гена, иди сюда, я тебе местечко держу! – окликнул его Грач из ближайшего к нему, третьего по счету «Тетиса», наполовину еще лежащего на берегу.

Белоконев встряхнулся и заспешил на зов. Спустя минуту он уже неуклюже перебирался через надувные борта, стремясь поскорей приземлиться на широкой скамейке по центру. Лезть пришлось мимо других пассажиров, которые мешали ему и которым мешал он своей нерасторопностью.

Вик Соловьев, готовившийся подтолкнуть лодку, подал ему руку:

– Держитесь, а то свалитесь! – произнес он.

«Держитесь за него» - эхом всколыхнулся в памяти совет Загоскина.

– Спасибо, – сдавленно сказал Белоконев. – Непременно!

– Теперь все в сборе? – спросил Гогадзе. – Отчаливаем!

Соловьев вместе с майором дружно навалились на борта. «Тетис» заскрипел днищем и пошел вперед, падая в теплые объятия безымянной реки. Мужчины запрыгнули внутрь, не намочив ног.