Вернуться в Антарктиду

Пат пожала плечами:

– Разве это важно? Вопросы, интересные контрразведке, не относятся к физике пространств. Нам некогда думать еще и об этом. Это вообще не наша забота, Ваня!

– Отнюдь. Если мы желаем выстраивать портал на Крозе, мы должны понимать, что там происходит. В условиях, когда прямая связь отсутствует и даже Адель неспособна найти Громова, чтобы поговорить с ним, только Вещий Лис способен прояснить нам этот вопрос.

– Это параллельная реальность. Наш Виталий Лисица не имеет к ней отношения.

– Я знаю. Но он способен предположить.

– Что вам известно об этом Тимуре? – спросила Пат после непродолжительного молчания.

– Немногое, - вздохнул Демидов-Ланской. – Он расследовал деятельность «Прозерпины» на Кергелене, но в нашем мире погиб. Однако недавно Лис получил от него сообщение. Оно пришло к нему сложным путем из параллельного пространства. Лис сомневался, что так бывает, но я ему объяснил. Он хотел просить тебя о помощи, хотел расспросить Аделин, но в тот день ты была настроена категорично.

Пат хмыкнула. Ее мнение с тех пор не изменилось.

– Простите, что вмешиваюсь, - вдруг заговорила Лилия Чебышева. – Я не хотела подслушивать, но вы говорили без стеснения. В общем, я подумала, что Виталий Федорович пытался узнать о судьбе Тимура Борецкого.

– Вы были знакомы? – заинтересовался Демидов-Ланской.

– Мы встречались однажды в кабинете у Виталия Федоровича. Борецкий отобрал мою кандидатуру в свою группу, но что-то, видимо, не срослось. Он отправился на Кергелен в одиночку и уже не вернулся оттуда. А меня потом Виталий Федорович определил в вашу команду, когда встал вопрос о посещении южно-корейского парка с монументом Сокгён.

– Ясно, - сказала Пат. – Считайте, что вы меня убедили. Я подумаю, что написать генералу.

Остаток пути они проделали в тишине. Демидов-Ланской достал планшет и пытался на нем что-то писать, невзирая на тряску. Адель дремала, привалившись к Лиле. Та глядела в окно.

Дорога на Туамасину вилась среди рисовых полей, небольших рощиц и деревенек. Изредка попадались остатки девственного джунглей, мелкие журчащие речки и спокойные озера, где местные жители ловили рыбу, но в основном вдоль шоссе стлались буйные заросли савуки, выросшей на месте дождевых лесов, изведенных в результате беспечной хозяйственности. Сухая и пыльная трава, приникшая к земле, уступила место высокой, наливной и ярко-зеленой. Появились пальмы и гигантские веера равеналы, похожие на распушенный павлиний хвост.

Деревни стали встречаться все чаще. Красно-коричневые мазанки народа мерина, обычные для центральных областей, сменились деревянными мышиного цвета хижинами бетсимисараков. На низких изгородях висели для продажи тяжелые связки бананов.

Местность то повышалась, то снова бежала под уклон. Делая крутые виражи, дорога кружила промеж низких холмов, приобрётших остро-коническую форму. Камни, выпавшие из раздолбанного асфальтового покрытия, немилосердно барабанили по днищам автомобилей, хотя водители и старались объезжать каждую рытвину.

На чистом небе стали появляться облака: сначала белоснежно-чистые, словно их только что постирали, потом – темные, мрачно-серые, напитанные морской влагой. Когда подъезжали к Туамасине, пошел дождь, который все крепчал и крепчал, и вскоре город скрылся от любопытных взглядов за стеной отвесно падающей воды.

Переночевав в заранее выбранном отеле, утром они продолжили путь к паромной переправе в Суаньерано-Ивонго. После дождя дорогу развезло, потому что местами, как оказалось, сообщение между городами на побережье шло по обычной грунтовке. «Хаммеры» проехали, но им не раз пришлось объезжать по раскисшей обочине застрявших в грязи по самую крышу менее везучих попутчиков. Несчастные 160 километров они преодолевали 6 часов, но, к великой радости, все-таки успели к дневному парому. Еще полтора часа пришлось провести на широкой палубе кораблика, которого не успокоившиеся после бури волны швыряли как щепку, и потом еще один час в порту Анкарены, чтобы подкрепиться перед финальным броском. Наконец, насладившись ездой на по-европейскому хорошей автостраде, ведущей от пристани к туристическому комплексу, группа Патрисии прибыла по назначению.

Комплекс носил название «Адам Балдридж» - в честь самого первого пирата, обосновавшегося в здешних местах. У входа в главное здание стояла бронзовая статуя типичного морского разбойника: в треуголке, камзоле, со шпагой на боку и попугаем на плече. У ног его лежал огромный якорь.

Территория комплекса сразу покорила их экзотическими видами на пролив и тишиной, нарушаемой лишь пением птиц.

– Если есть на свете рай, то это здесь, - произнес банальность Мухин, - видел, конечно, фотки в интернете, но реальность превзошла ожидания. Мне охота чилить (*расслабляться) от одного только вида того гамака, натянутого между пальм.

– Остаток дня отдыхаем и приводим себя в порядок, - постановила Пат, которая тоже прониклась соблазнительными пейзажами. – Работать будем тоже завтра.

– Отлично, значит – свобода! – завопил Кир и помчался на берег, побросав свои вещи прямо у входа в отведенное ему на пару с Грачом бунгало.

– Можно искупаться? – спросила Чебышева, глядя вслед неугомонному Мухину.

– Почему бы и нет? – Пат пожала плечами. – И если вы подождете нас с Аделин четверть часа, то мы с удовольствием составим вам компанию.

…Кроваво-красный диск солнца медленно уходил за мрачнеющие на глазах от быстро сгущающихся сумерек пальмовый частокол. Аккуратные парковые заросли под натиском вечера присмирели, поутихли, но стоило закату дотлеть, мгновенно ожили. Получеловеческие вопли лемуров, звон цикад и многоголосье птиц разорвали тишину, и припозднившиеся купальщики шагали к своим бунгало под какофонию ночных обитателей, знакомую им, впрочем, по ночевкам в горах. В неярком свете уличных светильников роились крупные мадагаскарские бабочки.

– Не проспите, - строго сказала Пат Мухину и Чебышевой, стоявшим под одним из таких фонарей и завороженно наблюдавшим за танцем неосторожных мотыльков. – Я жду вас ровно в восемь у себя сразу после завтрака.

– Будем как штык! – откликнулся Кир, дурашливо козыряя. – Приятных вам снов, мадам и мадмузеаль!

– Bonne nuit, Kir et Lili! (*Спокойно ночи, Кир и Лили, франц) – пожелала ему Адель.

А Лиля промолчала. Патрисия видела, что девушка смущена. Она не ждала, что кто-то увидит ее в компании молодого человека, и потому вспыхнула и занервничала. Чебышева старалась показать себя несгибаемой и начисто лишенной эмоций, но Пат лучше кого бы то ни было понимала, насколько это нелегкий и неблагодарный образ. Да и молодость всегда берет свое. Чтобы не приводить лейтенанта в еще большее замешательство, она отвернулась и, величественно ступая, поднялась по ступенькам в свое бунгало.

– Мамочка, - тихо произнесла Адель, не выпускавшая все это время ее руку из своей, - так хорошо, что мы приехали сюда! Не волнуйся, чтобы потом не случилось, ты выиграешь.

Пат очень хотелось верить, что все именно так и будет.

(Сноска: * Фридмоны – математический образ замкнутого на себя мира, разработанных советским физиком-теоретиком академиком Моисеем Марковым и названных в честь математика А. Фридмана, впервые указавшего на возможность их существования. Полностью замкнутый мир, фридмон, никак не проявляет себя вовне и снаружи представляет собой для стороннего наблюдателя нечто, не имеющее ни размеров, ни массы, ни электрического заряда. Из этой теории следует, что любая элементарная частица в принципе может оказаться входом в иные миры. Проникнув через ее поверхность, мы можем очутиться в иной Вселенной с трудновообразимым содержимым, причудливыми галактиками, населенными странными цивилизациями. Оглянувшись же назад, мы бы увидели, что наша родная Вселенная сжалась до микроскопических размеров. Если бы мы захотели вернуться назад, то пришлось бы снова проделать весь путь по коридору между мирами. Путешествуя по различным фридмонам, мы встречали бы каждый раз новую реальность, однако их содержимое может быть и более скромным: например, содержать в себе одну лишь галактику, звезду, планету, город… Интересно, что такие путешествия могли бы привести не только к перемещениям в пространстве, но и к перемещениям во времени на ограниченных отрезках.