Вильсон Мякинная голова

Томъ поднялся съ колнъ и смиренно проговорилъ:

— Теперь, Рокси, не наказывай меня больше. Признаюсь, что я заслужилъ наказаніе, но будь такъ добра и удовлетворись тмъ, что я на колняхъ просилъ у тебя прощенія. Не ходи къ дяд, а разскажи мн самому все, что теб извстно. Я охотно заплачу теб пять долларовъ.

— Я въ этомъ вполн уврена и знаю, что вы на этомъ не остановитесь. Но всетаки здсь я вамъ ничего не стану разсказывать…

— Праведный Боже, что же это такое?

— Боитесь вы Заколдованнаго дома?

— Н… нтъ, — отвчаетъ Томъ.

— Тогда, значитъ, приходите сегодня вечеромъ часовъ въ десять или одиннадцать въ Заколдованный домъ. Крыльцо тамъ обвалилось, но вы найдете приставную лсенку, по которой можете вскарабкаться во мн въ гости. Я живу теперь въ Заколдованномъ дом, такъ какъ не могу пока обзавестись никакимъ другимъ гнздышкомъ.

Роксана снова направилась въ дверямъ, но остановилась и сказала:

— Давайте же мн вашъ долларъ!

Поглядвъ на банковый билетъ, переданный ей Томомъ, она добавила:

— Гм… почти такая же бумажонка, какъ т, что выпускалъ лопнувшій теперь банкъ!

Дойдя уже до порога, она опять остановилась и спросила:

— Водка у васъ есть?

— Немножко найдется.

— Сбгайте за нею!

Онъ поспшно побжалъ наверхъ въ свою комнату и вернулся оттуда съ бутылкою, изъ которой было отпито всего лишь около трети. Откупоривъ бутылку, Рокси хлебнула изъ нея изрядный глоточекъ, посл чего глаза ея просіяли отъ удовольствія. Спрятавъ бутылку у себя подъ шалью, она объявила:

— Водка эта очень хороша! Я беру ее съ собою.

Томъ смиренно растворилъ двери и Роксана вышла изъ нихъ, съ суровой величественной осанкой, которой могъ бы позавидовать любой гренадеръ.

ГЛАВА IX

«Почему именно люди радуются на родинахъ и скорбятъ на похоронахъ? — Потому что въ обоихъ случаяхъ дло идетъ не о нихъ самихъ».

Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы.

«Человкъ, настроенный пессимистически, можетъ отыскать въ чемъ угодно дурную сторону. Одинъ почтенный человкъ, желая найти во что бы то ни стало какую-либо погршность въ доставленномъ ему каменномъ угл, жаловался, что на доисторическихъ деревьяхъ, изъ которыхъ образовался этотъ уголь, прыгали въ допотопныя времена слишкомъ уже мерзкія жабы.

Изъ того же календаря.

По уход Роксаны Томъ бросился на диванъ, охвативъ обими руками голову, и оперся локтями на колни. Отъ сильнаго прилива крови у него стучало въ вискахъ. Машинально раскачиваясь взадъ и впередъ, онъ стовалъ вполголоса:

— Вотъ до чего я дожилъ! Мн пришлось стоять на колняхъ передъ подлою негритянкой! Я думалъ, что мн довелось уже передъ тмъ извдать самую глубь позора, возможнаго для человка, но теперь убдился, что все это были только одни лишь цвточки… Остается, впрочемъ, еще одно утшеніе: на этотъ разъ я, безъ сомннія, дошелъ уже до самаго дна. Хуже того, что я перенесъ, не можетъ, наврное, и случиться.

Заключеніе это оказалось, однако, ошибочнымъ и слишкомъ поспшнымъ.

Въ тотъ самый вечеръ, часовъ въ десять, блдный, истомленный и какъ нельзя боле несчастный Томъ вскарабкался по лстниц въ сни Заколдованнаго дома. Роксана стояла въ дверяхъ одной изъ комнатъ, выходившихъ въ эти сни, и ждала гостя, шаги котораго слышала еще издалека.

За нсколько лтъ передъ тмъ этотъ двухъэтажный бревенчатый домъ прослылъ заколдованнымъ. Утверждали, будто туда заглядываютъ привиднія. Это обстоятельство само по себ оказалось вполн достаточнымъ для того, чтобы означенное зданіе немедленно же утратило всякую цнность. Никто не хотлъ пользоваться имъ для жилья или хотя бы даже близко подходить къ нему въ ночное время. Большинство старалось, впрочемъ, даже и днемъ держаться отъ него какъ можно дальше. За отсутствіемъ конкуррентовъ домъ такъ-таки и назывался Заколдованнымъ. Онъ давно уже стоялъ заброшеннымъ и мало-по-малу приходилъ въ разрушеніе. Онъ стоялъ на самой окраин города, шагахъ въ пятистахъ отъ дома Вильсона Мякинной Головы, отъ котораго отдлялся незастроенными участками.

Томъ вошелъ слдомъ за Роксаной въ комнату. Тамъ въ одномъ углу лежала охапка чистой соломы, приготовленной для того, чтобы служить постелью; на стн висла кое-какая дешевенькая, но содержавшаяся въ порядк одеженка; жестяной фонарь разбрасывалъ по полу яркія пятнышки свта, кое-гд стояли опрокинутые на бокъ яшички отъ мыла и свчей, заступавшіе мсто стула. Когда гость и хозяйка оба услись, Рокси сказала:

— Ну, вокъ и прекрасно. Я разскажу вамъ теперь всю подноготную, не требуя съ васъ денегъ впередъ. Сейчасъ он мн не нужны, а что слдуетъ, я непремнно получу и потомъ. Какъ вы, думаете, сударь: что именно я вамъ сейчасъ разскажу?

— Почему я могу знать? Голубушка Рокси, не томи меня напрасно! Скажи сразу и напрямикъ, что удалось теб узнать про мои кутежи и разныя другія дурачества?

— Нтъ-съ, сударь, дло идетъ тутъ не о какихъ-нибудь кутежахъ и дурачествахъ! Все, что вы предполагаете, чистые пустяки сравнительно съ тмъ, что мн извстно. Томъ вытаращилъ на нее глаза и возразилъ:

— Не понимаю, Рокси, что ты хочешь этимъ сказать?

Она встала и, глядя на него съ грознымъ величественнымъ видомъ карающей Судьбы, объявила:

— Я хочу сказать вамъ сущую божескую правду. Вы въ такой же степени родственникъ старому барину Дрисколлю, въ какой я ему могу приходиться сродни! Вотъ это-то именно я и хотла вамъ сказать! — добавила она, причемъ ея глаза вспыхнули торжествующимъ пламенемъ.

— Что… что такое?

— То самое, что я вамъ сейчасъ сказала, и при томъ еще далеко не все! Знайте, что вы негръ! Негръ и невольникъ отъ рожденія! Вы и теперь не что иное, какъ негръ и невольникъ! Стоитъ мн только открыть ротъ, чтобы старый баринъ Дрисколль продалъ васъ куда-нибудь на плантаціи въ низовья Миссисипи, прежде чмъ вамъ удастся стать на два дня старше, чмъ вы теперь.

— Все это наглая ложь, выдуманная тобою, мерзкая, подлая пустомеля!

— Ну, нтъ, это вовсе не ложь, это сущая правда! Клянусь Богомъ, что я ни на волосъ не отступаю отъ истины. Да, сударь, вы мой сынъ!

— Ахъ, ты чертовка!

— А этотъ бдный парень, котораго вы изволили сегодня избить и выгнать пинками изъ комнаты, родной сынъ Перси Дрисколля и слдовательно вашъ баринъ…

— Ахъ, ты скотина негодная!

— Его настоящее имя Томасъ Дрисколль; вы же прозываетесь «Valet de chambre». Фамиліи у васъ нтъ никакой, такъ какъ неграмъ она не полагается!

Разъяренный Томъ вскочилъ и, схвативъ громадное полно, занесъ его надъ головой неожиданно отыскавшейся матери. Она только разсмялась надъ этой выходкой и сказала:

— Кушь, щенокъ! Садись и сиди смирно! Ужь не воображаешь ли ты, что могъ бы и въ самомъ дл меня убить? Ты, другъ мой, не изъ таковскихъ, чтобы у тебя хватило духа убить человка, который смотритъ теб въ глаза! Иное дло, если бы ты могъ выстрлить мн какъ-нибудь въ спину, исподтишка, сзади. На это разумется, тебя хватитъ, если представится благопріятный случай, но я, голубчикъ не намрена умирать отъ твоей руки, а потому заране приняла мры, чтобы отвадить тебя отъ такихъ попытокъ. Все что я теб разсказала, изложено у меня письменно и отдано на сохраненіе въ надежныя руки. Человкъ, у котораго находится этотъ документъ, будетъ знать изъ сдланной тамъ приписки, кого именно надлежитъ ему обвинять въ моей смерти, если я паче чаянія окажусь убитой. Если ты думаешь, голубчикъ, что твоя мать на столько же глупа, какъ и ты самъ, то очень ошибаешься, смю тебя въ этомъ уврить! Совтую теб теперь сидть смирно, вести себя благопристойно и не вставать съ мста до тхъ поръ, пока я не дамъ теб на это дозволенія.