Вильсон Мякинная голова

— Скажите мн, Пемброкъ, что онъ совралъ и что все это ложь и чепуха.

Нельзя было упрекнуть ни въ малйшей слабости могучій басъ, отвтившій ему:

— Вы, старый дружище, такъ же хорошо, какъ и я самъ, знаете, что это наглая ложь. Предки его принадлежали вдь къ лучшимъ старо-виргинскимъ семьямъ.

— Да благословитъ васъ Богъ за это слова! — воскликнулъ престарлый джентльмэнъ съ выраженіемъ самой пламенной благодарности. — Ахъ, Пемброкъ, какимъ тяжкимъ ударомъ было бы для меня это!

Видя своего пріятеля до такой степени разстроеннымъ, Говардъ не ршился его покинуть. Онъ не только проводилъ судью до дому, но и зашелъ туда вмст съ нимъ. Къ тому времени уже стемнло, такъ что давно слдовало бы садиться за ужинъ, но судь было теперь не до ужина. Ему хотлось слышать какъ будетъ опровергнута сплетня самимъ Томомъ и притомъ опровергнута въ присутствіи Говарда. Онъ тотчасъ послалъ за племянникомъ, который немедленно къ нему и явился. Томъ казался сильно помятымъ, немножко прихрамывалъ и вообще имлъ видъ не особенно авантажный. Дядя усадилъ его въ кресло и сказалъ:

— Мы кое-что слышали, голубчикъ, про твое приключеніе, которое, ради краснаго словца, разсказчикъ сдобрилъ еще великолпнйшей ложью. Я убжденъ, что ты сразу же развешь ее, мельчайшую пыль. Какія мры приняты тобой и въ какомъ положеніи стоитъ теперь дло?

— Оно не стоитъ теперь ни въ какомъ положеніи, такъ какъ благополучно уже улажено! — отвчалъ Томъ съ наивностью новорожденнаго ребенка. — Я вызвалъ негодяя Луиджи въ судъ и добился обвинительнаго приговора. Мякинная Голова защищалъ Луиджи. Это было первое дло, которое Вильсонъ велъ въ суд, и онъ всетаки его проворонилъ. Судья приговорилъ негоднаго итальянца къ штрафу въ пять долларовъ за буйство и оскорбленіе дйствіемъ.

При первыхъ же словахъ Тома, Говардъ и судья, не давая себ отчета, почему именно они это длаютъ, вскочили а затмъ принялись съ какимъ-то недоумніемъ поглядывать другъ на друга. Говардъ постоялъ съ минутку и, печально опустился опять на стулъ не промолвивъ ни слова. Гнвъ и негодованіе у судьи разгорались все съ большею силой и, наконецъ, выразились цлымъ потокомъ брани и укоризнъ:

— Ахъ ты, поганый щенокъ! Ахъ ты несчастная тварь! — Неужели родной мой племянникъ могъ оказаться такимъ подлецомъ и мерзавцемъ, что обратился къ суду съ жалобой на то, что его поколотили? — Отвчай же мн, чортъ возьми!

Томъ понурилъ голову и отвтилъ лишь краснорчивымъ молчаніемъ. Дядя глядлъ на него вытаращивъ глаза, съ выраженіемъ, въ которомъ изумленіе, стыдъ и недовріе сливались въ одно, до чрезвычайности грустное, цлое. Помолчавъ еще немного, онъ спросилъ:

— Который же это былъ изъ близнецовъ?

— Графъ Луиджи.

— Вызывалъ ты его на дуэдь?

— Н…нтъ! — неувренно отвтилъ Томъ, страшно поблднвъ.

— Ты пошлешь ему вызовъ сегодня же вечеромъ. Говардъ будетъ твоимъ секундантомъ.

Тому чуть не сдлалось дурно и онъ былъ не въ силахъ скрывать охватившее его чувства страха. Бдняга молча вертлъ въ рукахъ свою шляпу, а дядя глядлъ на него все грозне, по мр того, какъ одна мучительная секунда уходила за другой. Подъ конецъ Томъ проговорилъ прерывающимся жалобнымъ голосомъ:

— Пожалуйста, дядюшка, не требуйте этого отъ меня! Онъ такой дьяволъ, которому ровнехонько ничего не стоитъ убить человка… Я никогда бы не ршился… Я… его боюсь!

Ротъ старика трижды открывался и опять закрывался, прежде чмъ ему удалось издать какой-либо звукъ. Затмъ, однако, слова вырвались изъ, него бурнымъ потокомъ.

— Въ семь моей значитъ оказывается трусъ! — Дрисколль и трусъ! — Что же такое я сдлалъ, чтобъ заслужить такое безчестіе?

Старикъ подошелъ шатаясь, къ письменному столу, стоявшему въ углу, причемъ повторялъ отъ времени до времени раздирающимъ душу голосомъ: «Чмъ-же, чмъ заслужилъ я это»? Онъ вынулъ изъ ящика исиисанный листъ гербовой бумаги, медленно разорвалъ его на клочки и принялся какъ-то машинально разбрасывать ихъ по комнат, по которой ходилъ взадъ и впередъ, все еще продолжая стовать и жаловаться, а подъ конецъ сказалъ Тому:

— Вотъ я опять изорвалъ мое завщаніе. Ты, подлый сынъ благороднаго отца, вторично заставилъ меня лишить тебя наслдства. Прочь съ моихъ глазъ! Уходи скоре, пока я еще не плюнулъ теб въ лицо!

Молодой человкъ, не мшкая, удалился. Тогда судья, обращаясь къ Говарду, спросилъ:

— Вы, старый дружище, надюсь, согласны быть моимъ секундантомъ?

— Разумется.

— Вотъ вамъ перо и бумага: напишите ему отъ моего имени вызовъ и передайте его немедленно же.

— Черезъ четверть часа онъ будетъ переданъ графу въ собственныя руки! — торжественно объявилъ Говардъ.

На сердц у Тома было очень тяжело. Утративъ наслдство и всякое уваженіе къ себ самому, онъ одновременно съ этимъ лишился также и аппетита. Молодой человкъ ушелъ не поужинавши изъ дому своего дяди съ задняго хода и машинально направился по темному переулку къ Заколдованному дому. Погрузившись въ грустныя думы, онъ спрашивалъ себя, въ состояніи ли будетъ даже самое примрнымъ и благоразумнымъ поведеніемъ въ будущемъ вернуть себ расположеніе дяди настолько, чтобы старикъ согласился возобновить великодушное завщаніе, которое только-что уничтожилъ теперь въ порыв негодованія. По долгомъ размышленіи, Томъ ршилъ, что это можетъ случиться съ теченіемъ врамени. Однажды вдь удалось же ему добиться помилованія, а то что удалось однажды, можетъ удасться вдь и другой разъ. Во всякомъ случа, онъ постарается войти опять въ милость у дяди. Онъ употребитъ всю свою энергію на разршеніе этой задачи и непремнно достигнетъ цли, если бы даже пришлось пожертвовать для этого завтными своими привычками къ легкомыслію и безшабашной разнузданности. Томъ разсуждалъ:

«Выручкой за то, что мн удалось раздобыть у болвановъ, отправившихся на поклонъ къ проклятымъ проходимцамъ, я прежде всего уплачу свои карточные долги, а тогда забастую и не стану больше дотрогиваться до картъ. Увлеченіе азартными играми оказывается въ моемъ положеніи худшимъ изъ всхъ пороковъ, такъ какъ, изъ-за нетерпливости кредиторовъ, меня, въ случа проигрыша, сейчасъ же могутъ уличить. Судья счелъ слишкомъ убыточной для себя уплату проигранныхъ мною двухъ сотъ долларовъ. Разв можно было признать такую пустячную затрату разорительной? Вотъ теперь онъ, разорвавъ свое завщаніе, дйствительно нанесетъ мн серьезный убытокъ въ томъ случа, если вздумаетъ умереть раньше, чмъ напишетъ новое завщаніе въ мою пользу. Понятно, что онъ объ этомъ даже и не подумалъ. Многіе поди имютъ привычку односторонне глядть на дло и видть только то, что согласуется съ ихъ собственными воззрніями. Впрочемъ еслибъ старикъ узналъ сколько долговъ усплъ я на себя накатать, онъ даже и безъ этой дуэли швырнулъ бы завщаніе въ печку. Триста долларовъ, шутка сказать! Счастье еще, что ему не доведется услышать объ этомъ долг. Стоитъ только уплатить эти триста долларовъ и дло будетъ въ шляп, такъ какъ я посл того ни за что въ свт не дотронусь до картъ. Клянусь, что я не возьму ихъ въ руки, по крайней мр, пока судья будетъ въ живыхъ! Знаю, что теперь мн въ послдній уже разъ представляется случай вернуть себ его благоволеніе. Теперь мн еще это удастся, но если я потомъ когда-нибудь позволю себ вздумаю хоть въ чемъ-либо проштрафиться, тогда уже пиши пропало.

ГЛАВА XIII

«Размышляя о томъ, сколько знакомыхъ людей, крайне непріятныхъ въ обращеніи, переселились въ лучшій міръ, невольно чувствуешь расположеніе вести себя такъ, чтобъ не пришлось встрчаться съ ними въ будущей жизни».

Изъ календаря Вильсона Мякинной Головы.

«Октябрь — это одинъ изъ самыгь опасныхъ мсяцевъ для спекуляцій съ процентными бумагами. Другими, столь же опасными мсяцами, слдуетъ признать: іюль, январь, сентябрь, апрль, ноябрь, май, мартъ, іюнь, декабрь, августъ и февраль.

Изъ того же календаря.