Вильсон Мякинная голова

— Все это одн только отговорки. Я тебя знаю и ни за что не поврю, чтобъ ты въ это мгновеніе думалъ о себ самомъ! — сказалъ Анджело. — Я храню у себя кинжалъ, которымъ Луиджи убилъ злодя, покушавшагося на мою жизнь и какъ-нибудь покажу его вамъ. Кинжалъ этотъ сталъ посл того для меня особенно дорогимъ. Впрочемъ, онъ имлъ уже и передъ тмъ свою собственную исторію, которая и сама по себ представляется довольно интересною. Онъ былъ подаренъ моему брату могущественнымъ индйскимъ державцемъ Гайковаромъ Бородскимъ, семь котораго принадлежалъ въ теченіе двухъ или трехъ столтій. Имъ было убито изрядное число людей, почему-либо не нравившихся Гайковару и знаменитымъ его предкамъ. На взглядъ онъ не представляетъ ничего особеннаго, кром того разв, что по наружности не похожъ на другіе ножи и кинжалы и т. п. Я сію минуту изображу вамъ его на бумаг. — Анджело взялъ листъ бумаги и, набросавъ нсколькими, штрихами фигуру восточнаго кинжала, продолжалъ: — Какъ видите, онъ обладаетъ широкимъ клинкомъ съ острыми, какъ бритва, лезвіями, на которомъ вырзаны вензеля или же имена длиннаго ряда его владльцевъ. Я самъ распорядился вырзать на немъ латинскими буквами имя Луиджи съ нашимъ гербомъ. Обратите вниманіе на замчательную рукоять этого кинжала. Она изъ цльнаго куска слоновой кости, отшлифованнаго какъ зеркало, толщиною приблизительно въ человческую руку, съ плоско запиленнымъ верхнимъ концомъ для того, чтобъ въ него удобне было опираться большимъ пальцемъ. Кинжалъ надлежитъ держать именно такъ, чтобъ большой палецъ упирался въ верхній конецъ рукояти и затмъ наносить ударъ сверху внизъ. Передавая кинжалъ Луиджи, Гайковаръ показалъ намъ, какимъ именно образомъ слдуетъ его употреблять. Въ ту же самую почь Луиджи пришлось воспользоваться этимъ урокомъ, и у Гайковара оказалось однимъ подданнымъ мене. Ножны кинжала великолпно украшены драгоцнными цвтными каменьями. Вы, безъ сомннія, найдете эти ножны гораздо интересне самого кинжала.

Томъ замтилъ про себя:

— Какое счастье, что я сюда зашелъ! Я продалъ бы этотъ кинжалъ за ничтожную сумму, такъ какъ считалъ эти драгоцнные каменья цвтными стеклышками.

— Продолжайте вашъ разсказъ, — попросилъ Вильсонъ. — Вамъ не зачмъ прибгать къ паузамъ. Наше любопытство и безъ того достаточно возбуждено; мы желаемъ знать, при какихъ именно обстоятельствахъ совершили вы смертоубійство? Потрудитесь повдать намъ это.

— Смю уврить, что во всемъ виноватъ былъ именно только кинжалъ. Ночью пробрался въ комнату, отведенную намъ во дворц, одинъ изъ туземныхъ служителей Гайковара, съ намреніемъ насъ убить и украсть подаренный намъ кинжалъ. Очевидно, его соблазняла значительная цнность самоцвтныхъ каменьевъ, украшавшихъ его ножны. Мы съ братомъ спали въ одной постели, и кинжалъ лежалъ у Луиджи подъ подушкой. Комната наша тускло освщалась едва мерцавшимъ ночникомъ. Я уже спалъ, а Луиджи еще бодрствовалъ, какъ вдругъ ему показалось въ полумрак, что кто-то подкрадывается къ постели. Луиджи вытащилъ кинжалъ изъ ноженъ и оказался немедленно же готовымъ употребить его въ дло въ случа надобности. Необходимо замтить, что погода была теплая, а потому мы спали безъ простынь и безъ одялъ. Туземецъ, пробиравшійся ползкомъ, очутился уже у самой постели, нагнулся надо мной и занесъ правую руку, вооруженную большимъ ножомъ, собираясь всадить этотъ ножъ мн прямо въ горло. Луиджи поймалъ однако, убійцу за руку, пригнулъ его внизъ и всадилъ ему въ шею кинжалъ по самую рукоять. Вотъ вамъ и весь сказъ.

Вильсонъ и Томъ оба глубоко вздохнули. Посл того завязался общій разговоръ по поводу этого трагическаго приключенія, а затмъ Вильсонъ, взявъ руку Тома въ свою, сказалъ:

— Представьте себ, Томъ, что я ни разу еще до сихъ поръ не имлъ случая полюбоваться вашими ладонями. Возможно, что въ вашей жизни бывали тоже событія подозрительнаго свойства, относительно которыхъ… Что же это такое?

Томъ поспшно вырвалъ у него свою руку и казался не на шутку сконфуженнымъ.

— Представьте себ, онъ даже покраснлъ! — замтилъ Луиджи.

Томъ злобно взлянулъ на него изподлобья и ехидно возразилъ:

— Еслибъ я и покраснлъ, то во всякомъ случа не потому чтобы сознавалъ себя убійцей!

Смуглое лицо, Луиджи тотъ часъ же вспыхнуло, но прежде чмъ онъ усплъ, что-нибудь сказать или же сдлать какое-нибудь движеніе, встревоженный Томъ поспшно добавилъ:

— Прошу у васъ тысячу извиненій! Я вовсе не хотлъ такъ выразиться; это совершенно необдуманно сорвалось у меня съ языка и я самъ очень жалю о необдуманныхъ моихъ словахъ. Надюсь, что вы меня простите!

Вильсонъ явился къ нимъ обоимъ на выручку, стараясь по возможности загладить промахъ Тома. Ему это вполн удалось по отношенію къ близнецамъ, которыхъ не особенно обидло оскорбленіе, нанесенное Луиджи. Непріятне всего являлось для нихъ неблаговоспитанное обращеніе Тома съ Вильсономъ. Самому обидчику было несравненно трудне успокоиться. Томъ длалъ видъ, будто чувствуетъ себя прекрасно, и дйствительно не выказывалъ ни малйшаго смущенія. Въ глубин души, однако, онъ чувствовалъ сильнйшее раздраженіе противъ всхъ трехъ свидтелей глупой его выходки. Ему было до такой степени непріятно сознавать, что поставилъ себя въ необходимость униженно просить извиненія при свидтеляхъ, что онъ совершенно позабылъ негодовать на собственную свою безстактность. Тмъ не мене, случайное обстоятельство помогло ему вполн утшиться и оказалось почти въ состояніи вызвать у него опять чувство дружескаго доброжелательства, по крайней мр по отношенію къ знатнымъ чужеземцамъ. Дло въ томъ, что между близнецами обнаружилось изъ-за какихъ-то пустяковъ маленькое разногласіе, при обсужденіи котораго они вскор пришли въ очевидное раздраженіе другъ противъ друга. Это до того очаровало Тома и доставило ему такое искреннее удовольствіе, что онъ осторожно принялся подливать масла въ огонь и всячески усиливать существовавшее раздраженіе, длая видъ, будто руководствуется несравненно боле почтенными мотивами. Благодаря его содйствію, братья чуть не поссорились другъ съ другомъ. Если дло у нихъ не дошло до ссоры, то лишь потому, что споръ между близнецами былъ прерванъ внезапнымъ стукомъ въ дверь. Обстоятельство это, очень обидное для Тома, чрезвычайно обрадовало Вильсона, который немедленно же отправился отворять.

Постителемъ оказался добродушной, невжественный, энергическій мужчина среднихъ лтъ, ирландецъ Джонъ Бэкстонъ, большой охотникъ до политическихъ интригъ, принимавшій всегда самое дятельное участіе во всевозможныхъ общественныхъ длахъ. Одной изъ главнйшихъ злобъ дня на Даусоновой пристани оказывался тогда вопросъ о ром. Образовались дв партіи: за ромъ и противъ рома. Бэкстонъ агитировалъ въ пользу рома. Воротилы этой партіи послали его разыскать близнецовъ и пригласить ихъ на общую сходку ромовой партіи. Выполняя возложенное на него порученіе, онъ объяснилъ, что ромовики начали уже собираться въ большомъ зал надъ гостинымъ дворомъ. Луиджи принялъ это приглашеніе очень охотно, Анджело-же не столь охотно, талъ какъ онъ не долюбливалъ многолюдныхъ сходокъ и не пилъ крпкихъ спиртныхъ напитковъ, столь употребительныхъ въ Америк. Въ сущности онъ вовсе воздерживался отъ спиртныхъ напитковъ тамъ, гд это оказывалось для него возможнымъ.

Близнецы ушли вмст съ Бэкстономъ, а Томъ Дрисколль присоединился къ нимъ самопроизвольно, такъ какъ его никто не приглашалъ.

Издали уже бросалась въ глаза длинная колыхавшаяся линія зажженныхъ факеловъ, тянувшаяся сверху внизъ по главной городской улиц, откуда доносился глухой барабанный бой, бряцанье литавръ, визгливо завываніе нсколькихъ флейтъ и слабые отголоски отдаленныхъ ура. Хвостъ процессіи взбирался уже по лстниц верхняго этажа гостинаго двора, когда итальянскіе графы-близнецы еще только подходили къ этому зданію. Войдя въ залъ, они нашли его переполненнымъ людьми, факелами, дымомъ, шумомъ и восторженннымъ гамомъ. Близнецовъ, равно какъ и неразлучнаго съ ними Тома Дрисколля, Бэкстонъ провелъ на эстраду и сдалъ тамъ, среди бурныхъ привтственныхъ возгласовъ предсдателю сходки. Какъ только шумъ нсколько стихъ, предсдатель внесъ слдующую резолюцію: «Безатлогательно избрать знаменитыхъ гостей, путемъ торжественнаго привтствія, въ члены нашей достославной партіи, являющейся раемъ для свободолюбивыхъ и гибелью для рабовъ».

Эта краснорчивая резолюція снова открыла шлюзы шумной восторженности, причемъ братья-близнецы немедленно же оказались избранными съ самымъ трогательнымъ единодушіемъ въ члены ромовой партіи. Вслдъ за тмъ поднялась цлая буря возгласовъ:

— Смочить ихъ, смочить хорошенько! Пропустить имъ за галстухи!

Обоимъ братьямъ близнецамъ подали большія рюмки, до краевъ полныя водки. Луиджи поднялъ свою рюмку надъ головой, граціознымъ движеніемъ руки поклонился этой рюмкой всему собранію и поднесъ ее къ губамъ. Анджело, напротивъ того, поставилъ свою рюмку на столъ. Снова поднялись бурные крики:

— Отчего жь не пьетъ другой? Ужъ не собирается ли блондинъ намъ измнить? Потрудитесь объясниться!

Наведя требуемыя справки, предсдатель доложилъ:

— Мы, господа, сдлали прискорбный промахъ: оказывается, что графъ Анджело Капелли держится противоположныхъ намъ воззрній! Онъ вовсе не употребляетъ спиртныхъ напитковъ и не предполагалъ добиваться избранія въ члены нашей партіи, а потому желаетъ пересмотра своего избранія. Какъ угодно ршить на этотъ счетъ сходк?

Весь залъ огласился хохотомъ, къ которому въ достаточной доз примшивались свистки и мяуканье, но энергическое употребленіе предсдательскаго звонка возстановило подъ конецъ нчто врод спокойствія и порядка. Тогда, кто-то изъ толпы объявилъ, что хотя очень сожалетъ о сдланномъ промах, но считаетъ исправленіе его невозможнымъ въ ныншнее засданіе. По существующимъ обычаямъ, это можно сдлать лишь въ слдующее засданіе. Онъ не предлагаетъ никакой резолюціи, такъ какъ ея въ данномъ случа не требуется, но желалъ бы извиниться передъ джентльмэномъ отъ лица всего собранія и въ тоже время уврить джентльмена, что, поскольку это будетъ зависть отъ Сыновъ Свободы, они постараются сдлать временную принадлежность джентльмэна къ ихъ партіи для него пріятной.

Рчь эта была встрчена громкими рукоплесканіями и возгласами:

— Умно сказано! Что правда, то правда! Онъ хоть и не пьющій, а всетаки славный малый! Выпьемте за его здоровье! Провозгласимъ ему здравицу и осушимъ рюмки до дна.

Розданы были рюмки и вс на эстрад выпили за здоровье Анджело. Вся сходка тмъ временемъ ревла:

— Онъ веселый славный малый! За него пріятно пить! Онъ веселый славный малый! Многи лта ему жить!

Томъ Дрисколль тоже выпилъ здравицу, полагавшуюся по уставу. Это была вторая рюмка, такъ какъ онъ передъ тмъ усплъ уже осушить рюмку Анджело, въ то самое мгновеніе, когда непьющій графъ поставилъ ее на столъ. Дв рюмки крпчайшей водки привели его въ развеселое состояніе, граничившее почти съ невмняемостью. Онъ началъ принимать весьма оживленное и выдающееся участіе въ сходк, особенно же по части свистковъ, мяуканья и боле или мене остроумныхъ замчаній на рчи ораторовъ.

Предсдатель все еще стоялъ на эстрад вмст съ обоими графами Капелли. Необыкновенно близкое сходство между братьями-близнецами пробудило остроуміе Тома Дрисколля. Въ ту самую минуту когда предсдатель началъ говорить рчь, Томъ выступилъ въ свою очередь впередъ и, обращаясь къ присутствующимъ съ доврчивостью пьянаго парня, объявилъ:

— Ребята, я вношу предложеніе, чтобы онъ замолчалъ и предоставилъ слово этимъ…

Непечатное выраженіе, замненное здсь многоточіемъ произвело большой эффектъ и вызвало въ зал громкій взрывъ хохота.