Возлюби ближнего своего

Я сел, чтобы размять затекшую шею, после того как полчаса просидел, согнувшись над рисунком. Лейн стоял у стойки и просматривал записную книжку. Я как раз собирался предложить закрыть салон пораньше, поскольку все было тихо, когда он внимательно посмотрел на что-то в левой части книжки. Затем он закатил глаза и перевернул страницу с большей силой, чем это было необходимо.

– Что? – спросил я.

– Ничего, - пробормотал он.
– Я только что заметил, что у тебя назначена встреча на следующей неделе.

– И что?

Он сердито посмотрел на меня, но ничего не сказал. Типичное выражение Лейна, означающее читай между строк, придурок. Я мысленно прокрутил свое расписание на следующую неделю, пытаясь представить, что я буду делать…

Ой.

Я застонал и откинулся на спинку стула, отодвигая набросок, над которым работал.

– Чувак, серьезно? Ты опять?
– Я был совсем не в настроении для этого дерьма. Особенно после того, как всю ночь думал о Даррене. Снова.

Он уставился на меня.

– Да, опять.

– Черт возьми, чувак. Нет никаких причин, по которым для меня должно быть проблемой работать с ним. Ты хоть представляешь, сколько твоих клиентов инфицированы ВИЧ или гепатитом С?

Он переступил с ноги на ногу.

– Никто из них не говорил...

– Ты заставляешь их приносить документы, подтверждающие недавние отрицательные результаты?

– Нет, - проворчал Лейн.
– Я не заставляю.

– Тогда кто сказал, что ты не обслуживаешь людей, у которых есть положительные результаты по одному из них?
– Я поднялся со стула.
– По крайней мере, я знаю, что этот парень позитивен.

– Да?
– Он наблюдал, как я встаю и пересекаю мастерскую, и сказал: - А я что-то не видел, чтобы ты, черт возьми, принимал дополнительные меры предосторожности, когда работаешь с ним.

Я приподнял бровь, затем наклонился, чтобы порыться в ящике в поисках карандашей.

– С ним я принимаю те же меры предосторожности, что и с любым другим чертовым клиентом, - я убрал карандаши и захлопнул ящик, - потому что я делаю татуировки всем своим клиентам, предполагая, что у них ВИЧ или гепатит. А ты нет?

– Конечно, я принимаю. Но это же...
– Он снова заерзал, скрестив руки на груди.

– Лейн, подумай вот о чем. Я делаю с ним то же самое, что и с любым другим клиентом.
– Я положил карандаши рядом с блокнотом для рисования и стал загибать пальцы.
– Я ношу перчатки. Я все дезинфицирую. Я использую новые стерильные чернильницы и свежие чернила, к которым никто не прикасался и никогда не будет использовано на других людях. Точно так же, как я бы поступил с любым другим человеком, потому что я предполагаю, как и ты должен предполагать, что любой, кто войдет в эту дверь, может быть позитивным.

– И все же, мне просто не по себе от того, что ходят слухи, что мы делаем татуировки позитивным людям.
– Он резко указал на мое рабочее место.
– Или что ты наносишь их тем же способом, что и всем остальным.

– Ты серьезно. Мы стерилизуем к чертовой матери все, что у нас есть, вопреки государственным нормам, а ты все еще хочешь, чтобы я купил целый набор оборудования только для этих клиентов.

– А что, если это опасно?

– Лейн.
– Я обвел жестом комнату вокруг нас.
– Где бы мы разместили дополнительное оборудование? Серьезно. Если бы у нас было свободное место, мы бы давным-давно пригласили еще одного художника.

– Мы не можем позволить себе нанять сюда дополнительного мастера, даже если бы у нас было место.

– То же самое и с оборудованием.

– Тебе не кажется, что это важнее...

– Я не собираюсь ходить вокруг да около, чувак. Если ты хочешь, чтобы я назначил ему время, когда тебя здесь не будет, я так и сделаю.
– Пробормотав, я добавил: - Не дай Бог, познакомить тебя с прокаженным.

Лейн проворчал что-то, чего я не понял, и, чтобы мы не поссорились из-за всего этого дорогостоящего оборудования, я не стал просить его повторить. Я устал от этого старого спора, и не было смысла затевать его снова. Это был один из немногих вопросов, по которым мы спорили, и возникал он нечасто. В остальном мы прекрасно сработались.

Я потер глаза. На днях мы уладим этот спор. Надеюсь, в таком месте, где этого не услышат наши клиенты.

Как раз в этот момент, к счастью, открылась входная дверь. Я взглянул на нее, а затем внимательно посмотрел.

В комнату неторопливо вошел парень, которому на вид было не больше шестнадцати. Губы проколоты, брови проколоты, волосы обесцвечены. Рубашка в стиле панк и рваные джинсы. Каждая подростковая морщинка на лице излучала его настрой.

Я постоянно видел здесь таких ребят, так что не из-за него я начал сомневаться.

– Что-то не так?
– Спросил Даррен, когда за ним захлопнулась дверь.

– Э-э, нет, я...
– Не ожидал увидеть тебя сегодня вечером. Я покачал головой и направился к стойке.
– Просто не ожидал тебя увидеть.
– И я не уверен, как мне дышать в твоем присутствии прямо сейчас.
– Как, э-э, татуировка, все еще заживает?

– На ощупь все нормально, - ответил он.
– Немного чешется.

– Это нормально.

– Да, так было написано на карточке. И вообще-то, я здесь из-за этой татуировки.
– Его взгляд метнулся к парню, которого он привел.
– Это Макс. Он увидел тату через мою футболку и теперь хочет такую же.

Я так резко повернул к нему голову, что чуть не сломал себе шею.

– И сколько ему лет?

Щеки Даррена слегка покраснели.

– Эм, шестнадцать.

У меня отвисла челюсть.

– Ты хочешь, чтобы я сделал татуировку парню, который...

– Он все равно сделает ее, - парировал Даррен.
– Я привел его сюда, потому что, по крайней мере, так я могу быть уверен, что он набьет ее в чистом, уважаемом месте.

Макс посмотрел на меня так, словно хотел спросить: Ну и что с того?

Я прищурился, глядя на Даррена.

– И ни в одном приличном заведении шестнадцатилетнему подростку не сделают татуировку без разрешения его родителей.

– Он эмансипирован. Ему не нужно разрешение родителей.

Я уронил голову на грудь.

– Ты меня просто убиваешь, Даррен.
– Я провел рукой по волосам.
– Господи. Он... он всего лишь ребенок!

– Я знаю. Прости. Знаю, что это ставит тебя в затруднительное положение.
– Он кивнул в сторону Макса.
– Но у него есть документы об эмансипации. По сути, он взрослый человек, а это значит, что ты не несешь ответственности за...