Возвышение падших

— Да всем уже известно, что не он, а ты правишь в этом дворце!

— Повелителю вы не можете выказать своё негодование, потому и явились ко мне. Знаете, что мне можно всё это высказать, не так ли? Если честно, вы и ваша судьба меня нисколько не интересуют. Выйдете вы замуж или нет, покинете Топ Капы или нет. У меня есть заботы и поважнее. Не думайте, что вы представляете для меня проблему, султанша.

— Ты рассуждаешь так, будто сама представляешь какую-то ценность, — горько усмехнулась Гюльрух. — Жаль, что многие жёны султана забывают своё прошлое. Титул госпожи, управляющей гарема, законной жены — всё ненастоящее. Не принадлежит тебе, как султаншам по крови, потому повелитель и может лишить тебя всего этого в одно мгновение. Ты забыла, но все остальные помнят. Ты — простая греческая рабыня. Артемисия. Дочь рыбака.

Эсен Султан не смогла остаться невозмутимой, и, тяжело задышав, ожесточилась лицом. Её серо-голубые глаза вспыхнули ответным негодованием.

— Моё имя — Эсен, султанша. Хасеки Эсен Султан. Если вы помните моё прошлое, то запомните и моё настоящее. Греческой рабыни Артемисии больше нет. Есть лишь я, Эсен.

— Ты права, — насмешливо протянула Гюльрух. — Всё, что у тебя есть — ты сама, Эсен. Кажется, ты решила идти путём Сейхан Султан, которая когда-то вознамерилась унизить всю османскую династию своими оскорблениями и глупыми рабскими амбициями. Пусть её нелёгкая судьба станет тебе уроком.

— Я нисколько не хочу вас задеть, султанша, но я иду своим путём. Всё, что я имею, даровал мне повелитель. Даровал потому, что у меня, кроме себя самой, есть ещё кое-что важное. Любовь. Я люблю повелителя, как и он любит меня. Мой путь — любовь.

Гюльрух рассмеялась так издевательски, что Эсен непроизвольно смутилась и порозовела.

— У рабынь не бывает любви. Только надежды и мечты, которые они путают с любовью, зная, что исполнить их может только повелитель. Ты — одна из них. Никого не интересуют твои чувства, кроме тебя самой. Единственная твоя обязанность — служить монаршей семье. Жаль, ты её не выполняешь. Рано или поздно, будь уверена, повелитель отвернётся от тебя также, как отвернулся от своих первых жён. И у тебя ничего не останется. Не останется твоей любви, на которую ты так надеешься. Когда тот день настанет, что ты сделаешь, Эсен?

— Вы путаете меня с первыми жёнами нашего повелителя, — сглотнув слёзы обиды, процедила Эсен. В её голосе уверенность странным образом перемежалась с некоторой долей сомнений. — Тот день не настанет. Я не допущу этого.

— Неважно, кто ты и насколько ты сильна, — выдохнула Гюльрух, став необычайно серьёзной. — Однажды случится то, что не в твоей власти. То, что нельзя предотвратить или предвидеть. И, когда султан остынет и забудет тебя, ты ничего не сможешь сделать. Ни Селин, молча стерпевшая предательство и боль, ни Гюльхан, пытавшаяся бороться и не сдаваться, ни Дэфне, самоотверженно и преданно любившая… Они не смогли что-либо изменить. И ты не сможешь, Эсен.

Ухмыльнувшись над растерянным выражением лица Эсен, Гюльрух Султан развернулась и ушла. Эсен, тяжело нахмурившись, мрачно взглянула ей в след. Что, если эти пророческие слова в будущем станут правдой?

Дворец Хюррем Султан.

Хюррем Султан меланхолично созерцала извивающееся пламя в горящем камине. Она пыталась разобраться в том, что чувствует.

Да, она мечтала избавиться от Ферхата-паши, но только для того, чтобы не быть его женой. Смерть? Нет, смерти она ему не желала.

Альказ пошёл на это злодеяние только ради неё, потому что она жаловалась ему, что больше не в силах терпеть Ферхата-пашу. Она виновна в том, что её муж убит, а её возлюбленный взял на себя грех убийства, причём, великого визиря. Если его причастность обнаружится, то его казнят.

Облачённая в простые траурные одежды, Хюррем Султан поднялась и стала нервно расхаживать по своим покоям. Саасхан-калфа, сидевшая на тахте, беспокойно наблюдала за ней.

— Не изводите себя так, султанша.

Хюррем Султан, раздражённо взглянув на неё, промолчала. Неожиданно двери распахнулись, и в покои вошёл Альказ Бей. Увидев его, султанша замерла в растерянности и напряжении.

— Султанша.

— Саасхан-калфа, выйди, — велела Хюррем Султан, покосившись на любопытную калфу.

Та, поклонившись, покинула покои. Судорожно выдохнув, Хюррем Султан медленно подошла к Альказу и тяжело взглянула на него.

— И это, по-твоему, выход? — горько прошептала она. — Убить моего мужа, Ферхата-пашу?

— Иного выхода не было, — мрачно отозвался Альказ Бей.

Он предпринял попытку взять её за руку, но Хюррем Султан, отпрянув, покачала темноволосой головой.

— И что нам теперь делать? Ты об этом думал?

— Я предстану перед повелителем и признаюсь в своих чувствах к вам. Попрошу вашей руки.

— Что ты говоришь, Альказ? — ошеломилась султанша, широко распахнув свои тёмно-карие глаза. — Он поймет, что ты как-то причастен к смерти Ферхата-паши.

— В пекло всё эти трудности и препятствия! — горячо воскликнул Альказ Бей. — Мне всё равно.

Хюррем Султан, нахмурившись, подняла руку и провела ею по его лицу, искажённому в гневе и раздражении. Перехватив её руку, Альказ Бей с чувством поцеловал её, но тут же отпрянул, когда в покои вошла хмурая Гевхерхан Султан. Она усмехнулась, оглядев их.

Альказ Бей, поклонившись, тут же покинул опочивальню. Гевхерхан Султан, проводив его долгим взглядом, после подошла к напряжённой сестре.

— Смерть Ферхата-паши всех нас потрясла. Задушен в собственной постели…

Хюррем Султан на это промолчала, только кивнув темноволосой головой.

— Смею предположить, что Альказ… — произнесла Гевхерхан.

— Прекрати, Гевхерхан! Мы обе знаем, что ты обо всём догадалась.

— Неужели из-за этой любви вы готовы убивать? — с непониманием и даже отвращением прошептала та.

— Ради этой любви я сделаю всё, что угодно! — горячо воскликнула Хюррем, и её тёмно-карие глаза блеснули какой-то одержимостью.

— Образумься, Хюррем! Эта любовь — яд. Вы всё рушите на своём пути. Валиде, Айше, Ферхат-паша. Кто следующий? Я, потому что пытаюсь вам помешать?

— Недавно ты сама говорила, что, раз любишь Альказа, разводись с Ферхатом-пашой.

— Разводись, а не убивай! — с горечью возразила Гевхерхан.

— Альказ намерен предстать перед повелителем, всё ему рассказать, кроме причастности к смерти Ферхата-паши, и попросить моей руки.

— О, Аллах… — испугалась Гевхерхан, глядя на сестру, как на сумасшедшую. — Он не позволит!

— Пусть хотя бы на этот раз Всевышний услышит мои мольбы и исполнит их, — прошептала Хюррем, тревожно хмурясь.