Все оттенки боли

– Возможно. Или не только с ним.

– Я понимаю, что ты не можешь дать мне подробностей. Но сейчас не способен тебе помочь. Не понимаю, как это сделать. Обычные конференции, уйма людей, пьянки. Джон часто выступает, его легко встретить на любом мероприятии, которое относится к медицине. Нас нельзя назвать деловыми партнерами, но некоторые проекты Уильямса моя семья поддержала. Ты считаешь, он причастен?

Аксель мгновение помолчал, прокручивая в голове полученную информацию.

– У меня вопрос. Сувениры… Статуэтки с Аресом – это что?

– Арес? – Кристиан явно удивился. – Сувенирка конференции. Статуэтки, медальоны и монеты. Уильямс как-то сказал, что медицина – это та же война.

– Это его идея?

– Озвучил ее он, – уклончиво ответил Кристиан. – А Арес тут при чем?

– Пока не знаю. Спасибо, что рассказал. Пожалуйста, позвони, когда найдешь Жаклин.

Бальмон шумно выдохнул:

– Да. – И отключился.

«Когда найдешь Жаклин».

Грин лучше кого бы то ни было в этом мире должен был понимать, что Кристиан может ее и не найти. Ее вообще могут не найти.

II

Теряя сознание, ты остаешься один в мертвой бесконечности. Обычно люди «видятся» с ушедшими родными или осознают нечто важное, просматривая собственную жизнь, как дешевый фильм, снятый студентами ради зачета.

Ты чья-то курсовая, Жаклин.

Хотя нет. Она не тянула даже на самодеятельность. Ведь когда тело сковывала ледяная боль, а легкие начали пылать от недостатка кислорода, она не думала ни о чем, кроме того, что шансов нет. Она не вспоминала о прошлом, об Анне, не анализировала сложную ситуацию с отцами, не звала Кристиана на помощь. Она камнем пошла ко дну и замерла на границе сознания. И только истинно бальмоновское упрямство помогло ей не глотнуть воды вместо воздуха. Утонуть страшно. Еще страшнее, чем столкнуться с убийцей.

Неведомая сила потянула ее вверх. Жаклин сжала ладонь и почувствовала, как подцепила что-то со дна. Ее все тянули и тянули. Рывком поставили на ноги. Ударили по груди. Больно. Или холодно? Удара она не почувствовала, но закашлялась. Ален куда-то потащил ее безвольное тело. Его рука была горячей, страшно горячей, казалось, в том месте, где он касался ее кожи, скоро появятся волдыри. Он ругался. Ругался сквозь зубы, но она не понимала. Ветер заморозил ее тело, идти в холодной воде было невозможно.

Она не сопротивлялась, когда ее бросили спиной на землю, не пошевелилась и не застонала, когда от удара из пылающих легких вышли остатки воздуха. Она не понимала, что он делает. Не вздрогнула, когда он рванул на ней кофту, за ней бюстгальтер, обнажая тело. Жаклин смотрела в сторону. Когда на кожу плеснули едко пахнувшую алкоголем жидкость, а когда-то желанные руки принялись растирать тело, она не отреагировала.

Ален что-то бормотал. Она не видела его лица, но почему-то подумала, что он выглядит по-детски и глупо. Его речь никак не укладывалось в голове, или Жаклин просто потеряла способность идентифицировать французские слова. Теплее не стало. Прикосновения удовольствия не приносили, но и страх ушел.

Ей было так холодно, что стало все безразлично.

С тихой руганью Ален снова рывком поставил ее на ноги, обнял за плечи, когда она чуть не упала, снова куда-то поволок.

– Какая изнеженная принцесска.

Принцесска?..

Ох, сказала бы она ему! От злости кровь снова побежала по венам, но сил по-прежнему не было. Жаклин не понимала, что он хочет делать, и уже не могла думать о спасении. Ее усадили у огня.

– Наверное, я ошибся в тебе.

О, эту фразу она вполне четко расслышала и поняла. С трудом подчинила себе мышцы шеи, спины и подняла голову, чтобы поймать его взгляд. Мокрая одежда прилипла к его телу, но Ален будто не чувствовал. Он прислонил Жаклин к покрытому махом валуну, а сам принялся возиться с костром.

Как это романтично.

Ублюдок.

Она вдруг почувствовала, что по-прежнему сжимает какой-то предмет. Видимо, инстинктивно подобрала камень, когда коснулась дна. Пригодится. Второй рукой осторожно ощупала землю рядом с собой, но она была совершенно голой. Не повезло.

– Я стоял в этом озере часами. Стоял и молчал! А потом выходил на берег и стоял там под ветром. Но я усвоил урок, а ты сломалась. Я думал, ты сильная, но ты такая же, как все.

Она хотела много ему сказать, но вместо этого молчала, по-прежнему пытаясь подчинить себе тело и разум. Отупение, вызванное шоком, постепенно проходило, ее начинало трясти. Он увидит. Увидит и примет меры. Может, отправит обратно в воду. Может, прирежет на месте. Или сделает что-то еще, о чем она не в состоянии подумать.

«Такая же, как все», он сказал? Но он же утверждал, что она первая, кого он привел сюда. Это была ложь?

– Сила не в том, чтобы не сломаться, а в том, чтобы пробовать снова и снова, – хрипло сказала она, даже не пытаясь прочистить горло.

– Пташка заговорила.

Ален отвлекся от костра и подошел к ней. Кажется, при нем не было оружия. Но и без него парень казался опасным. Он будто окончательно потерял человеческое лицо – освещенный выползшей из-за туч луной, он казался призраком, до одури реальным и устрашающим. На ходу Ален сдернул с себя рубашку и бросил ее на валун. Видимо, холод все-таки чувствовал. Жаклин притворилась, будто не может пошевелиться, смотрела на него с кукольным выражением лица и ждала, незаметно сжимая камень.

Он приблизился. Опустился перед ней на колено и подался вперед.

Не ожидая сама от себя такой прыти, девушка резким движением ударила камнем его в висок. А потом вскочила. Ален медленно осел на землю. Времени проверять, что с ним, не осталось. Он мог прийти в себя в любую минуту. Хорошо бы найти ключи от машины, но и это вряд ли – он брал их с собой. Оставалось одно – верить в чудо.

III

Ее никогда не вводил в ступор страх, только горе. Когда было страшно, Теодора собиралась, мозги прочищались, а тело начинало жить собственной жизнью. Ей уже приходилось сталкиваться с опасностью и выходить из таких ситуаций без серьезных последствий. В студенческие годы в чужой стране она сумела защитить свою жизнь и честь от пьяного мигранта, значит, справится и сейчас. Только вот Джеральд ограничил возможности, приставив к горлу нож. Тео замерла. Нужно выждать. Понять, чего он хочет. Найти слабые места. А потом действовать.

– Ну, убьешь, – проговорила она, стараясь заставить голос звучать ровно. – А дальше что? Сядешь? И почему? Из-за того, что я прекратила наш «дружеский» секс?

Лезвие пошевелилось. Корсар надавил сильнее. Она ощущала аромат его парфюма, знакомый запах мужского тела, но сейчас, когда жизнь так изменилась всего за сутки, вся притягательность Джерри обернулась против него же. Он ее больше не привлекал.

– Ну, давай. Мой брат погиб. Отец в больнице. Я продала бизнес и, видимо, потеряла продюсера. Ты же считаешь, что для меня больше не существует смысла?

Он скользнул ножом по ее шее, спустился к ключице – и Теодора смогла повернуть голову, чтобы поймать его взгляд. Джеральд смотрел странно. Взгляд совершенно остекленел. Снова появилось ощущение, что он не так представлял себе эту сцену. Ждал слез и мольбы? Обещания быть с ним до конца дней?

Где он был хотя бы неделю назад? Тогда ей казалось, что другого и не нужно.

– Джерри, – негромко позвала она, – мы же столько лет рядом. Что ты творишь?

Он неожиданно дернулся. Схватил ее за горло и притянул к себе, не скрывая, что жадно вдыхает аромат ее волос в отчаянной попытке запомнить. Запомнить. Как будто прощался. Хотя что это, если не прощание? Как бы ни закончился этот разговор, как прежде уже не будет. Жаль. Им было так хорошо творить музыку вместе, так хорошо было планировать концерты, мечтать.