Все оттенки боли

Но если Жаклин пострадала, он убьет мерзавца, утопит в проклятом озере. Потому что Кристиану уже нечего терять. Жаклин оставалась единственной ниточкой между ним и бездной.

Ослепительный свет фар выхватывал плотный ряд деревьев. Лес был практически без подлеска, Крис видел темные силуэты валунов. Пустота пугала. До места назначения оставалось меньше километра, когда он заметил сгорбленную фигуру, замершую на обочине.

Бальмон резко остановился, не понимая, хвататься ли за оружие. Поднял глаза и наконец через лобовое стекло смог рассмотреть человека. Грудь сдавило, как будто из автомобиля разом выкачали весь воздух, Кристин распахнул дверь и бросился к застывшей фигуре.

Она стояла, прижавшись лбом и грудью к стволу дерева. Синие волосы всклочены. Мокрые. Одежда грязная. Приблизившись, Кристиан прикоснулся к плечу девушки и в последний момент увернулся, когда она размахнулась, чтобы ударить его по лицу. В ладошке был зажат какой-то предмет, рассмотреть который Бальмон не успел.

– Это я.

Он осторожно развернул ее лицом к себе, сжал зубы, рассмотрев, в каком состоянии ее одежда. Поколебавшись секунду, прижал Жаклин к себе, погладил по волосам. Руки девушки безвольно повисли вдоль тела. Послышался глухой стук – то, чем она пыталась защитить свою жизнь и честь, упало на землю.

– П-п-папочка…

Она наконец разрыдалась. Задрожала в его объятиях. Кристиан подхватил дочь на руки, прижал к себе, добрался до машины, на миг осторожно опустил Жаклин на землю, чтобы открыть дверь, и усадил девушку на пассажирское сиденье. Затем сдернул с заднего плед, который всегда возил с собой, укрыл Жаклин и разложил ее кресло. Она мелко тряслась, по щекам текли слезы. Как жаль, у него нет с собой седативного!

– Я убила его?.. – пробормотала она.

– Полиция разберется.

– Я так виновата перед тобой…

Она отвернулась от него, а Кристиан присел на порожек, глядя в лицо дочери. Косметика растеклась, на щеке какая-то гематома. Ледяная ярость поднялась в груди, но он ее заглушил. Не сейчас.

– Ты. Не. Виновата, – тихо и четко произнес Кристиан.

Он понимал, все вопросы будут потом. Сейчас нельзя спрашивать банальные вещи вроде «он ничего тебе не сделал»? Видно – сделал. Что именно – сейчас не важно. Нельзя спрашивать «как ты?» – это тоже видно. Единственное, что нужно, – тепло, покой и ощущение безопасности. Он поднялся, чтобы закрыть дверь и сесть на свое место, но Жаклин вдруг схватила его за руку.

– Пожалуйста. Не уходи!

– Я здесь.

Ее трясло. Кристиан наклонился, поцеловал ее в лоб, нахмурился, почувствовав жар. Закрыл дверь и насколько мог быстро сел на водительское кресло. А потом позвонил Доминику и попросил, чтобы он направил сюда криминалистов. Затем Бальмон сбросил Грину сообщение: «Она жива». И только после этого заблокировал дверцы автомобиля и повернулся к дочери. Жаклин на него не смотрела. Ее лихорадило, она куталась в плед, глядя в окно.

Она жива.

Глава девятнадцатая Вот и всё

I

Они вернулись в Треверберг под утро, и Карлин сразу отправился домой, чтобы принять душ, а Грин – в управление, чтобы сделать то же самое, не появляясь в квартире и не сбивая концентрацию. Спать не хотелось. Он четко знал, что в скором времени организм потребует свое и рано или поздно возьмет реванш, но сейчас нужно работать. Он не ответил для себя на вопрос, какую роль во всей заварушке мог играть Джонатан Уильямс, – возможно, потому, что боялся надеяться. Надежда убивает расследование, потому что как только она появляется, следственная группа принимается натягивать факты на удобную версию. Здесь заканчивается профессионализм и начинается человеческое.

Грин справлялся со своими обязанностями, потому что в любой ситуации умудрялся соблюдать некий баланс, сохраняя достаточно холодную голову, чтобы создавать логические, а не эмоциональные цепочки. По дороге к особняку Уильямсов он позволил себе вспомнить о Теодоре, с которой списывался ночью, о Жаклин. Фраза «она жива» Грина не порадовала, но настаивать на прояснении деталей немедленно агент не стал. Главное, жива. Вряд ли за один вечер кто-либо смог бы ее сломать окончательно. Жаклин сильная девочка, что бы там ни происходило, она справится, к тому же присутствие в ее жизни Кристиана Бальмона вселяло некоторую уверенность в ее будущем. Аксель ответил французу, что в любом случае ждет их обоих в Треверберге, позволил себе выдохнуть с облегчением и сосредоточился на предстоящем разговоре.

У дома четы Уильямсов, расположенного на стыке старой и новой половин города, Грин оказался без пяти восемь утра. Посвежевший после бассейна и душа, собранный, накачанный кофе и сигаретами, он был готов к очередному витку расследования. Он безупречно знал каждую строчку увесистого дела Кукловода, помнил каждое слово, каждую фамилию. Был готов вытащить нужные детали на свет в любой момент. И отчаянно хотел завершить расследование. Оно потребовало слишком много жертв. Жертв, которые невозможно осознать. Им еще предстоит оценивать убытки, еще предстоит оплакивать своих убитых.

Все устали от этого дела. Все хотели ясности. Хотели перевести дух. И так отчаянно надеялись, вопреки всему, что близки к разгадке.

Николас и Дилан выработали новый подход к классификации жертв – и впервые у следствия появилась отправная точка. Марк и Грин допустили, что Кукловод – человек и способен совершать ошибки, а это значит, что он может быть причастен к взрыву самолета. Да, при таком громком деле замести следы сложно.

Так может, это та самая ошибка, то самое допущение, которого не хватало, чтобы сложить два и два? Грин припарковался у ворот, предусмотрительно не заезжая на территорию, но не успел выйти из машины, когда слух резанул звук телефонного звонка. Клиффорд.

– Слушаю, – хриплым от долгого молчания голосом ответил агент.

– В аэропорту нашли труп, – без предисловий выдал Эдриан Клиффорд. – Двадцать семь лет, Амалия Стоутон, работала бортпроводником у Уильямса. Она должна была отбыть этим рейсом, но не полетела.

– Она? – глухо спросил Грин, встраивая новые данные в матрицу улик. Да. При таком громком деле сложно замести следы, а это значит, заметать их будут с удвоенным рвением.

– Вероятнее всего.

– Странно. – Хотя на самом деле странным здесь не было ничего. Это прекрасно ложилось в очерченную картину.

– Мы изучим все ее контакты, я тебе сообщу. Но считаю, что она – руки. А вот почему покончила с собой – вопрос.

Конечно, она – руки.

– Точно самоубийство, а не фикция?

– Перерезала вены в туалете. Токсикологию ждем.

Клиффорд отключился, не попрощавшись, а Грин вышел из автомобиля, нажал на звонок и показал в камеру удостоверение.

Точно – руки. Руки, которые нужно было поспешно использовать и так же быстро убрать. Руки, которые когда-то давно были подготовлены и для использования которых время подошло слишком быстро. Слишком неожиданно.