Вспаханное поле
Шрифт:
воду, не обращая внимания на Сеферино. Вынужденная
своими силами выходить из положения, она осуждающе за¬
метила:
— Вы думаете только о себе и забываете о Клотильде.
Глаза Сеферино лукаво заблестели, он выпятил грудь,
расправил плечи и закрасовался, как петух.
— О, она умеет обходиться без меня, и ей нравится
меня ждать. Что ж будешь делать, если ей это по вку¬
су? — И с искренним смехом он признался: — Я и приехал
поговорить о Клотильде. Поскольку она
вас, а я опять уезжаю на юг, она хочет снова вернуться к
вам, если вы не против.
— Что ж, скажите ей, чтобы приходила,— ответила
Элена.— Здесь она всегда нужна.
Благожелательный ответ Элены снял тяжесть с души
Сеферино. Укоры совести больше не беспокоили его, и он
собрался прощаться: ему не терпелось двинуться в путь.
И все же Сеферино заметил, что Маноло не сводит с него
восхищенного взгляда. Он подошел к мальчику, ласково
положил руку ему на плечо и сказал:
— Вот что, дружище, я уезжаю на юг, а когда вернусь,
привезу тебе индейские болеадорас, чтобы ты учился охо¬
титься на... — он запнулся, не зная, как закончить фразу,
посмотрел по сторонам и, засмеявшись, проговорил: — Ну,
ладно, если страусов уже не осталось, будешь охотиться на
кур.
Присев на корточки, Сеферино поцеловал Хулиту, по¬
том попрощался с Эленой и, подобрав поводья, поставил
168
ногу в стремя. Но, обернувшись, он опять встретил востор¬
женный взгляд Маноло и остановился, словно ему было
тяжело уехать просто так, ничего не подарив малышу. Он
в замешательстве посмотрел на свою плеть, на наборную
уздечку, потрогал пояс, и у него заблестели глаза, когда
он в конце концов нащупал маленькую серебряную монету.
Он вытащил ее и вложил в руку Маноло.
— Возьми-ка, приятель, на память о дяде Сеферино,—
сказал он и, прежде чем Элена успела возразить, вскочил
на лошадь.
— До свиданья!
Сеферино не мог не блеснуть своей ловкостью. Он за¬
кружился на месте, под самым носом Панчо поднял ло¬
шадь на дыбы и, крикнув «прощай», умчался галопом.
Элена, Панчо и Маноло не отрываясь смотрели вслед
Сеферино. Но только в сердце ребенка глубоко запечат¬
лелся его мимолетный образ.
Элена заметила, как оживился Маноло. Ее радовало,
что он смеется, и она с улыбкой наблюдала, как весело он
бегает по двору и иногда останавливается, чтобы полюбо¬
ваться зажатой в руке серебряной монеткой. Но вскоре ее
внимание отвлек Панчо; нагрузив подводу, он подошел к
ней и сухо спросил:
— Чего ему надо было?
— Он приезжал сказать, что отправляется на юг, а
Клотильда хочет вернуться к нам.
Панчо презрительно сжал губы.
— Так-так, значит, пусть Клотильда работает, а он бу¬
дет
гулять.Как всегда, поведение Сеферино взорвало его.
— Ясное дело, те, что гнут спину на пашне, дураки...
или гринго. Куда лучше валяться вверх брюхом, гарцевать
на скакуне да напиваться в трактирах и на постоялых дво¬
рах.
Предупреждая возражение жены, Панчо торопился
излить свое возмущение: он был не в силах больше сдер¬
живать себя.
— Из-за таких, как он, нас, коренных жителей, считают
лодырями. Чего ж тут удивляться, что правительство
привозит к нам гринго, чтобы они засевали землю.
Озлобление, прозвучавшее в словах мужа, неприятно по¬
разило Элену, и она попыталась успокоить Панчо;
169
— Никто не может назвать лодырем ни тебя, ни даже
Сеферино. Он занимается тем, что ему по нраву. Разве
быть объездчиком или погонщиком скота не значит рабо¬
тать?
Панчо, не слушая ее, высказал то, что давно накипело
у него на сердце:
— Правительство считает нас лодырями, поэтому оно
хочет отнять у нас землю и отдать ее гринго. Но только я
не позволю, чтобы со мной так поступили!
И, словно давая понять, что он сказал все и больше на
эту тему говорить не желает, Панчо попросил:
— Дай мне поесть, я поеду в селение отвезти зерно.
Он вошел в ранчо, сел за стол и позавтракал, не про¬
износя ни слова. Потом встал, прицепил к поясу нож и
молча вышел. Маноло, следивший за каждым движением
отца, подбежал к матери и что-то умоляюще зашептал ей
на ухо. Она нерешительно посмотрела на сына. Глаза ре¬
бенка все еще светились весельем, вызванным приездом
Сеферино, и ей было бы очень больно, если бы ей самой
пришлось погасить его, отказав мальчику в просьбе. Она
взяла Маноло за руку, подвела к телеге и сказала мужу:
— Панчо, почему бы тебе не взять с собой Маноло?
Ну, что тебе стоит? Доставь ему удовольствие!
Панчо, уже сидевший на козлах, посмотрел на сына и,
поняв, как ему хочется, чтобы он согласился, ответил:
— Ладно, пусть влезает.
Он помог ему взобраться на мешки с зерном и тронул
лошадей.
С высоты груженой телеги перед Маноло открылась
необычная панорама. Он увидел, что дорожная колея
тянется без конца, и вдруг понял, как огромна равнина.
Даже лошади, запряженные в телегу, теперь, когда он
смотрел на них сверху, казались не такими, как раньше,
словно превратились в каких-то других животных с под¬
вижными удлиненными телами и острыми спинами. Пора¬
женный своим открытием, он сидел тихо, не раскрывая рта.
Отец тоже не нарушал молчания, и лицо его хранило серь¬