Запретный поцелуй. Тайна дебютантки
Шрифт:
Я сделала несколько шагов вперёд, внимательно рассматривая шлем:
– Может, рыцарь решил сыграть со мной в прятки? Или это Элли?
Малышка не выдержала и, весело хохоча с, выскочила из-за доспехов, раскинув руки в мою сторону.
– Поймала! — воскликнула я, подхватывая ребенка на руки и кружась с ней.
Неподалёку, за софой, затаилась третья девочка, Долли, тихо наблюдая за происходящим. Лавиния, нарочно сделав вид, что устала искать, опустилась на мягкое сидение и громко проговорила:
– Ну всё, сдаюсь. Больше никого не найду.
Долли с игривым «Бу-у!» выскочила из-за
– Ах, какие же вы хитрюги! Но я всё равно всех поймала!
Все трое малышек залились смехом, обняв тётю Лавинию. Однако радость длилась недолго. Громкий стук каблуков, раздавшийся в коридоре, заставил всех замереть. В коридоре появилась леди Эстелла, сопровождаемая своей неизменной экономкой. Её лицо, строгое и непроницаемое, напоминало начальника, делающего утренний осмотр солдат.
– Что за шум?! Что за балаган в этом благородном доме?! — её голос эхом раскатился под сводами потолка, словно удар грома.
Девочки, как мышки, тут же спрятались за юбки тёти Лавинии. Но та, не теряя доброжелательной улыбки, поднялась на ноги.
– Это всего лишь игра, матушка. Дети веселятся. Разве это плохо?
– Веселятся? — моя бабушка скривила губы и холодно посмотрела на испуганных малышек. — Хаос и беспорядок! Эти юные озорницы только и знают, что бегать и визжать! Как можно терпеть это в приличном доме?
– Простите, бабуленька, — пробормотала Милли, робко выглядывая из-за тёти.
– Какая я тебе бабуленька?! — возмущённо воскликнула леди Эстелла.
– Кто позволил тебе так меня называть? Кто ты вообще такая?!
— Милли, — пролепетала девочка, испуганно сжимая пальчики.
– Что это за имя? Как кличка собаки! Как зовут этих несносных детей на самом деле?
– Долорес, Мелинда и Элисон, — поспешила ответить я, ставшая свидетельницей безобразной сцены.
– Ах, сердце! — внезапно запричитала мадам Дюбуа, театрально хватаясь за грудь. — Эти невыносимые дети лишают меня последних сил!
Она осела на софу, словно готовилась потерять сознание. Девочки смотрели на неё широко раскрытыми глазами, а экономка, стоявшая позади, лишь скептически приподняла бровь.
– Мамочка, ты в порядке? — взволнованно спросила Лавиния.
– Конечно нет! Разве не видишь? Я сейчас умру от разрыва сердца. Мне не хватает воздуха!
Но прежде, чем мы успели что-то предпринять, из стены медленно выплыл призрак леди Дарлы. Её прозрачная фигура мерцала ярким голыбым светом, а на лице играла насмешливая улыбка.
– Что за сцены, Эстелла? — спросила она громким, зловеще-насмешливым голосом. — Неужели ты решила стать героиней дешёвой драмы?
Мадам Дюбуа побледнела и с широко раскрытыми глазами уставилась на призрачную фигуру.
– Ах! Это снова ты! — наконец выдавила она, прижимая к груди кисет с нюхательной солью.
– Конечно, я. Ты так убедительно изображаешь несчастную старушку, что я решила немного взбодрить тебя, — лукаво заметила Дарла, наклоняясь ближе.
– Прочь! Прочь от меня! — взвизгнула бабушка, забыв о своей «слабости». Она ловко вскочила на ноги и, ни разу не обернувшись, выбежала из коридора, даже споткнувшись о край ковра,
она не замедлила шаг.– У матушки такое слабое здоровье, её нельзя оставлять одну, — с грустью проговорила Лавиния и поспешила за родительницей.
– Старая манипуляторша, — фыркнула леди Дарла, наблюдая за убегающей фигурой. — Я уже жалею, что раньше не появилась в этом доме. Я думала, что нужно заботиться о Карине, но упустила из вида другую внучку — Лавинию. Эта грымза держит её возле себя, не позволяя сделать ни шага.
– Интересно, почему тётя не вышла замуж? — пробормотала я, не сдержав любопытства.
– А ты сомневаешься в истинной причине? — усмехнулась прабабушка.
– Держу пари, Эстелла разогнала всех женихов Лавинии после побега Карины. Ей нужно было оставить хотя бы одну дочь под контролем. Она словно вампир, пьёт всю энергию и радость вокруг, превращая красочный мир в серый и чопорный.
Я не нашла, что ответить. Судя по всему, она была права. Я сама старалась избегать лишнего общения с бабушкой, но прямые распоряжения игнорировать не могла. Вот и сегодня вечером мне объявили, что мы выезжаем на прогулку.
Наверно в глубине души я все же надеялась наладить более теплое общение с бабушку, ну мало ли, вдруг она жалеет о том, что все эти годы знать нас не желала, но тщательно скрывает свои истинные чувства? В любом случае, я согласилась и даже выполнила её просьбу нарядиться в новое платье из изумрудного бархата и крошечную кокетливую шляпу с бутонами фетровых алых роз . Признаться, несмотря на склочный характер, вкус у мадам Дюбуа был безупречным. Недавно нас посетила модистка, снимала мерки и помогала выбирать фасоны для бального платья. Когда я показывала понравившуюся картинку в модном журнале, бабушка мило улыбалась, но диктовала модистке совершенно другие модели. Ну и ладно, наряды меня не особо интересовали, у меня сейчас были дела поважнее.
Открытый экипаж подкатил к парадному входу, сверкая лакированными дверцами и блестящими колесами. Эстелла села первой, грациозно поправив шляпу с перьями, за ней поднялась и я. Но как только карета тронулась, она сделала небольшой круг и неожиданно остановилась у соседнего особняка.
– Что происходит? — удивилась я.
– Ах, чуть не забыла, — улыбнулась бабушка с видом заговорщика. — К нам присоединится один благородный молодой человек.
Дверца кареты открылась, и внутрь поднялся мужчина лет двадцати восьми. Он был одет слишком вычурно для прогулки: идеально выглаженный фрак, блестящие ботинки, а на пальце — перстень с огромным камнем, настолько большим, что казался фальшивым.
– Позвольте представить, Кристель, это лорд Себастьян Бринли. Прекрасный джентльмен из уважаемой семьи.
– Весьма рад, леди Кристель, — промурлыкал он, присаживаясь рядом и слегка склоняя голову. — Я слышал о ваших достоинствах. Вы, несомненно, жемчужина столицы.
Я едва удержалась от того, чтобы закатить глаза. Его манеры были гротескно- галантными, а голос — приторно сладким.
– Очень приятно, — сухо ответила я, стараясь сохранять нейтральное выражение лица.
По мере того, как прогулка продолжалась, лорд Себастьян не переставал говорить. И, увы, всё, о чём он поведал, сводилось к восхвалению самого себя.