Женщины

Прежде чем она смогла ответить (или уклониться), появилась запыхавшаяся Барб. Она подвинула Фрэнки и плюхнулась рядом.

— Ты видела, как бросали медали? Это будет во всех новостях. — Она подняла руку, чтобы привлечь внимание бармена. — Ром с колой.

Генри встал. Посмотрел на Фрэнки.

— Рад был познакомиться, Фрэнки. Как я смогу тебя найти? — тихо спросил он, чтобы не услышала Барб.

— Прости, Генри. Я еще не готова к тому, чтобы меня нашли.

Он мягко прикоснулся к ее плечу:

— Береги себя.

Он правда этого хотел или сказал из вежливости?

— Кто это? — спросила Барб, потянувшись за чипсами. — Друг твоего отца?

— Он не такой старый, — сказала Фрэнки, рассматривая свой новый браслет.

Она провела пальцем по гравировке. Майор Роберт Уэлч пропал за три месяца до того, как Фрэнки приземлилась во Вьетнаме. В это время она проходила подготовку в форте «Сэм Хьюстон» — совсем недостаточную для настоящей службы.

Сколько же было военнопленных? Почему о них никогда не говорили в новостях?

— Фрэнки? — Барб осушила бокал. — Что с тобой? Воспоминания? Хочешь поговорить?

Фрэнки подняла глаза:

— Я рада, что поехала с тобой. Ты была права.

— Я всегда права, подруга. Теперь ты точно это знаешь. — Барб улыбнулась. — Думаю, мы можем сделать гораздо больше.

Глава двадцать четвертая

— Ты у меня в долгу, — повторила Фрэнки.

Барб стояла в их маленькой гостиной с бревенчатыми стенами в одном белье. Тихо гудел старенький черно-белый телевизор — Хью Даунс рассказывал, что за три дня администрация Никсона арестовала тринадцать тысяч протестующих. На маленьком экране показывали «Матерей Золотой звезды» и ветеранов, которые бросали медали, затем пошли кадры протестов в Кентском университете, где национальная гвардия открыла огонь по безоружным студентам.

— Ты была рада, что поучаствовала в марше.

— Да. И ты будешь рада, когда мы сходим на благотворительный обед и поможем военнопленным вернуться домой. Я пошла за тобой. А теперь прошу тебя пойти за мной.

— Почему ты вообще хочешь пойти? Ты не жена военного моряка.

— Но должна была ею стать, — мягко сказала Фрэнки. — А еще Фин. Даже представлять не хочу, как он всеми забытый сидел бы в какой-нибудь клетке. Почему ты так не хочешь идти?

— Все эти жены военнослужащих, да еще колготки. Ты же знаешь, я не надевала их уже много лет.

— Уверена, ты сможешь совладать с колготками и пообедать с этими женщинами. А потом я отведу тебя выпить рома с колой.

— Это мне точно понадобится.

Нарядом Фрэнки мама могла бы гордиться: темно-синий брючный костюм, под пиджаком с большими заостренными отворотами блузка с геометрическим узором. Волосы она забрала в тугой, высокий хвост.

Фрэнки кое-что знала о женах военных моряков. В Коронадо их было полно. Они соблюдали жесткую социальную иерархию в зависимости от ранга мужей. Фрэнки даже не удивилась, когда узнала, что они до сих пор посылают друг другу визитные карточки. Сообщать об этом Барб она не стала.

В одиннадцать пятьдесят они с Барб (на которой были черные сапоги, черная мини-юбка и черная водолазка) подъехали к отелю «Хэй Адамс».

Мимо отеля к Капитолию двигался нескончаемый поток протестующих. Тысячи людей снова намеревались взбаламутить рутину правительственной жизни.

Полиция в полном защитном обмундировании оцеплением окружала ограду Капитолия.

— Мы должны быть с ними, — сказала Барб.

— Не сегодня, — сказала Фрэнки. — Пойдем.

В отеле они зашли в лифт и поднялись на крышу, откуда открывался вид на Белый дом и Монумент Вашингтону.

В ресторане на крыше был растянут огромный плакат: «Не дадим их забыть».

Фрэнки вздрогнула. О них уже забыли. Даже она.

На входе стояли две превосходно одетые женщины, они продавали билеты и раздавали конверты для пожертвований.

Фрэнки купила два билета и потащила Барб внутрь. Там все напоминало загородный клуб в Коронадо: белые скатерти, фарфоровые тарелки, столовое серебро. У стены небольшая сцена с микрофоном.

В зал потянулись женщины в элегантных платьях и брючных костюмах, они оживленно переговаривались, многие останавливались поздороваться почти у каждого столика. Видимо, жены офицеров. Фрэнки и Барб нашли свободные места и сели. Тут же рядом возник официант и наполнил бокалы вином.

— Видишь? — сказала Фрэнки. — Все не так ужасно.

Зал постепенно заполнялся. Официанты переходили от стола к столу, подавая гостям салат из тунца и сладкого перца.

На сцену вышла стройная светловолосая женщина в вязаном голубом платье.

— Приветствую вас, дорогие жены и подруги военнослужащих. Добро пожаловать в столицу. Я Энн Дженкинс из Сан-Диего. Мой муж капитан Майк Дженкинс сейчас находится в тюрьме Хоало в Ханое [37] . Я и другие жены благодарим всех вас за ваши пожертвования, за ваше время, за то, что помогаете вернуть пленных домой.

37

Хоало (дословно «Огненная печь») — знаменитая тюрьма в Ханое, где во время войны содержались американские офицеры, называвшие ее «Ханой Хилтон».

Зал погрузился в тишину. Гости отложили вилки.

— Многие из вас знают, что мы ведем эту борьбу уже долгое время. Информация, которая поступает от администрации Никсона, лживая или в лучшем случае неполная. Сообщениям «погиб в бою» или «пропал без вести» нельзя верить. Муж Джейн Адсон был сбит в шестьдесят шестом. Сначала правительство сообщило, что он погиб, что от него ничего не осталось. Джейн провела церемонию похорон. Мы все его оплакивали. А через полгода я получила от мужа письмо, где он писал, что недавно видел великолепный рассвет. Именно так называлось судно Адсона. Мы считаем, это может означать, что он жив и находится в «Ханой Хилтон». А теперь я хочу вас спросить, что Джейн должна сказать детям? То, что творится, — неприемлемо. И Джейн такая не одна. В прошлом году я говорила с сенатором Бобом Доулом, он признался, что если сократить слова «военнопленные» и «пропавшие без вести», то большинство сенаторов даже не поймут, о ком идет речь. Просто задумайтесь. В прошлом году люди, которые управляли нашей страной — страной, которая ведет войну, — не знали, что значит «пропасть без вести». К счастью, мистер Доул и сам ветеран, он на нашей стороне, мы надеемся, что ситуация скоро изменится. Хватит молчать, хватит вежливо спрашивать. Хватит быть леди. Хватит быть «просто» женами. Пришло время действовать, быть сильными и гордыми, как и полагается женам военных, пришло время требовать. Мы организовали штаб-квартиру в Вашингтоне. И теперь ищем подходящее место в Сан-Диего, где живет большинство из нас. Наша цель — узнать имя каждого военнопленного американца во Вьетнаме и давить на правительство, пока их не вернут домой. Составлять список имен нам помогают наши мужья, которые находятся в тюрьмах. Сейчас мы знаем почти всех заключенных тюрьмы Хоало. Мы намерены создать целый политический аппарат лишь с одной целью: чтобы каждый в этой стране узнал имена военных, которые сидят во вьетнамских клетках.

— Но как? — раздался голос из зала.

— Начнем с писем и интервью. Расскажем людям истории наших пропавших мужей. Кто готов писать письма, чтобы вернуть наших храбрых мужчин домой?

Аплодисменты. Женщины хлопали стоя.

Энн подождала, пока шум уляжется.

— Спасибо. Благослови вас Господь. Если вы не можете писать письма, пожалуйста, сделайте пожертвование на наше общее дело. У нас все получится, дамы. Больше никакого молчания. Мы не дадим их забыть.

Энн кивнула и спустилась со сцены, она останавливалась у каждого столика, чтобы со всеми поздороваться. Наконец она дошла и до столика Фрэнки.

— Энн, это было потрясающе, — сказала одна из женщин за их столом.

— Спасибо. Боже, ненавижу публичные выступления. — Энн посмотрела на Барб, а затем на Фрэнки. — Добро пожаловать, дамы. Вы жены военнослужащих?

— Мы армейские медсестры, — ответила Фрэнки. — Старший лейтенант Фрэнки Макграт и старший лейтенант Барб Джонсон.

— Храни вас бог, — хором сказали сидящие рядом женщины.

— Все мы знаем моряков, которые вернулись домой только благодаря медикам и врачам. Вы из Вашингтона, дамы? — спросила Энн.