Женщины

— Можете поцеловать невесту, — сказал священник.

Джери притянул Барб к себе. Она прижалась к нему и поцеловала. После поцелуя оба рассмеялись.

Заиграла «Давай начнем» [50] Марвина Гэя.

Этель кричала и аплодировала. Фрэнки поняла, что сейчас заплачет, но было уже поздно.

Этель обняла ее:

— У тебя тоже обязательно так будет.

Фрэнки вытерла слезы.

— Я все еще думаю о… — Она помолчала, собираясь с духом, и произнесла: — О Рае.

50

Let’s Get It On (1973) — песня Марвина Гэя.

Она посмотрела на Этель, надеясь, что та скажет: «Любить его естественно. Этого не нужно стыдиться».

— Забудь о нем, Фрэнк. Он тебя обманул. Ты достойна лучшего.

— Но я люблю его. Я думаю… он мой единственный.

Этель бросила на нее такой тяжелый и грустный взгляд, что у Фрэнки внутри все оборвалось.

— Нет. Он женат, Фрэнк. У него ребенок. Я знаю тебя. Знаю, как ты относилась к Джейми, но даже не подумала с ним встречаться. Ты хорошая девушка. Честная. До смешного порядочная. Ты не сможешь так жить.

Каждым словом Этель вбивала гвоздь в ее слабую плоть. Честная. Порядочная. Хорошая.

Нет, хотелось сказать Фрэнки. Я больше не такая.

Фрэнки приняла решение на банкете, пока танцевала под незнакомую музыку, держала на руках прекрасную дочь Этель.

Хватит.

Достаточно.

Она хотела всего этого. Свадьбу, семью, ребенка.

Но разве она достойна такой милости? Бог, добродетель и милосердие требовали искупления грехов.

Каждую секунду этого праздника Фрэнки ощущала себя лгуньей, обманщицей. Она так напилась, что когда Барб и Джери уезжали в счастливую семейную жизнь, она уже не могла стоять на ногах.

— Ты как? — спросила Этель, придерживая ее. Во взгляде подруги читались любовь и беспокойство.

Такое Фрэнки вынести не могла. Сейчас ей хотелось, чтобы Этель не любила ее, не заботилась о ней, не держала за руку. Фрэнки не заслуживает такой подруги. Она невнятно извинилась, пробормотала, что слишком устала или слишком пьяна, она точно не помнила. Она знала только, что пора уходить. Пока не разрыдалась прямо перед подругой.

Она вернулась в отель, собрала вещи и поехала в аэропорт, где прождала рейс несколько долгих часов, за которые успела протрезветь и почувствовать себя еще хуже.

Дома, сидя в гостиной, она курила сигарету за сигаретой, пила джин и нервно постукивала ногой. Она ждала Рая. Настало время сказать, что с нее хватит. Так жить она больше не может.

Когда он наконец заявился с цветами в руках, она преградила ему путь.

— Я так больше не могу. Меня разрывает на части. Я не могу быть любовницей. Это неправильно.

Она ждала ответа. Он молчал. Она отступила на шаг и начала закрывать дверь.

Он медленно и неуклюже опустился на одно колено. Она видела, как тяжело ему это далось.

— Выйдешь за меня, Фрэнки?

Из глаз ее хлынули слезы. Как же долго она ждала этих слов, как сильно хотела их услышать. Теперь все изменится, все будет правильно, это искупит их грех.

— Да, — прошептала она. — Да.

Морщась от боли, он поднялся, она помогла ему.

— Я хочу, чтобы мы были семьей, — сказал он хрипло. — Ты. Я. Ребенок…

— Слава богу, — сказала Фрэнки и потащила его в спальню.

Ее всю трясло.

Все будет правильно. Наконец-то.

В этом году осень на Коронадо наступила поздно — постепенно желтели листья, пустели пляжи, а вечером хотелось надеть свитер. Рестораны на Оранж-авеню снова заполнили местные, а не туристы. В первую неделю сентября на улицы выехали школьные автобусы. В голове Фрэнки осень всегда ассоциировалась с этими вещами.

В конце ноября, спустя почти десять месяцев после возвращения Рая, Фрэнки, надев теплое вязаное платье и собрав волосы в хвост, поехала в больницу.

В кабинете заведующей ее попросили немного подождать.

Фрэнки была готова к этой встрече, более чем готова. После предложения Рая она постепенно приходила в себя. Они обсуждали обручальные кольца, медовый месяц и церемонию на пляже. Медовый месяц на Кауаи и еще неделя в «Коко-палмс». Он был готов стать частью ее мира, поговорить с родителями. Она не могла дождаться, когда расскажет семье и подругам. Барб и Этель. Да, сначала они не одобрят, удивятся ее решению, но она, конечно, скроет, что они спали с Раем до его развода. Этот крест она будет нести одна.

— Фрэнки, она готова тебя принять.

Фрэнки встала. Сжав сумочку, вошла в кабинет.

— Здравствуйте, миссис Стоун.

Фрэнки села — в точности как подобает настоящей леди. Отголосок прошлой, давно забытой жизни, когда мир был другим, — спина прямая, подбородок поднят, ноги скромно скрещены. Она знала, что сейчас выглядит намного лучше, чем во время их последнего разговора. Этим утром она приняла всего одну таблетку. В прошлом месяце она сократила дозу.

— Я хотела поблагодарить вас за то, что тогда меня отстранили. Может, это звучит странно, но вы были правы. Я не могла работать. В операционной я могла совершить ошибку, и я бы не сумела с этим жить.

— Ты одна из лучших медсестер, с которыми мне приходилось работать, — сказала миссис Стоун. — Но когда я звонила последний раз, ты, кажется, была пьяна.

Фрэнки надеялась, что она не заметила.

— До первой чашки кофе я плохо соображаю. Вот и все.

— И все?

— И все, — соврала она.

— Я знаю, что такое потерять ребенка, даже неродившегося. Мой муж служил в Корее. Он рассказывал, что некоторые… вещи поражают не только тело, но и душу. Может, тебе нужно с кем-то об этом поговорить?

— Я в порядке. Правда.

— Мне говорили, что на мужчине след оставляют не только боевые ранения, но война вообще.

На мужчине.

— Я готова вернуться на работу, мэм. А еще скоро я порадую вас очень хорошими новостями.

Миссис Стоун внимательно посмотрела на нее.

— Хорошо, Фрэнки. К тому же Карен Эллис заболела. Сможешь выйти на смену прямо сейчас?

— Конечно. В шкафчике все еще лежит моя форма. — Фрэнки встала. — Вы не пожалеете, мэм.