Жестокое наследие

Сегодня я была спутницей Томмазо, так как он не мог взять с собой парня, с которым действительно хотел пойти.

Теперь, когда все было позади, я хотела, чтобы кое-кто еще увидел меня в платье.

Я прокралась в конюшню. Мои каблуки утопали в утрамбованной земле. Они были серебряными, с острыми шпильками, и, возможно, если бы Элио стоял босиком, я бы даже смогла достать ему до груди.

Я уже некоторое время подавала сигналы маленьким фонариком, который хранила в комнате, направляя его в окно, но ответа так и не последовало. Это был наш код. «Приходи ко мне», написанный на азбуке Морзе и переданный через вспышки света. Не дождавшись отклика из конюшни, я решила взять дело в свои руки.

— Cittaiolo? — прошептала я в ночную тишину. Я пришла увидеть своего городского парня — иначе зачем бы мне было возиться с новым платьем? Дизайн был моим, но цвет выбрал отец. Белоснежный, девственно чистый. Не нужно быть гением, чтобы понять, какое послание он хотел передать деревне этим нарядом.

Она под запретом. Никто не должен прикасаться к моей дочери. Не приближайтесь к ней.

К несчастью для него, cittaiolo плевать хотел на его правила.

Элио Сантори был нарушителем правил по своей природе. Сам мир словно подстраивался под его существование. Никто не должен быть таким чертовски обаятельным и девиантным одновременно. И уж точно никто не должен вызывать у меня такие чувства одной только своей медленной ухмылкой.

Я пыталась скрыть, насколько сильно он влиял на меня. Играть в недотрогу было в моде. Но стоило ему загнать меня в угол после службы или поймать на кухне, когда вокруг никого не было, — и я таяла. Все в моей жизни переставало иметь значение, кроме его прикосновений, улыбки, или пальцев играющих с моими волосами.

Я была потеряна.

— Элио? — снова прошептала я, когда ответа не последовало.

Я медленно продвигалась вперед, заглядывая в каждое стойло. Иногда он оставался там на ночь, устраиваясь спать в сене рядом с больной лошадью. Элио был прирожденным укротителем лошадей; трудно было поверить, что до приезда в наш город он никогда даже не видел их за пределами ипподрома.

Я дошла до конца прохода между стойлами и заглянула в последнее.

Вот он.

Потемневшая от загара оливковая кожа блестела в приглушенном свете. Тонкие, но мускулистые, руки были вытянуты над головой. Его футболка задралась, обнажая плоский живот и тонкую дорожку волос, которая огибала пупок и исчезала в джинсах. Мне нестерпимо хотелось провести по ней пальцами и посмотреть, куда она ведет. Я хотела увидеть каждую частичку этого парня, который перевернул мою скучную жизнь с ног на голову и раскрасил ее яркими красками.

Лицо Элио было спокойным во сне. Обычно он хмурился на кого-то или что-то, или смеялся. Его лицо было живым и выразительным. Он не мог скрыть своих мыслей, они были написаны у него на лбу. Сейчас же его черты расслабились, и я наконец могла просто любоваться им, как всегда хотела.

Он был классически красив. В свое время его лицо послужило бы вдохновением для мраморного бюста. Моя учительница по истории искусств вздыхала бы от восхищения, увидев его хоть раз. Сильная челюсть, нос с горбинкой, совсем маленькой, но достаточной, чтобы делать его внешность еще более притягательной. Нет, ангелом он точно не был. Он сеял слишком много хаоса, чтобы заслужить такое сравнение.

Я нависла над ним, протянув руку, чтобы провести кончиком пальца по его щеке.

Я даже не успела заметить нож.

В одну секунду я наклонилась, пытаясь сохранить равновесие на каблуках и в обтягивающем платье, а в следующую — сверкнуло серебро, клинок оказался у моей шеи, и горячее, твердое тело Элио прижалось ко мне.

— Cittaiolo, это я. Просыпайся, — пробормотала я, сердце бешено колотилось.

Он издал звук — что-то среднее между одобрением и протестом. Нож остался там, где был, даже когда Элио приподнял мой подбородок другой рукой, и наши взгляды встретились. Эти глаза. Если бы я каким-то образом забыла о нем все остальное, то этот бледно-нефритовый взгляд остался бы в моей памяти навсегда. Густые темные ресницы обрамляли его неестественно красивые глаза, а над ними выделялись изогнутые брови. Парень был поразительно хорош собой.

— Черт, хорошо, что это был всего лишь сон… На секунду я подумал, что всё, конец, и я стою у врат рая. Это платье… — пробормотал он, откидываясь назад и одобрительно глядя на меня.

— Ты думал, я ангел, и все равно вытащил нож? — удивленно спросила я.

Он ухмыльнулся.

— Да, ну, может, я бы смог угрозами пробить себе путь на Небеса. Попробовать стоило, верно?

— Ты смешон. — От его взгляда краска прилила к моим щекам. Он отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть меня.

— Хм, да, когда дело касается тебя, я такой... А ты... — Элио замолк и снова посмотрел мне в глаза.

Я вздернула подбородок, наслаждаясь его реакцией. Именно ради этого момента я больше недели потела за швейной машинкой, не так ли? Я хотела внимания Элио, и каждый раз получала его сполна. И это не становилось менее захватывающим.

— А я? — подсказала я.

Он наклонился ближе и медленно покачал головой, тихо хмыкнув.

— Ты знаешь, какая ты.… тебе не нужно, чтобы я это говорил.

Я тоже покачала головой, подражая ему.

— Нет, на самом деле, не знаю.

Он даже представить не мог, насколько это было правдой. Воспитанная только отцом, с тех пор как себя помню, всегда дома, изолированная, избалованная и скрытая от мира, я действительно не знала.

Он медленно выдохнул и провел пальцем по моей щеке.

Под оболочкой мир ждет, чтобы его открыли.

Под обыденной жизнью сменяют друг друга галактики.

Под замерзшей рекой все еще текут течения.

Под камнем и бетоном прорастают семена…

И эти семена способны поднять целые здания.

Глубокий голос Элио звучал, словно прохладная вода, стекающая по узкому ущелью. Я жадно впитывала каждое его слово. Они проникали в мою одинокую, иссохшую душу и наполняли ее.

— И? — подтолкнула я.

Каждое незавершенное стихотворение, которым он делился со мной, заканчивалось одинаково. Это была моя любимая концовка из всех когда-либо существовавших.

— И я принадлежал ей, а она — мне… и никто не мог отнять ее у меня… и никогда не сможет.

Я довольно улыбнулась ему. Он скользнул пальцем с моей щеки вниз по шее и мимо ключиц, отчего у меня ослабли колени. В последнее время одних поцелуев было недостаточно, чтобы удовлетворить нас обоих. Я хотела большего, и знала, что Элио тоже. Каждый сеанс поцелуев, которому мы предавались, приближал нас к той черте, которая разделяла нас.

Элио не знал, как сильно я хотела пересечь эту черту. Я мечтала стереть ее навсегда.