Историческая проза

Тридцать три революционера, члены партии «Народной Воли», взялись сызнова за дело. Троих отрядил Желябов следить за царскими выездами. Один из них стал извозчиком, другой — торговцем папиросами, третья — продавщицей яблок. По очереди стояли они на Дворцовой площади. И через несколько недель все наблюдатели, наконец, выследили путь царя. Желябов узнал: царь выезжает из дворца в те дни, когда в Михайловском манеже делаются смотры войскам. Царь едет в манеж большей частью по Невскому проспекту,…

— Лгут вам все паны! — вскрикнул пламенно монах. — Они боятся, чтобы вы не подняли бунта, и стараются запугать вас! Разбито, паки реку, коронное войско, да скоро услышите еще и не то! Бежат отовсюду паны при одном имени Хмеля: каждый день, аки речки к морю, льются к нему тысячи войсковых людей! В Волыни уже поднялось все поспольство: сожгли в Белянах костел, вырезали ляхов в Триречьи... — Так что ж и нам смотреть на них! Допекли они нас не хуже вашего! — раздались яростные крики в задних рядах.…

Светало. Была пора, когда мрак в дремучем лесу сгущался еще больше, то принимая неясные очертания чудищ, то ютясь черными клубами у корней дерев; только по световым пятнам, проглядывавшим изредка между густою листвой крон, можно было заметить, что горизонт уже побледнел и что звезды начали уже тонуть в этой прозрачной лазури. Внизу было страшно сыро и пахло болотом. Хотя это был сентябрь месяц, но утренники донимали уже плохо прикрытого обитателя этих трущоб. Послышалось вблизи резкое характерное…

Они словно посылали Москве наказ и благословение крепко стоять в днях и веках, чтобы уверенно встретить их возвращение. И вместе с тем, брали с собой частицу ее невидимых материй, как залог их неразрывности и как опору свою на земле. Это походило на укол ностальгии, на крик души, привыкшей к месту, на щекочущий страх перемен. Так играло с ними воображение, и игра эта была характерной для любого, кто вознамерился далеко–далеко уехать от дома. Зато настроения они испытывали разные. Дарий Глебович…

Товарищи вокруг Павла тоже боролись со сном и стужею. И когда Павел подходил к баррикаде, кто-нибудь присоединялся к нему и сдержанно говорил: — Тихо кругом. Пожалуй, ничего нынче не будет. — Пожалуй... — соглашался Павел и всматривался в безлюдье и пустынность улицы. Под утро, когда стало холоднее, словно холод шел от белесого рассвета, где-то в стороне, далеко отсюда, захлопали редкие выстрелы. Дружинники разом вскочили и столпились возле баррикады. — На Знаменской перестрелка! —…

— Ты, говорю, староста каморный, очисти при всей твоей деликатности камору от очкастого. Пошел Орлов к политику: — Я, говорит, староста! — Очень приятно! — это очкастый-то. — Ну, приятности, — говорит Орлов, — тут вам, господин политический, мало выйдет. Сами видите — нецивилизованная камора. Объявляйте начальству, чтоб дали вам подходящий приют... Послушал политик, книжечку в сторону отложил и засмеялся. — Сурьезный, видать, грит, вы человек, господин староста... Однако, с начальством…

Божество и чудище змей сплелись в один клубок: Пифона пронзали множество стрел, и одна из них все еще торчала в его змеином теле. Тем не менее он добрался до небесного лучника и вступил с ним в ближний бой. Конец схватки уже близился, потому что силы противников были на исходе. Серая шерсть, покрывавшая чудовище, не могла скрыть глубокие раны. Длинные седые пряди свисали с шеи и развевались на голове меж рогов. В этот-то момент, стараясь повалить Пифона и не дать ему ударить рогами, божество и схватило…

А потом вернулся отец. Алексей Бартенев десять лет воевал в раз­личных войнах, которые вели объединенные унией Великое княжество Литовское и Поль­ша, зарабатывая этим на жизнь и развитие свое­го имения, женился по любви, стал счастливым отцом двух детей и намеревался стать отцом еще, но меньшей мере десяти, как вдруг ковар­ная моровая зараза в три дня лишила его любимой жены и разрушила все жизненные планы. И тогда он, попрощавшись со своим старым боевым товарищем Левашом Копыто, навсег­да оставил…

Но когда после окончания Первой мировой войны надежды на скорое освобождение Ирландии не оправдались, Чайлдерс с семьей окончательно перебрался в Ирландию и с новой силой включился в борьбу. Она увенчалась успехом, но твердые и бескомпромиссные убеждения Чайлдерса дорого обошлись ему. Молодое правительство охваченной гражданской войной Ирландской республики опасалось Чайлдерса, критиковавшего его по многим пунктам. Обвинив писателя в незаконном ношении оружия, власти стремительно вынесли ему смертный…

А. Москвин ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ Д.Л. МОРДОВЦЕВА «Знамения времени» (1869) «Идеалисты и реалисты» («Тень Ирода») (1876) «Великий раскол» (1878) «Наносная беда» (1879) «Лжедмитрий» (1879) «Двенадцатый год» (1880) «Царь и гетман» (1880) «Сидение раскольников в Соловках» («Соловецкое сидение») (1880) «Господин Великий Новгород» (1882) «Замурованная царица» (1884) «Видение в Публичной библиотеке» (1884) «Москва слезам не верит» (1885) «За чьи грехи?» (1891) «Державный…

Год от года смелей делались дикие и полудикие племена, тесным кольцом окружавшие великую римскую державу. Год от года становилось трудней бороться с ними изнеженным потомкам цезарей. Все чаще откупались они золотом от врагов, которых уже не могли победить оружием, откупались до тех пор, пока не нашлись великие умы между варварами, устоявшие перед соблазном золота, предпочитая ему славу завоевания. Началась борьба завоевателей между собой. Великий вождь славянства Одоакр не одно десятилетие оставался…

В эту же пору в монгольской степи развелось особенно много волков. Огромными стаями по полусотне и более голов, ведомые чудовищных размеров, как рассказывали видевшие, с кобылу ростом – вожаками, они рыскали всюду и нападали на скот. Безудержно резвясь и утоляя звериный свой голод, они рвали коров и лошадей, оставляя после кровавых пиров недоеденные туши. Звериные объедки подбирали рабы и харачу, с корзинами и мешками бредя по степи, тащили в свои юрты, чтобы накормить голодных детей. После первых…

Тэмуджин неустанно вбивал в головы младшим свои сокровенные мысли, на одном заостряя их умы: – Нас, сыновей Есугея, все еще считают малолетними детьми. И пусть так считают, а на самом деле каждый из нас будет стоить двоих взрослых. Сейчас у нас нет своего улуса, но если мы будем сильными воинами, тогда и другие воины к нам придут, и мы заставим нойонов признать нас за равных, потому что мы сохранили отцовское знамя. А придет время, мы и улус свой потребуем вернуть. С Бэктэром они учились рубить…

«Не будет уже в тебе никакого художника, никакого художества». (От. 18:22) Чем и когда закончится вырождение России? Ответ на этот вопрос в эпилоге. Книга эта «преждевременная». Она не для современных скотов, пачками жующих бессмысленные миниатюры – плоды соития мини-таланта с мини-умом. Но, судя по письмам читателей, полученных автором после первого издания книги, есть читатели, которых книга «зацепила». К сожалению, не бывает так, «чтобы было хорошо и все, и всем!». И, с разрешения автора,…

Перстом, кичливо торчащим из неестественно вздернутой лапки, указует монумент на павильон «Пиво-воды». Воды присутствуют на вывеске, как почетный член президиума. В павильоне торгуют разливной водярой. Этот факт подтверждается живым и радостным гомоном жизнерадостных аборигенов, с раннего утра гужующихся внутри павильона. – Триумфатор обхезанный! – хихикаю я на статую. – И храм и срам… и смех и грех, – добавляет Голубь. Остальные похмыкивают, сравнивая великолепие собора и пролеткультовский…

Как бы мне самому хотелось написать такую книгу! Это не «женская» книга и не «мужская», — эту книгу любят и читают как женщины, так и мужчины. Роман оказался из числа таких сокровищ и христианских свидетельств, которые мне редко доводилось, если вообще доводилось, читать». Джилберт Моррис, автор бестселлеров «Пять баллов! Рекомендую эту книгу всем, кто хочет прочитать хороший роман. Если говорить об эпическом характере книги, то «Веяние тихого ветра» отвечает всем требованиям интересного…

Виконт Каркассона в круглой комнате со своими советниками баронами и преданными вассалами. Войска крестоносцев начинают осаду города. Конец июля 1209 года В круглой комнате наш благородный виконт собрал своих баронов и преданных вассалов. Там был и я, но в моем сердце больше не было ни смеха, ни радости, ибо на заре этого летнего утра посланцы из Безье принесли ужасные новости. Из Безье, которое наш виконт совсем недавно оставил укрепленным и процветающим,…

Галопом они пересекли реку по броду, вздымая воду брызгами. Никто не преследовал их, слишком уж они все были заняты ссорами за добро и богатства горевшего города. Пейре Дюногюэ держал путь на Юг. Он направлялся прямо к башне Монтади, высившейся словно свеча на краю утеса. На лошади своего господина, Мильсодор, красивом черном боевом скакуне, стоившем тысячу су золотом, экюйе виконта Тренкавеля обогнал на покрытой белой пылью дороге других мрачных людей, спешащих во весь опор. Все в ужасе бежали…

Шарлотта сияла. Снова стройная после четвертых родов, в чудесном новом платье, белом с серебром, украшенном по поясу и корсажу маленькими красными и белыми розами, она была сегодня замечательно хороша. Видно было, что она купается в детском веселье, щеки ее раскраснелись не хуже, чем у Мэри. Сейчас она усадила за клавикорды старушку фрейлину, устроила пары для танцев, стала с Сашкой в первую и повела детей галопом по зале. Адлерберги, таща за собой девчонок, мотали головами, как жеребята. Оли снова…

Он чувствовал, как стихают эти ее толчки и покой завладевает ею. Покой и тепло, оно было стойким, это ее тепло, как бы проникая в его грудь, напитывая его руки, поднимаясь к лицу, завладевая всем его существом. В этом тепле, которому он отдал себя, была отрешенность от всех ненастий, может быть, даже забытье. Ничего ему не надо было, только оставаться с нею и пить, неутолимо пить это ее тепло… А сейчас она смотрела, как мимо бежали, запыхавшись, американцы, широко расставив руки, в каждой из которых…