Классическая проза

Маркиз де Сад Цветок каштана Не смею ручаться, однако некоторые ученые уверяют нас, что цветок каштана имеет положительно тот же запах, что и семенная жидкость, которую природе угодно было поместить в чреслах мужчины для воспроизведения рода человеческого. Юная пятнадцатилетняя девица, никогда не покидавшая родительского крова, как-то прогуливалась в обществе матери и одного весьма кокетливого аббата по каштановой аллее. Каштаны цвели, и их испарения наполняли воздух тем самым подозрительным ароматом,…

Поликрат Самосский (История) Был один греческий царь Поликрат. Он во всем был счастлив. Он завоевал много городов и стал очень богат. Поликрат и описал в письме всю свою счастливую жизнь и послал это письмо своему другу, царю Амазису, в Египет. Амазис прочел письмо и написал Поликрату ответ, он писал так: «Приятно бывает знать друга в удаче. Но мне твое счастье не нравится. По-моему, лучше бывает, когда человеку в одном деле удача, а в другом нет, – чтобы было вперемежку. Послушай меня и сделай…

Дачники По дачной платформе взад и вперед прогуливалась парочка недавно поженившихся супругов. Он держал ее за талию, а она жалась к нему, и оба были счастливы. Из-за облачных обрывков глядела на них луна и хмурилась: вероятно, ей было завидно и досадно на свое скучное, никому не нужное девство. Неподвижный воздух был густо насыщен запахом сирени и черемухи. Где-то, по ту сторону рельсов, кричал коростель… – Как хорошо, Саша, как хорошо! – говорила жена. – Право, можно подумать, что все это…

Не прошло и недели, как случилось то, чего вы давно уже ждёте от меня, читатель, и без чего не обходится ни один порядочный рассказ... Я не устоял... Мои объяснения Софья Павловна выслушала равнодушно, почти холодно, словно давно уже ждала их, только сделала милую гримаску губами, как бы желая сказать: — И о чем тут долго говорить, не понимаю! Двадцать восемь дней промелькнули как одна секунда. Когда кончился срок моего отпуска, я, тоскующий, неудовлетворённый, прощался с дачей и Соней. Хозяйка,…

– И девчонка глупа, – говорю я Рублеву, – и старуха глупа. Не стоит и внимания обращать… – Я и не обратил внимания… Только смешно и больше ничего. Я давно уж привык к таким пассажам… Прежде действительно больно было, а теперь – плевать! Девчонка глупая, молодая… ее же жалко! Сажусь я и начинаю играть танцы… Серьезного там ничего не нужно… Знай себе закатываю вальсы, кадрили-монстры да гремучие марши… Коли тошно твоей музыкальной душе, то поди рюмочку выпей, и сам же взыграешься от «Боккачио». …

Отличные игрушки старика Альважа следовало бы завести всем воинственно настроенным людям. ПРИМЕЧАНИЯ Игрушки. Впервые — журнал «XX-й век», 1915, Э 9.

— Дом двадцать девять! Двадцать девять! — кричит рыжий. Он дает два свистка, потом еще девять, и в окне второго этажа, к которому приставлена лестница, появляется мадам Сотраль, наша соседка. Первый этаж ее дома, почти на уровне земли, затоплен. Похоже, что там плавает буфет, со страшным грохотом перевернувшийся среди ночи вместе со всей посудой. Какой-то мальчуган взбирается по лестнице, чтобы передать мадам Сотраль почту, и я узнаю… своего собственного сына — это Обэн, которого мать уже час назад…

ЯВЛЕНИЕ II Сюзанна , Фигаро заглядывает с таинственным видом. Вся эта сцена должна идти с подъемом. Сюзанна. Входи же, Фигаро! У тебя вид счастливого любовника твоей жены. Фигаро. Можно говорить не стесняясь? Сюзанна. Да, если не затворять дверь. Фигаро. А к чему такая предосторожность? Сюзанна. Дело в том, что известный тебе человек может войти с минуты на минуту. Фигаро (с расстановкой). Оноре-Тартюф [1] Бежеарс? Сюзанна. Да, наша встреча была…

«Я обдумал положение, — рассказывал мне мой друг, — перебрав все возможности, не исключая также возможность сбить этого субъекта с ног и спастись бегством, и пришел к выводу, что самое первое его предложение заключает в себе в общей сложности минимум неудобств. Но я никогда не предполагал, что подобрать тонкие бумажки со скользких булыжников окажется таким трудным делом. Это заняло у меня около десяти минут и, по моим подсчетам, доставило развлечение тысяче человек, не меньше. Но имейте в виду, что…

Хотя я достаточно побранил вас, милостивый государь, за ваш проступок, совершенный если и не с дурной целью, то все же легкомысленно, я прибавлю, однако, в конце уверения, что я составляю полную противоположность вам, а именно, что я человек рассудительный, великодушный, обдумывающий ранее, чем действовать. Теперь вы можете быть спокойны, что я не стану вам мстить, тем более что в моем распоряжении нет никаких средств для мести. Если бы я был рецензентом, я бы отчаянно разбранил ваши произведения…

Я напомнил Чармиан про лодочные домики на южных островах Тихого океана, куда ее не допускали. Курчавые туземцы пировали и пьянствовали там без жен — для них это была святая святых, для женщин — табу, нарушение которого каралось смертью. Кабак помог мне в юношеские годы уйти от мелочной женской опеки, открыв передо мной широкий свободный мужской мир. Все пути вели в кабак. Тысячи неведомых дорог сходились там и расходились оттуда по всему свету. — Привычка к алкоголю создалась у меня из-за того,…

Теперь я уже не мог и не хотел сомневаться, что глаза меня не обманывают: ибо первый же отблеск свеч на холсте, казалось, рассеял незаметно овладевшее мною дремотное оцепенение и разом, словно удар гальванического тока, вернул мне остроту чувств. Предо мною, как я уже сказал, был портрет юной женщины — голова и плечи, написанные, как это называют художники, «виньеткой», наподобие излюбленных головок Сюлли [3] . Плечи, грудь, даже сияющий ореол волос как бы растворялись в смутной и в то же время…

— Конечно, но я стараюсь об этом не думать. Она — не ты. — Ну а если, — она обхватила руками колени, не сводя с него горящих голубых глаз, — если бы она стала мной? — Как это? — он удивленно заморгал. — Что если все то, что когда-то привлекало тебя в жене, а потом во мне, снова, каким-то образом, вернулось к ней? Ты бы захотел, смог бы снова полюбить ее? — Вот теперь я бы, пожалуй, закурил! — он свесил ноги на пол и уставился в окно, повернувшись к ней спиной. — К чему все эти вопросы, на…

Год выдался на диво урожайный, хлеба были такие обильные, что сараи и овины не могли уместить зерна, и на полях, куда ни глянь, виднелись скирды чуть не до неба. По всем окрестностям поднялся молодой лесок, да так быстро, как прежде, бывало, не вырастал и за несколько лет. В лесах полно было грибов и всякого зверья, в реках - рыбы. Редкое плодородие земли передавалось всему живому. Друзья Володыёвского говорили, что это добрый знак, и все как один предсказывали ему скорую свадьбу, но судьба решила…

Помню, як вярнуўся Бюры, якi пазней разбiўся ў Карб'ерах. Бывалы лётчык сеў памiж нас i моўчкi, усё яшчэ стомлена горбячыся, стаў нетаропка есцi. Быў вечар аднаго з тых слотных дзён, калi неба гнiе па ўсiм маршруце авiялiнii i лётчыку мроiцца, што ўсе горы куляюцца ў тванi, як гарматы на палубе колiшнiх паруснiкаў, калi лопнуць прымацаваннi. Я паглядзеў на Бюры, пракаўтнуў камяк у горле i нарэшце асмелiўся запытацца, цi цяжкi быў палёт. Бюры не азваўся, засяроджаны, схiлены над талеркай. На борце…

- Привет, Берти, - сказал Бинго. - Великий боже! - Я поперхнулся. - Что у тебя на шее? Зачем? Почему? - А, ты о галстуке. - Он покраснел. - Я: мне его подарили. Бедняга так смутился, что я не стал ни о чём его расспрашивать. Мы молча прошлись по парку, затем сели в кресла у Серпентина. - Дживз передал, что ты хотел со мной поговорить, - сказал я. - А? - Бинго встрепенулся. - Ах, да. Конечно. Я приготовился выслушать очередную потрясающую новость, но разговор не получился. Он сидел с остекленевшими…

Неузнаваемый вестибюль был без сомнения так же убог, как и всегда. Записывая у консьержкиной стойки имя и отдавая паспорт, Персон спрашивал по-французски, английски, немецки и сызнова по-английски, здесь ли еще старый Крониг, распорядитель, чью толстую физиономию и поддельную жовиальность он помнил так ясно. Консьержка (белокурый шиньон, милая шея) ответила – нет, мсье Крониг оставил их, чтобы занять, представьте себе, посту управляющего отелем "Воображение" в Буре (или так оно прозвучало). В…

— Навряд ли, мистер Кобболд. Один голос больше впечатляет. — Да? Словом, вот так. Это очень важно. Не хотелось бы, чтобы он подумал, что я забыл о его годовщине. Видите ли, лорд Шортлендс — глава нашего рода. — Вы подумайте! — Да. Его фамилия — Кобболд. Сын, лорд Бивер — в Кении, а остальные — просто Кобболды. Скажем, три дочери. Старшая замужем за неким Топпингом, мы с ним учились. Судьба — это судьба. Сижу как-то в клубе, листаю английский журнал, а там портрет исключительно красивой девицы…

«Парижские тайны» начали печататься в июне 1842 года и поначалу вполне соответствовали предложению Гослена — то было чисто авантюрное повествование, в котором переодетый князь, подобно Гарун аль-Рашиду, исследует жизнь низов общества. Но время шло, роман публиковался и по мере публикации писался дальше, и постепенно его характер существенно изменился — чисто криминальная коллизия уступила место социальной. Писатель вводит тему безвинных страданий бедняков, демонстрирует пороки современной юстиции…

Зачем и как это делается? Кто знает? И вообще, разве мы что-нибудь знаем? Все на свете — тайна. Мы общаемся с окружающим только при помощи наших жалких органов чувств, несовершенных, немощных и таких слабых, что вряд ли они в состоянии уловить все, что происходит вокруг нас. Решительно все — тайна. Возьми хоть музыку, это божественное искусство, которое потрясает, опьяняет, очаровывает, сводит с ума... Чем все это вызвано? Ничтожнейшей причиной. Ты не понимаешь? Слушай. Два тела сталкиваются.…