Классическая проза

По мере того как бой быков развивался, — или приходил в упадок, — все больше внимания уделялось приемам выполнения разных движений тореро и все меньше — конечной цели; и теперь подготовка быка к последнему смертельному удару, которую раньше брал на себя матадор, в значительной степени ложится на бандерильеров; если убийство быка представляет хоть малейшую трудность, то матадор, не обладающий ни находчивостью, ни знанием, а только грацией и виртуозностью, выходит против быка подготовленного, обессиленного,…

— Да что вы? — Правда, правда. Свинину, недожаренную! А мой сын женат на am'ericaine и ест только консервы из бобов. — А они давно женаты? — Oh, mon Dieu, я даже не знаю. Его жена весит двести двадцать пять фунтов. Она не работает. Она не стряпает, она кормит его консервами из бобов. — Что же она делает? — Читает. Только и делает что читает книги. Целый день валяется в постели и читает. И детей она больше иметь не может. Слишком толста. Для ребенка места нет. — Что же это она? — Целый…

Далее, почти у всякого нынешнего очага имеется свой особый дымоход, оканчивающийся отдельной трубой на крыше. По крайней мере, именно такое устройство считается предпочтительным. Но не признак ли это эгоистической разобщенности? К тому же все эти многочисленные дымоходы вовсе не обладают независимой кирпичной кладкой и не объединяются в некую федерацию под эгидой мощной вытяжной трубы, расположенной в самой середине дома; напротив, каждый из дымоходов неприметным образом проведен внутри стен, так…

– Не хочешь ли молока, Тобермори? – сделав над собой усилие, произнесла леди Блемли. – Не возражаю, – был ответ в тоне полнейшего равнодушия. Слушатели содрогнулись, с трудом сдерживая возбуждение, и леди Блемли можно простить то, что, когда она наливала молоко в блюдце, рука ее была не совсем тверда. – Боюсь, я слишком много пролила, – извиняющимся голосом произнесла она. – Ничего, это же не мой ковер, – отвечал Тобермори. Собравшиеся вновь замолчали, и тогда мисс Рескер тоном прихожанки,…

Между тем злосчастной картине на спине человека доставалось все больше, и неудивительно, что ее носитель переметнулся в ряды итальянских анархистов. По меньшей мере четырежды его препровождали к границе как опасного и нежелательного иностранца, но всякий раз возвращали назад как носителя «Падения Икара» (приписываемого Пинчини, Андреа, начало двадцатого века). И вот однажды, на конгрессе анархистов в Генуе, один его соратник в разгар прений вылил ему на спину целый сосуд едкой жидкости. Красная рубаха,…

Я не стала выговаривать Констанции за ее болезненные фантазии; эти всхлипывания, по правде, и меня преследовали и действовали мне на и без того расшатавшиеся нервы. Видя, что Эсме отстала, я окликнула ее, и она в несколько прыжков догнала нас, а затем помчалась вперед. То, что нас сопровождало всхлипывание, скоро объяснилось. Цыганская девочка была крепко стиснута в пасти гиены, и не сомневаюсь, что ей было больно. «Боже милостивый! – вскричала Констанция. – Что же нам делать? Что делать?» …

– Не могу представить тебя выдрой, – сказала Аманда. – Ну уж если такой пошел разговор, то не думаю, что ты можешь представить меня ангелом, – заметила Лаура. Аманда ничего на это не сказала. Такого представить она действительно не могла. – Лично мне кажется, что быть выдрой совсем неплохо, – продолжала Лаура. – Ешь себе лосося круглый год, а какое это удовольствие – осознавать, что ты можешь в любую минуту притащить домой форель, вместо того чтобы часами стоять с удочкой, дожидаясь, пока она…

Она весело болтала об охоте, о том, что дичи стало мало и каково будет зимой уткам. Фрэмтоца охватил подлинный ужас. Он сделал отчаянную попытку перевести разговор на менее жуткую тему, нo это удалось ему лишь отчасти. Он понимал, что хозяйка уделяет ему лишь малую толику своего внимания. Взгляд ее то и дело скользил мимо него и устремлялся через открытую дверь на лужайку. И надо же было ему явиться в такую трагическую годовщину! Поистине печальное совпадение. – Врачи сходятся во мнении, что мне…

– Что-то случилось, Марта? – спросила молодая женщина. – Это смерть, смерть пришла, – ответил дрожащий голос. – Я-то знала, что она близко. Я-то это знала. Нет, не зря старый Шеп выл все утро. А вчера ночью я слышала, как кричала сова, и что-то белое вчера промелькнуло во дворе. То была не кошка и не животное, что-то другое. Птицы почуяли неладное, и все сбились в кучу. Это дурной знак. Уж я-то знаю, что смерть близко. В глазах молодой женщины появились слезы жалости. Сидевшая перед ней седая…

– А им где-нибудь во дворе не лучше будет? – спросил он, тактично выразив свою точку зрения на то, где им лучше находиться. Ему хотелось, чтобы в его голосе прозвучала забота о «них». – Двора больше нет, – печально проговорила Вера, – ничего нет, только темная, бурлящая вода. Водохранилище в Бринкли прорвало. – Я и не знал, что в Бринкли есть водохранилище, – сказал Латимер. – Теперь и его уже нет, вода разлилась повсюду, и поскольку мы находимся в низине, то оказались в самой середине внутреннего…

И, не дожидаясь ответа, принялась подбирать осколки вазы, затирать лужу с некоторым  вызовом, а приговаривать - с досадой, которую и не трудилась скрыть: Мог бы, между прочим,  и сам, чем валяться на диване с таким видом, будто ты ни при чем. Он молчал, опущенными  веками оберегая себя, и: А что, если сейчас открою глаза и увижу, словно разрядом тока,  пробила его неожиданная мысль, жгучая надежда. Подойдя поближе, жена заметила  окровавленный платок, и раздражение ее моментально угасло: Бедненький,…

– Три… Дрожащей рукой он нажал на курок… Бах!!!…

— Чего тебе налить? — Виски, — ответила она. — С содовой? — Да, — сказала она, почувствовав, что лицо ее принимает такое же бесстрастное выражение. Подойдя к бару, он достал два бокала размером с вазу и небрежно плеснул спиртного. — Годится? — Он протянул ей бокал. Она изучила виски на свет. — Прекрасно. — Что на ужин? — Его глаза холодно смотрели поверх кромки бокала. — Бифштекс. — С картофельными оладьями? — Он поджал губы. — Точно. — Ай да молодчина. — Он слабо хохотнул…

— Может быть, ты меня отшила? — Может быть, если ты заигрывал. — Нет, помню, что смотрел я только на одну блондинку. — Девушка-блондинка в Брентвуде в тридцать третьем, — сказала Теда. — В полдень у Майка, в весенний день. — Она стала вспоминать. — Как была одета? — Помню только синюю ленту у нее в волосах, завязанную большим бантом, и еще впечатление от синего платья в горошек и только начинающих подниматься молодых грудей. Да, хорошенькая была. — Ты помнишь ее лицо, Дейв? — Помню…

Мы с братом трудились все утро: разгружали ящики с кока-колой, причем разлитой в настоящие стеклянные бутылки, а не в пластиковые — такой ящик на двадцать кило тянет. К девяти утра я уже валился с ног, перетащив штук сорок этих ящиков, а ведь еще надо было глядеть по сторонам, чтобы ненароком на тебя слон не наступил. В полдень мы мчались домой, чтобы перехватить по сэндвичу, — и назад в маленький цирк, смотреть, как под взрывы петард выступают акробаты, воздушные гимнасты, облезлые львы, клоуны…

— Да, верно, — согласился он. — Ну, что ты думаешь по этому поводу? Странно, правда? — И в самом деле, — ответила жена. — А теперь послушай мою историю. Сегодня днем еду я со скоростью сорок миль в час по загородной трассе, а по встречной полосе летит машина с такой же скоростью, и мне показалось, будто за рулем сидит мужчина, вылитый ты, а рядом с ним — прекрасная испанка, наследница огромного состояния Карлотта де Вега Монтенегро. Все произошло очень быстро, я была потрясена, но тормозить не…

— Нет, не помню, — сказал он. — А ты напряги память, — сказала она. — Мы тогда пообещали друг другу не создавать семью и не заводить детей. — Помедлив, она добавила: — Чтобы никаких младенцев. — Не заводить детей. Чтобы никаких младенцев? — Как по-твоему… — Оторвав голову от подушки, она прислушалась к далекому жалобному крику, приглушенному деревьями и окрестностями. — Может быть… — Что? — Вроде бы я знаю, как это остановить. Он выжидал. — Мне кажется, надо… — Ну, ну? — поторопил…

— Да вы оглянитесь вокруг! — запротестовал Тиффани. — Чудо, правда? Видите мой алтарь во имя Девы Марии? — Пьетро указал пальцем. — А вот здесь, на стене, в рамочке — письмо от секретаря самого архиепископа: в нем сказано, как много добра я сделал для бедных! Ведь я в свое время был состоятельным человеком. Владел недвижимостью, держал гостиницу. А лет этак двадцать тому назад один человек отнял у меня все, да еще жену увел. И знаете, как я поступил? Вложил те крохи, что еще остались, в собак,…

— Почему же вы им так заинтересовались? — Ах, Господи, да потому, что я с рогами на голове подплыл к этим ступеням, взбежал по ним на террасу и имел даже время оглядеться по сторонам. И все тогда было так, как здесь нарисовано! Я внимательно посмотрел на говорившего. Фёдор Николаевич, заметив мой взгляд, продолжал несколько более спокойным тоном, хотя по всей его оживлённой тонкой фигуре видно было, что он очень волнуется. — Конечно, это был только сон, но сон не вполне обыкновенный, а по своим…

– А теперь скажи, зачем ты пришел ко мне? – неожиданно спросила Рода. – Ты возбуждаешь не только мое любопытство, но и деловые интересы. Ты, наверное, явился насчет шляп. Я слышала, ты на днях получил наследство, и мне, конечно же, пришло в голову, что для тебя было бы желательно отметить это событие, купив дорогие шляпы для всех своих сестер. Они, наверное, и словом об этом не обмолвились, но я уверена, и им то же самое пришло в голову. Конечно, в связи с приближающимися праздниками я сейчас довольно…