Проза прочее

Еще в институте угодил мой приятель в «семейный силок». Бирута носила большие очки, имела вытянутое, рыбье лицо, с бледным ртом и являла собой разительное несходство с Нодаром. Он любил тишину и уединение, Бирута – веселую шумную жизнь на виду у людей. Он был раб привычек, она искала разнообразия в жизни. То, к чему Нодар едва успевал привыкнуть, на нее уже нагоняло тоску. Они часто ссорились, но он притерпелся к жене и не мог кончить дело разводом. В доме всегда было так, как хотела она. У Бируты…

– Любишь? Не любишь? Какие-то чужие слова. Кто и зачем их сказал? Я смотрел в глаза Анны: «Зачем она это спросила?» И тут же мысли сорвались со своих мест, заметались, пытаясь объяснить эту женщину. Но тщетно. И я сдвинул брови: – Разве это имеет значение? Сейчас. Здесь. Зачем?.. Из ее глаз тут же потекли слезы. Не брызнули, как бывало во время каких-то мелких ссор, обид, а потекли. Крупные. Одна за одной. Анна изливалась ими беззвучно. Ни всхлипа, ни шмыганья носом. Она смотрела мне в глаза…

Лежать бы ей так еще сутки до обратного рейса, но зашла в вагон добрая старая уборщица. Охнув, положила девочку в ведро, отнесла на станционный милицейский пост: – Найденыш… Старший сержант прикрепил к ее пеленке бирку: «Вещ. док. № 374». Потом вздохнул и налил девочке кружку крепкого чая без сахара, который он съел еще по утру. Ребенок требовал молока, воды. Но в конце концов выпил горькой жижи. Сердечко его забилось как бешеный мотор. Старший сержант ничего не слышал. Он заснул…

Баран довольно усмехнулся. Особенно по вкусу пришлось ему слово «пожалуйста». И он даже подумал, как это раньше не догадался заставлять таких вот «жориков» произносить его. Сунул в зубы сигарету. Жорик тут же вытащил из своего кармана спички, зажег одну и поднес: – Пожалуйста, Сережа… У того чуть сигарета изо рта не выпала, так он расплылся в улыбке. Баран прикурил и, пустив пару колец, похлопал Жорика по плечу: – Соображаешь… Жорик, глянув на никогда нечищеные ботинки Барана, вытащил…

I Звали боцмана Василием Ивановичем. Родись он лет на пятьдесят позднее – ему наверняка не дали бы проходу из-за имени-отчества. Но в предвоенные времена к Чапаеву относились крайне серьезно, анекдотов про него никто не рассказывал и даже не сочинял. Боцмана тоже уважали – не только на эсминце, но и во всей эскадре. Потому что личностью Василий Иванович считался необыкновенной. Сколько ему было лет, никто не знал. И на вид определить не мог, поскольку внешность боцман имел самую что ни на…

«Уважаемые господа! Поздравляю вас с наступающим Новым годом и желаю всей вашей семье счастья и новых успехов! Ваш кандидат В.И. Зуев.» – Демократом заделался, даже титулов не указал, – вздохнув, папа бросил открытку на стол. – А сколько народу за писанину усадил? И пришла накануне выборов, значит не по почте. – Это не ты, часом, разносила? – поинтересовалась мама. – Нет, – тихо ответила Надя. – Я с листовками пойду. – А вместе с ним кто баллотируется? Тоже какой-нибудь директор? – Не…

Часы за стеной отмерили двенадцать медленных ударов. Ася потянулась, изо всех сил подавляя зевоту. Ночь была еще впереди, а ей уже страшно хотелось спать. Но если уснуть, сидя на стуле, то потом проснешься словно вся избитая. Значит, надо как-то перемаяться до восьми утра, когда ее сменят с дежурства. А завтра суббота, дома можно будет лечь и спать хоть до вечера. Она вздохнула, потерла виски и снова склонилась к книге, тускло желтеющей в свете настольной лампы. Сон наступал. Слова расползались,…

Осень ранит мне душу. Я жду ее задолго до срока – со слегка остывающих ночей еще теплого августа, с редких желтых отметин в еще зеленой листве. Вообще-то я ее не люблю. Она напоминает мне, что кончился короткий праздник лета и что тело, не успевшее как следует надышаться за несколько жарких недель, надо прятать обратно в душные одежды. Когда я шагаю по шуршащим осенним улицам, то всякий раз меня преследует детский, совершенно серьезный страх: мне кажется, будто листья осыпались навсегда и новые…

– Сеньорита Зоя, мы успеем еще раз посетить магазин? Лошадинозубая сеньора с черной фигой на затылке озабоченно глядела снизу вверх. – Если поспешите, – обворожительно улыбнувшись, Зоя нажала клавишу автобусной трансляции и взяла микрофон. – Сеньоры, в вашем распоряжении двадцать минут для совершения покупок! Радостно галдя, испанцы хлынули наружу. Могучая туша «Икаруса» тихонько покачивалась, облегчаясь от интуристов. Зоя спрыгнула с подножки последней. Асфальт был горяч и мягко пружинил…

– А что давать-то обещали? – спросила толстая тетка в мохеровой кофте. – Да кто его знает, – пожала плечами хмурая женщина неопределенных лет. – Говорят, «Саламандру», – отозвалась молодая, в канареечном плаще с подвернутыми рукавами; она стояла рядом с Верой, но наручный номер ее был на единицу меньше. – А это что такое? Туфли, что ли? – Сапоги, – вступил кто-то из-за спины. – А чьи? Прибалтика? – Фээргэ, – уточнил тот же всезнающий голос. Вера обернулась, не сдержав любопытства. За…

Старушка была похожа на птичью лапку. Одиноков подумал так и удивился пришедшему на ум сравнению. Образами он не мыслил никогда: для него существовал лишь язык точных понятий. Все расплывчатое, неустойчивое, рожденное неуловимой общностью внутренних форм казалось ему чуждым. И все-таки – старушка напоминала птичью лапку. Стоило сказать даже точнее: лапку синицы. пушистые и желтогрудые, они каждый день мелькали за окном – перепрыгивали по дереву, раскачивались на обледенелых ветвях, крепко цепляясь…

I – …Ваше величество женщина! Уютный голос певца таял и расплывался во вздохах. Наверное, в песне имелись и какие-то другие слова, но пластинка играла за стеной, и Наташе было их не разобрать. Она слышала лишь одну строчку, упорно повторяемую на разные лады: – …Женщина, Ваше величество! Сапоги внутри были сырые, точно ими ночь напролет черпали холодный кисель. Наташа хотела крикнуть мужу пару слов насчет сломанной сушилки, но с досадой вспомнила, что он уже ушел: сегодня была его очередь…

Дождь хмуро барабанит по оконному карнизу. Она садится за стол и втыкает штепсель в розетку. Желтая лампочка загорается нехотя; магнитофон греется несколько минут, и с этим приходится мириться. Он ведь очень старый, купленный еще покойным мужем, Андрюшиным отцом. Сын так и вырос с этим магнитофоном, который был на два года старше его самого, и никогда не просил чего-то иного. Он с детства понимал, как трудно им жить вдвоем, и даже не пытался равняться на сверстников со всем их импортным барахлом.…

Маркиз де Сад Змея В начале века в городе Дижоне была известна своей красотой и обходительностью госпожа президентша де С***. И эта достойная дама открыто, на глазах у всех, нежилась у себя на постели с некоей белой змеей, которой и предстоит стать предметом сей любопытной истории. – Эта тварь – моя самая лучшая подруга, – поведала она как-то одной иностранной даме, навестившей ее и, похоже, полюбопытствовавшей узнать причины, побуждающие красавицу президентшу заботиться о змее. – Когда-то,…

Маркиз де Сад Привидение Менее всего на свете философы склонны верить в привидения. Между тем необыкновенный случай, о котором я намерен рассказать, подкрепленный свидетельствами многих очевидцев и отмеченный в почтенных архивах, по документальности и подлинности своей вполне заслуживает доверия и, несмотря на скепсис наших стоиков, убеждает, что, если даже не все истории о привидениях правдивы, в них, по крайней мере, заключено нечто необычайное. Госпожа Даллеман была важной персоной, известной…

Озеро – латунная крышка городского гроба. Руки зданий, как руки младенцев к соске, тянутся к этой опрокинутой вышине. У самого берега лебедь шевелит отмороженной лапой. Выкусывает блох из перьев. Снежный дед ходит по воде с шаманским бубном, и вода замерзает под его подошвами. Снежный дед, черная маска из этнографического музея. Город построен на его костях, ветви деревьев – его сухожилия, трамвайные пути – линии на его ладонях. У-у – ветер с озера опрокидывает прохожих лицом в снег, закрывает…

Может, кому-то такая терапия и помогает. Но не мне. Вдобавок, слова его доносятся сквозь привычную ватную стену. Это от боли. Стоять я вообще не могу, лежать – с трудом, а обычно пребываю в идиотской застывшей позе – приподнявшись над кроватью и опираясь на локти, чтобы как можно меньше касаться простыни оголенным мясом. Так я и провожу дни.