Проза

Автобусная станция построена по-еврейски. Значит так, входишь в неё с улицы и попадаешь на первый этаж. Логично. Внизу имеется ещё один "минус первый" этаж, а под ним ещё несколько непонятно каких этажей стоянки. Автобусов нет ни на первом, ни на одном из минусовых. Чтобы добратся до автобуса, как это ни удивительно, надо подняться на третий этаж. Проехать на эскалаторе два торговых зала, два этажа, сесть на автобус и мило спуститься обратно на землю, на первый этаж. Значит, поехала девушка по…

– Я тут сломал раскладушку, но ты не беспокойся, я ее утром зашью, суровой ниткой. Но все это происходило еще при жизни Рипсик, теперь же, когда ее прах уже полтора года лежал на дне Канале Гранде [3] , между мной и Учтивыми кое-что изменилось – ведь мы, что называется, «дружили семьями», и вдруг я своей лишился и чувствовал себя в их компании как бы немного сиротой. Рипсик обладала удивительным свойством цементировать человеческие отношения, а я – человек резкий, надменный, даже со склонностью…

И последнее – из фантастики. Пока что в российской действительности со времен Екатерины Великой во главе государства ни разу не оказывалась дама. А Михаил Кривич, как говорится, на полном серьезе описывает именно такой казус. Все остальное – из нашей обыденной жизни. Простая женщина, продавщица, миловидная, аппетитная, совершенно случайно, по просьбе своего любимого, которого угораздило принять участие в избирательной кампании уже упомянутого ЭРОСа, оказывает партии мелкую услугу – печет блины…

Или: «Ещё только светало, когда раздался пронзительный крик муэдзина, призывающего правоверных к первой молитве. За ближним минаретом к призыву подключился второй, третий. Боб вышел на балкон, хмуро поглядел на просыпающийся город: –  Сомнительное удовольствие, – подумал Боб, – примерно как в казарме команда «Подъём!» Быстрицкий – настоящий, я бы сказал, корневой реалист. Ему не нужно никаких дополнительных эффектов, чтобы добиться максимального художественного напряжения. Его герои, главные…

– Что, деточка? Я же кушала недавно, не хочу более. – Мыться, вам надо мыться, – она стала поднимать бабку, стараясь не терять терпения и оставаться приветливо-тактичной. – А, мыться. Да, наверно, можно, – закряхтев, пациентка медленно встала на ноги, и до ноздрей молодой женщины долетел запах гнилых зубов и чего-то еще, очень неприятного, так что даже передернуло. – Вот так, вот так, – обнимая Варвару одной рукой, а другой придерживая ее неистово трясущееся запястье, филомена медленно повела…

– Повторите, пожалуйста, все это моему мужу, – попросила она. – Он здесь, за дверью, я его позову. Муж сидел одиноко в пустой маленькой приемной, поглядывал на дверь, которую она приоткрыла, поманила, он подошел, и через пару минут она смогла отключиться, бездумно глядя, как бедняга Михкель выслушивает жуткие откровения озабоченной докторши, и думая ни о чем. Ни о чем в данном случае не означало то, что высокопарно именуют Ничем. Великое и ужасное Ничто, nulla, как спел бы Яго, спроси его, что…

Из-за строгого контроля со стороны родителей Сибирская в открытую никогда не встречалась с парнями. Но никто ж не запрещал ей делать это в тайне от семьи, верно? Однако не смотря на все шалости, которая позволяла себе Женя, никто не мог обвинить её в развратном поведении или назвать девушкой древней профессии. – Голубая лагуна для милых дам – приветливо улыбнулся бармен и тут же переключился на следующих клиентов. – Ну что, Женёк, повеселимся? На долю секунды в голове проскочила мысль о том,…

При этом ни Вася, ни другие персонажи – не типы, не обобщения. Каждый из них – именно что частный случай. Все частные координаты работают здесь как средства наблюдения над главным предметом интереса автора: над взаимоотношениями человека и времени (собственно, сюжет тут один-единственный: врастание человека во время, в свои заданные историей обстоятельства). Шире: над тем, как общечеловеческие структуры того самого взросления-воспитания проецируются на доставшийся герою волею судеб исторический…

Кинг пожал плечами, сидя в кресле рядом с моим, и поднял свой бокал. Мебель была расставлена у камина в форме полукруга, Мика сидел лицом к камину, а мы боком. Кинг ухмыльнулся. – Побеспокоит? Черт, нет. Нам бы просто хотелось, чтобы наша девушка была не против всего этого, как и мы, хотя мы оба давно уже не были на подобных мероприятиях. А что до того, чтобы позволить другим смотреть? Мне плевать, что делают другие, что им по вкусу, и все в этом роде. Но если … – Когда, – вставил я, поправляя…

Это случалось строго по графику, один раз в три дня. Поздно вечером, где-то после десяти, как раз перед закрытием «Дикси», когда покупателей в магазине уже почти не было. Обязательно в маске и перчатках. Заранее продумывала ассортимент, который собиралась приобрести. Быстро проходила по магазину, от одного прилавка к другому, быстро набирала нужные продукты – хлеб, молоко, масло, немного картошки, вилок капусты, упаковку сосисок (если по акции), что-нибудь из мясного (если недорого), и быстро, избегая…

– А что я жалуюсь, сам же выбирал. – Да нет, не выбирал, у меня все было с самого начала. – Принять, что дали – тоже выбор. Я задумался, остановившись посреди аллеи. Стеснительный и скромный, чуточку медлительный от природы я удивился, насколько быстро, в одно мгновение, вектор сменился в моей голове. В один миг я стал другим. В то самое мгновение, как пролетела мысль в моей голове, я поменялся. Шел один человек – остановился другой. А ведь правду говорил мой дорогой дедушка: «Есть только миг,…

Отец понимал, что я уеду. Он видел все, что со мной творится, и, вопреки тому, что испытывал, сам побуждал меня сделать выбор. Дата отъезда была назначена – я сам не заметил, как вдруг вступил в очерченный круг, в пространство судьбы, в котором ты сам ничего не решаешь. Он все сознавал, и он смирился. Но что было делать с его потребностью меня заслонить и прикрыть собою? Эта потребность в нем поселилась с первого дня моего рождения, при этом, чем старше я становился, крепла все больше и ощутимей.…

Знакомьтесь. Это Блабл. Неординарный молодой человек. Мечта девушек. Кошмар всех матерей. Словом, воспитанный мальчик – так он говорит. Каждый день он ищет своё место в меняющемся мире, всё глубже погружаясь в пучину собственного безумия. Сам Блабл высокого мнения о себе, и не очень высокого – о других. Он начитан, но ненавидит все книги одинаково сильно. У него есть диплом о высшем техническом образовании, но нет работы. Он отслужил в армии, но так и не научился подчиняться и уважать старших. …

Сизова подобная стабильность нисколько не огорчила. Напротив. Он многое видел и испытал, его передряги и похождения – иные происходили на войнах, которые попеременно вспыхивали, – тянули на мощный былинный эпос. Естественно – требующий гекзаметра иль просто свободного стиха, далекого от бытовой интонации. Но не случилось слепца с кифарой, ни современного аэда, и эта новая «Одиссея» так и не появилась на свет. Сизова это не волновало. Давно уж хотел он не славы, а отдыха и видел во сне свое возвращение.…

Я привыкаю к его неспешной, подчеркнуто размеренной речи. К ее зигзагам и отступлениям. К длинным развернутым периодам и к несколько архаической лексике. К тому, что он внезапно смолкает и, оборвав самого себя, пристально смотрит на собеседника, хочет убедиться, что понят. И вдруг отводит свои совиные, опытные, седые глаза. Задумывается – не то забывает, что ты терпеливо ждешь продолжения, не то воскрешает давние тени. Потом усмехается и роняет: – А согласитесь – в наших профессиях есть нечто…

Где-то неподалеку прогуливались Орест и Пилад, два преданных сердца, две жизни, сросшиеся в одну, – все было домашним, почти семейным. И люди были вровень с богами, и непомерными были страсти – они выплескивались наружу и бушевали так безоглядно! Но то были давние времена. Недаром же Александр Сергеевич испытывал такие сомнения, когда размышлял о странностях дружбы. «Обиды вольный разговор… Иль покровительства позор». Ах, как пронзительно был он умен! Поэтам такой беспощадный ум вроде бы даже и…

– Какой счёт? – спрашиваю я. – 16:18. Рей ничем не помог. Я сдерживаю вздох. – Что мы будем делать, кэп? – спрашивает меня Санни, прежде чем я успела сама что-то сказать. Я обрываюсь на полуслове. Закрываю глаза, напряжённо думаю, чувствуя, что хмурюсь. 16:18. 9 против 15. Нам нужно набрать ещё три очка. Подсматриваю одним глазом на экран. На радаре противник уже строится, не скрывая своих намерений – широким полукругом. Они решили покончить с нами за последний раунд. Выдыхаю через…

Я потрясла сумочкой. – Здесь деньги и банковская карта с кодом, который я вам скажу, – ввела я их в курс дела и взмолилась: – Только позвольте забрать паспорт и водительское удостоверение?! – Чего? – протянул тот, что был справа от своего дружка. – Мне и так катастрофически не хватает времени, – стала объяснять я очевидное. – А если вы заберёте документы, то и вовсе пипец! Ведь ещё придётся их восстанавливать… Я замолчала и мысленно добавила, что кроме всего прочего, из-за занятости, до сих…

В сущности, так мы и поступаем – уже не первое тысячелетие живем среди мифов и миражей. Но люди не способны смириться с тем, что возможности их ограничены. Что обусловило их достижения, но в то же время стало причиной многих обидных разочарований. Сам я давно уже примирился с тем, что полезно знать свой шесток. Те давние дни, когда мне казалось, что я увижу небо в алмазах, остались далеко позади. Пришла пора подвести итоги. От этого тягостного занятия вас отделяют долгие годы, но вы, к сожалению,…

Девушка неспешно развернулась на кресле, подвинула ногой злосчастный телефон и медленно подняла трубку: –Да. Дома. – Странная улыбка появилась на безучастном лице. – Я замужем. Ну что ты? Какие еще чемоданы? Ты что-то путаешь. – Несколько минут Злата молчала. – Я люблю своего мужа и никуда не уйду. – Завершила вызов. Смешок. Пыталась плакать, чтобы хоть как-то унять боль. Не выходит. Слишком больно. Нет слез. II Не может быть. Ей изменяет муж. Злата до конца не понимала, что звучит парадоксальнее,…