Проза

И дикая мечта вторгается в помрачённый ум. Не странно ли, вспоминается то, о чём ты помнить не можешь, хоть и уверяешь себя, что так оно и было: молодая женщина, родившая меня, играла эту вещь. Она умерла тридцати трёх лет от эндокардита. От неё остались альбомы нот в твёрдых дореволюционных переплётах, исчёрканные моими каракулями, осталось пианино, его давно нет. Пианино старинной германской фирмы Sturzwage, по которому и сейчас бегут её пальцы, а я сижу на полу и смотрю, как нога в туфле с застёгнутой…

Клэр, о Клэр, что ты делаешь? Зачем ты делаешь это? Не делай этого, Клэр. Пожалуйста, прекрати. Тебе не стоит делать это Клэр. Зачем ты решила сделать это? Клэр снова делает это. Почему она делает это? Она не знает. Она не знает почему делает это. Из интервью: – Что постоянно делает Клэр? – Она занимается селфхармом. Из интервью: – Синтия и Клэр – ненормальные? – У них обычная жизнь. У Клэр есть тайна. Тайны – это весело. Ты умеешь хранить тайны? Клэр хранит тайну. Тайна Клэр…

А вообще-то сегодня разговор не обо мне, а о тех, кому я служил. Итак, начнём… Моим первым хозяином стал Григорий Афанасьев. Это он заказал мастерам вырезать меня из моего родителя. Он же придумал мне и форму, и размер. Григорий ежедневно приезжал в мастерскую-«инквизиторскую», лично убедиться, что дело движется, и можно без сомнения отдать обещанные деньги за добросовестный труд. Делал он замечания и менял детали. В общем, ему на радость, работа спорилась. Когда процесс был завершён, меня занесли…

Клавдия в хуторе жила с бабкой и мужем. Бабка была местной, с ближайших хуторов. По-уличному из-за картавости её прозывали Чертопушкой: бабка с детства вместо слова «черепушка» произносила «чертопушка». Муж Николай был родом с Украины. Он крепко и непритворно любил Клавдию и называл её «моя донюшка». Черноволосый, чернобровый, умевший всё делать с улыбкою – и танцевать, и разговаривать, и исполнять дела по хозяйству, умевший к тому же приятно петь по заказу на диковинном и певучем украинском языке…

Мы даже не замечаем, как много сил тратим на обиду, прежде чем приходит понимание простой истины: Все, что ни делается, – все к лучшему. Когда тебе больно и обидно, поверить в этот постулат невозможно, но проходит время, и понимаешь: к лучшему все сложилось, не для тебя был этот человек. И хотя между вами есть определенное притяжение, судьба не допускает такого союза потому, что мы приходим в жизнь для реализации собственного «Я», а не для того, чтобы удовлетворить чей-то эгоизм. Ей было лет девятнадцать,…

После всех злоключений, выпавших на её долю, для Ирины Соломатиной просто не было иного выхода, как стать романисткой. Сейчас она корпела над очередным романом, который отвезёт после католического Рождества в Москву своим издателям. Но написание романов – это скорее баловство, хобби. Основной доход поступает от киносценариев, которые пишутся под настроение, ведь полновесные рассказы и романы легко переделать при желании в сценарии для экранизаций. Недавно приезжали за новыми творениями аж из Санкт-Петербурга,…

– Папа! Отец обнял его. Он напрасно боялся. Отец ни за что не ушел бы без него. Отец был очень красивым в летней рубашке в белую и коричневую клетку и аккуратных светлых брюках со стрелкой. На ногах у отца были красивые полузакрытые сандалии и в тон подобранные носки, а на руке – часы на кожаном ремешке. Лицо у него было умное и молодое, без морщин, несмотря на то, что ему было уже тридцать шесть. – Смотри, какой вырос, скоро начнет за девками гонять. Рядом с отцом стоял дядя Игорь, о котором…

завтрак на траве «что до искомой жалобы, когда б…» Меркуцио. Все это королева Маб… Шекспир, Ромео и Джульетта что до искомой жалобы, когда б… не насекомый желобок у Маб, с мушиным ворсом, с понтом книгочей, крадущийся на цыпочках речей за королевной по пути в кабак, в возне мышиной – зуб за зуб – мышьяк, как дискобол спеленутый, сглотнул луны снотворное и навсегда уснул наследный принц, Меркуцио повинен в подкорковом бреду мужских плавилен, Меркуцио… на оба…

«А скажите-ка, братцы…» Собирала мне мама мешок вещевой . А.Межиров                               А скажите-ка, братцы,                               с чего это вдруг                               мне навязчиво снятся                               казарма и друг?                               Тридцать лет и три года                               пролетели как день,                               и осталась от взвода                               и растаяла тень,                               и…

«Костры не согреют, топор не решит, не скажет свирепый латинский гранит, зачем отправляться теперь на восток, песками, костьми расшифровывать рок, и нежитью множить развалины стран, и дико кричать: Босэан!.. Босэан!..» Крестовые походы, кочевые набеги («сарматский череп на вид – беспечная рожа, воспоминание Азии, воля безволья»), обращения к Византии, «орел которой переплавился в крест», записки времен тридцатилетней войны, магический князь Одоевский и «пограничный немец» Герберштейн – участвуют…

И это, конечно, этика мужского мира, его особые расклады и понятия («зуб с коронкой, игровое поприще с оборонкой»). Тем интересней, что партия, отведенная здесь гражданскому лирику Кудрявцева, акцентированно мужская по исполнению, по сути своей и по задаче – женская; это подсчет мертвецов, и оплакивание, и проводы в иной мир, и стояние на границе. Координатная сетка, видимо, важная для самоопределения автора (там вектор движения определяют Генделев и Лимонов), здесь на время теряет смысл. То, что…

Добираясь домой пешком, по темным подворотням в свое захолустное, холостяцкое жилище, Коил не долго рассуждал о произошедшем. Он был не из тех, кто вечно рассуждает, задает вопросы или блуждает в поисках правды по закоулкам мыслей, как, в прочем, и большинство людей, живущих на этой планете. Ему это было не нужно, формулы, правила, статистики, закономерности и еще много разных таблиц, расчетов и вычислительных машин неплохо рассчитывали курс его существования. И это его вполне устаивало. Кто знает,…

«Кажется, что темная природа…» Кажется, что темная природа Охладела к внутренней ночной Белизне в древесном соке, к ровной Сырости осенней земляной. Перекрестьем и разбросом – лапы; Маятник мелькающих стволов — А погоня выдохлась, и слабым Волком смотрит изо всех углов «В комнате до нас…» в комнате до нас жили прежние мы совершенно те же мы, той же пустотою полны – окружены: холодной, светлой хмурой или поскальзывающейся – дневной но вчера не было ветра, а сейчас…

О 90-х сейчас принято говорить с брезгливостью и сожалением, но романтический дух перемен оказался для отечественной поэзии благотворен, позволил ей вырваться с кухонь и обратиться к людям, стосковавшимся по живому слову, надеявшихся найти подтверждение своим мыслям и чувствам в стихах нового поколения . Потом эта детская свежесть растворится в рефлексирующем постмодерне, в тревожной неоднозначности нынешнего безвременья, крайне нуждающегося в аналогичном заряде прямоты . Уверен, накопление разности…

–Да, знаю. Но поверьте, я нисколько не возгордился от этого. –Это хорошо. Но вы же не будете отрицать, что нравитесь женщинам? –Не буду. А вам я нравлюсь, Оленька? –Чисто внешне -да. Ваша яркая красота не оставит равнодушным никого. А каков ваш внутренний мир, – я не знаю. –Мой внутренний мир?– повторил Александр задумчиво.– Я и сам, наверно, не знаю его. Впрочем, мой внутренний мир будет вам не по душе. Скорее всего так. –Почему вы так думаете?– удивленно спросила Ольга. –Я сужу…

Фрагментарность и собирательность чревата как минимум одной опасностью: несоразмерностью образа и фона . Но с каждым годом в стихах Кучерова их соотношение становится точнее . В общем, читать медленно и спокойно . Следить за движением мира на внутренней стороне век . Светлана Бодрунова Часть первая Из книги «Морской конек» Геральдика Что будет на гербе, того не миновать. С тех пор, как наша степь очерчена Страбоном, Балтийский леопард поставлен воевать Пределы Азии,…

АЛЕША П. Господи, ведь, правда, я не ошибся? Я смотрел в небо и видел полет руки над Вавилоном, я служил 4 года в Порт-Артуре и выучился считать по-китайски до ста. Я тозе, позялуй, зенюсь на зенсине. ДЖУЛЬЕТТА Ослабла диалектика внутри, прошу я, будь же осмотри- телен и превен- тивен будь, а главное, душевен. АЛЕША П. Приди ко мне — камня на камне мы не оставим от этого города. Я спалю его, как Нерон, не присягая Мельпомене, я проглочу хлеб-соль вместе с ключами.…

«Человек умирает. Песок остывает согретый.  И вчерашнее солнце на чёрных носилках несут» («Сестры – тяжесть и нежность – одинаковы ваши приметы…», 1920). И, эхом, еще десятки солнц и лун, которыми плотно набита модернистская память. Наталия Черных рассказывает исключительно личную историю «обращения», но эта очередная в истории русской словесности метаморфоза (сколько их!) проникнута тем нужным для нашего доверия равнодушием к себе, той мерой типизации, которая вовсе устраняет персональные границы.…