Проза

Габри, Энн и Дейзили вернулись домой в 2 часа ночи. Вэнн еще не спал, а занимался какими-то бумагами. -Пап, мы накупили кучу платье, шортиков, туфель... -Как я за вас рад! «Может она не такая уж и плохая как мне казалось. Я провела с ней весь день и поняла только то,что она классная и…

Покамест собирался он переписать мою подорожную, я смотрел на его седину, на глубокие морщины давно небритого лица, на сгорбленную спину — и не мог надивиться, как три или четыре года могли превратить бодрого мужчину в хилого старика. «Узнал ли ты меня? — спросил я его; — мы с тобою старые…

-Почему я должна молчать?- она смешно надула губы. -Это часть игры,- он улыбнулся.- Сделаешь? Она закусила губу. -Есть условие. Он мягко рассмеялся. -Я не удивлен. -Можно мы возьмем с собой моего медвежонка? Он составит нам компанию. Он глубоко вздохнул. Только эта девочка умела его уговорить.…

В этот раз Андрей был другим. Глаза лихорадочно блестели, руки были жадными, сжимали до боли, до хруста в костях. Он кинул меня на кровать и тот час навис, опираясь на сильные руки - мышцы бугрились, от чего были видны дорожки вен. Одежду не просто снял – испортил. От блузки, которую не успела сменить…

незаметно сует мне в руку кубик сахара. Мы уже знаем — в подобных обстоятельствах ничто так не бодрит, как сахар. Но все четыре куска, выданные на рассвете, я уже давно высосал самым эгоистическим образом. А вот Фурманский оказался и предусмотрительнее и добрее. Разговор о возрасте все не иссякает.…

- Как твой ботаник? – грубо, но сколько можно врать? Вика опускает голову, отводит взгляд, точно колеблясь – говорить, нет? - Что? – вглядываюсь в родное лицо, пытаясь найти причину тревоги. - Неважно, - отвечает, кусая губы. - Говори! – почти кричу, за что себя ненавижу. - Нет никакого ботаника!…

– Иди давай, Наталья, – перебила она её, – слушать тебя смешно: старшая посёлка… если что не так… да кто тебя слушает! Толк-то от тебя какой? Крик один… Старшая посёлка захлебнулась возмущением. – Куда иди, куда иди?! – не унималась она. – Вот ты послушай меня! – навязывалась она. – Иди давай, коровам…

Вскоре должен был ударить час первого деления Польши. Мощная рука русской царицы уже очертила тогда в русскую границу обширные страны Литвы и назначила доли Пруссии и Австрии. Екатерина умела запутать политику Польши лучше гордиева узла и знала, что в Европе не было Александра, меч которого разрубил…

Перепуганные такими разыгравшимися событиями, старушка с Лидочкой ретировались в свою комнату, плотно закрыли верь и сидели – ни гу-гу. Моня ходил по квартире хозяином, предвкушая большое приключение. Часа через два приехал-таки следователь. Из своего убежища выползли еще более перепуганные его визитом…

— Это еще зачем? — спрашивает кто-то. Рабцевич не отвечает, ведет бойцов в сторону от невидимой пока железной дороги. И только тогда всем становится ясно, зачем командир приказал привязать сапоги, — за лямки их легче вытаскивать из болотной трясины. Прошли совсем немного. Рядом звякнул металл, булькнула…

И вот, наконец, перед нами медленно раскрываются очередные, уже последние, двери, отделяющие нас от нашей цели. Мы выходим и идем по асфальтированной дорожке, все дальше и дальше от свободы. Безукоризненная чистота и пронзительная тишина. Я ощущаю тревожную тяжесть в груди. Ноги ватные. Все происходит…