Проза

— Да, Бертран, в вашей преданности я не сомневаюсь. — Сир… — Помните, что кричал мне тот боров в порту? Про революцию, создавшую тирана? — Помню, сир. Я жалел лишь о том, что не в моей воле было заставить его замолчать. — Они все так думают. Несчастные. Для них великий человек — это порождение обстоятельств. Они не понимают, что тот, кто рожден для великих дел, для великой власти, всегда придет к ней. Именно это и делает его великим. Глава первая Дождь настойчиво стучался в окно —…

Молодой священник расслышал в этих словах не только сарказм, но также и возможность откровенного предложения. Брат Доминик был ощутимо нетрезв, изо рта у него смердело выпитым церковным вином. Однако это вовсе не показалось отцу Аурелио смягчающим обстоятельством — им овладела еще б о льшая ярость. Он указал на изображение Христа на самом почетном месте в келье; в голове его рождалось столько упреков и оскорблений, что юноша просто захлебнулся ими и не смог произнести ни слова. Он никогда не испытывал…

Немецкий институт истории Сиона, 2052 г., осень 13 сентября 2031 года 1 Именем Гюнтер нарек меня дед, отец моего отца, бесконечно любивший немецкую культуру. Немецкая культура была для него, с одной стороны, краеугольным камнем эстетики, философии и поэзии, а с другой — колыбелью высококачественных товаров, производившихся такими фирмами, как «Мерседес», «Телефункен», «Бош» и др. Однако в действительности дедом руководила не столько любовь к немецкой культуре, сколько желание…

Спасение мое пришло в последнюю минуту. Ответа «нет» от меня не принимали. Выбор был прост — соглашаться или быть навеки сосланным подальше от вещательных каналов Лос-Анджелеса, крутить полинезийские мелодии в Арканзасе. Но после моего призыва на прошлой неделе вы пришли мне на помощь и спасли меня несметным количеством откликов. Мусоровозы устроили затор у офисов KRUF [26] и погребли новоявленного военного преступника, нашего менеджера, под тоннами писем и порнографических открыток. Многое из…

– Что же это Ляхов не идет? – спросила Александра Михайловна. – Обещал сейчас же с получки деньги занести, а до сих пор нет. – Ну, где же сразу! Раньше в "Сербию" нужно зайти, выпить. Ему порядок известен. Пришла от всенощной квартирная хозяйка. Соседка Колосовых, папиросница Елизавета Алексеевна, воротилась с фабрики. Сквозь тонкую дощатую стену слышно было, как она переодевалась. – Александра Михайловна, можно у вас кипятку раздобыться? – спросила она сквозь стену. – Пожалуйста,…

Я долго боялась писать и писала в стол. Я боялась быть непонятой. Народная мудрость гласит: «Волков бояться – в лес не ходить!» Я лично считаю, что счастье – это взаимопонимание. Обратная связь, так сказать. Да, наверное, как и любой человек, я склонна бояться социума, и в частности критиков. Когда ты прислушиваешься к мнению окружающих, ты изменяешь себе, своему внутреннему стержню, и занимаешься всем, чем угодно, только не тем, что тебе близко. Уходишь в себя. Забываешь о деле, которое приносит…

Уже в самом заглавии выражен глубокий смысл романа: цемент — это символ несгибаемой воли партии коммунистов, которая цементирует, скрепляет, направляет живые, лучшие силы народа на победу и созидание. Перед нами оживает целая эпоха народной жизни первой половины 20-х годов. Здесь и новая экономическая политика, и партийная чистка, и преодоление мелкобуржуазной стихии, и ломка старого и строительство нового быта, и привлечение к работе буржуазных специалистов, и процесс овладевания передовыми техническими…

— Зачем бродяге жена? И главное — как без любви? — Ну, ладно, — сказала девушка, помолчав, — поцелуй меня на прощанье, дурак. Он взял ее за голову, поцеловал в тонкие сухие губы и тихо подтолкнул в спину: — Скорый уходит в семь двадцать. Если каюр не пожалеет оленей, ты успеешь к поезду. Прощай. «У меня нет другого выхода. Но все-таки можно не так грубо...» — запоздало подумал он. И сказал, краснея: — Нет, Том, ты не думай, я все понимаю. Человек без чувства — какой же человек? Вот кто-то у…

Промотав последний франк из отцовского наследства, Луис влез в долги, потом потихоньку перешел к контрабанде валютой и наконец преуспел, найдя свое призвание в торговле наркотиками. Как и почему он докатился до этой позорной торговли, не представляет большого интереса. Можно только сказать, что и здесь была замешана женщина. Луис влюбился в артистку кабаре по имени Жоржет Киди, которую позднее оценил как женщину глупую и вульгарную. Она была левантинка неопределенной народности, одна из тех метисок,…

За что же моя рядовая, честная, единственная склонность подавляется бесчисленными органами, лицами, институтами великого государства?! Я должен это понять. Не буду утруждать себя композицией. Сумбурно, длинно и невнятно попытаюсь изложить свою «творческую» биографию. Это будут приключения моих рукописей. Портреты знакомых. Документы… Как же назвать мне все это — «Досье»? «Записки одного литератора»? «Сочинение на вольную тему»? Разве это важно? Книга-то невидимая… За окном — ленинградские крыши,…

Вид у всадника был залихватский: на плечах генеральская шинель с медными пуговицами и выдавленными на них двуглавыми орлами. Рукава были так велики, что собирались в гармошку. На голове красовалась буденовка, сбитая на затылок так, что звезда смотрела в небо. Буденовка выглядела потрепанной и засаленной: как видно, служила хозяину и шапкой, и подушкой, а может быть, и полотенцем. На солдатских ботинках с обмотками позванивали серебряные, не иначе тоже генеральские, шпоры. Грозный маузер в деревянной…

— Дай фраеру подойти, пусть он покружит возле тебя. Сделай вид, что тебя слегка удивило его предложение заняться любовью. Выбирай, с кем нужно прикинуться дурачком. Каждую ночь его скупые слова дают мне пищу для размышлений. Они не сбивают мое воображение с толку. Моя растерянность, видимо, вызвана тем, что в глубине души я беру на себя роль жертвы и роль преступника одновременно. В сущности, по ночам я выпускаю, произвожу на свет созревших во мне злодея и жертву и позволяю им вновь соединиться…

— Модест Петрович, стало быть? — Старик-швейцар оглядел его с ног до головы, для чего-то пожевал губами. — Так это на втором этаже. Прямо по лестнице, и налево. Там спросите… Ашмарин поднялся наверх и еще издали увидел массцвную дверь с черной стеклянной табличкой: «Декан геологического факультета доктор геолого-минералогических наук профессор Бенецианов М. П.» — Гм… Солидно! — Ашмарин негромко постучал и потянул за ручку двери. Она оказалась запертой. Он в растерянности оглянулся. Из…

Но тут один ченстоховский мещанин подметным письмом известил Кордецкого, что уже вся Речь Посполитая восстала против шведов, и что Ян-Казимир, наконец, стал во главе движения. Этот мещанин, Яцек, был уже старый человек. Переодевшись шведским солдатом, он приблизился к стенам монастыря и предупредил Кордецкого о готовящемся штурме. На обратном его пути шведы узнали его, и Миллер приказал его колесовать. Легенда говорит, что старик, изнывая в муках, блаженно улыбался, потому что увидел в небесах Божию…

Нет, наши привычные слова здесь еще не годились. Слишком много было мощи, силы, полноты. Слова были выметены, эти тучи пузырьков желтка и желатина мгновенно растворялись в кромешной тьме. Слова, написанные на никому не нужных обрывках бумаги, кружились в струях воды, в этих жидких ветрах, и рассыпались в разные стороны. Что здесь могло иметь значение? Скорости, наслаждение и боль, расстояния, все то, что стремится руководить и направлять, все эти стрелки, все площади и перекрестки, колючие взгляды…

И тем не менее надо признать, что жизнь Себастьяна, вовсе не будучи скучной, была в каком-то смысле лишена того редкостного накала, который отличал стиль его романов. Открывая любую из его книг, я так и вижу отца, быстро входящего в комнату, его особенную манеру, стремительно распахнув дверь, моментально завладеть нужным предметом или любимым существом. Память о нем навсегда связалась для меня с перехватом дыхания — вот я взметен куда-то ввысь, в руке еще качается половинка игрушечного поезда, а…

Голос ее сильно дрожал, в глазах отражалось беспокойство; черты лица выражали необыкновенное волнение. – - Свадьба его высокоблагородия Ореста Андреевича Сабельского,-- провозгласил жандарм торжественно. Лицо незнакомки сделалось ужасно; губы посинели, щеки покрылись мертвою бледностию. Она пошатнулась, как бы лишаясь последних сил, и только с помощью лакея могла добраться до кареты, где почти без чувств упала на подушку. Даже жандарм заметил ее необыкновенное смущение и вывел из него очень остроумное…

– - Што он сказаль? вы слышаль? – - Слышал,-- сквозь зубы пробормотал сосед. – - Браниль? – - Не бранил, а так: видно, поссорились,-- мрачно отвечал сосед, в котором рекомендуется читателю Мартын, камердинер нашего героя. – - Поссорились? – - Наш барин не такой -- браниться никому не позволит, сам сдачи даст! – - Барин? – - А то кто же? Разумеется, барин! – - Ваш барии? Вы его камердин? – - Да, камердин,-- отвечал Мартын, передразнивая немца. – - Богатый барин? – - А то как же! – -…

В воображении поездка представлялась совсем иначе. Вот он ссаживается с речного плоскодонного теплоходика, доходит до деревни, где на завалинках – Саша не знал, что такое завалинка, и представлял ее себе в виде удобной деревянной скамейки вдоль бревенчатой стены – мирно сидят выжившие из ума старухи, кругом растет подсолнух, и под его желтыми блюдцами тихо играют в шахматы на дощатых серых столах бритые старики. Словом, представлялся Тверской бульвар, только заросший подсолнухом. Ну еще промычит…

Приходилось писать в различные редакции объяснения, обосновывая, казалось бы, бесспорное право Жемчужниковых после смерти Толстого на исключительное владение именем Пруткова. Расчет новых журнальных дельцов был прост: по смерти лиц, достаточно осведомленных, и вообще за давностью времени можно было рассчитывать на безнаказанность. Но особенно обидным было, что своими подробными разъяснениями братья торопливо разоряли собственную богатую постройку, разом «демаскировали» то, что с такой тщательностью…