Рассказ

— Я-то что?.. — испуганно пролепетал Луи. — Уберите, пожалуйста, свет, вы же знаете, у меня больные глаза… — А у меня больная печень, — отрезал Шарль, но лампу отодвинул. — Мы это и без тебя знали, — соврал он, не моргнув глазом, — и меры примем. Но тебя предупреждаем… — Что вы, что вы!.. Вы же знаете меня! — Вот именно, — заметил Шарль. — И это все? — Лежен закурил сигару. — Да, — выдохнул Луи. — Думай еще. Шевели извилинами. Луи принялся думать еще, пытаясь шевелить немногочисленными…

Снизу, из кухни, раздалось недовольное ворчание жены. — Ты, кажется, забыл, что тебе сегодня нельзя опаздывать на работу, — сказала она, выходя в холл. — Я уж хотела идти будить тебя. — Ничего, мой зайчик, — хихикнул Престон, — всегда успеется. Я ведь сплю. — Ну-ну! Мистер Бигз живо приведет тебя в чувство, — неодобрительно произнесла Розалия и вернулась на свой боевой пост, где на сковородке вовсю уже скворчала яичница с беконом. Призывно пахло черным кофе. — А! Что мне этот мистер Бигз! —…

Начальник участка посылал их договариваться к бригадиру, но не к первому попавшемуся, а соблюдая негласную очерёдность. Бригадир, помявшись, шёл советоваться с бригадой, так как рабочий день в таком случае продолжался до завершения «халтуры». Расчёт всегда один – технический спирт, который на военных самолётах всегда имелся в противообледенительной системе. В этот раз начальник участка указал военным на их бригаду. Дальше всё шло по обычному сценарию. Хоть небольшой торг и существовал, но единицей…

Далеко в Каршинской степи раскинулось небольшое селение Каспи. Многое довелось ему пережить. Здесь проходил Великий шелковый путь, связывающий Азию и Европу, мчалась конница Александра Македонского, двигались татаро-монгольские полчища, отдыхали в боевом походе воины Тимура… Притягивал большой колодец Сардоба — хранилище хрустально чистой воды. Под его сводами, как и прежде, гуляет ветер, слышатся таинственные звуки: кажется, где-то рядом на базарской площади разговаривают люди, раздаются окрики…

- Что же произошло с нашими родителями, отец! Не могли же они вот так просто взять и исчезнуть. Неужели они нас бросили? – удивленно вскрикнул Диоген, вопросительно смотря на отца. - Я не знаю… возможно мороз застиг их врасплох, когда они отправились на поиски каких-нибудь припасов. Шел тринадцатый год как Виктор согласился принять участие в этом проекте в качестве наставника над подопытными, отказавшись от всего, что связывало его с цивилизацией. Да и не было ему от чего отказываться. Виктор…

Алексей не витает в эмпиреях. Он живёт жизнью своих любимых героев. Занимается рабочим делом. Он сварщик высокой квалификации. Потолочный шов сделает и глазом не моргнёт. Правда, сегодня приходится всё больше газорезкой заниматься. Старые предприятия идут на слом. И его герои похожи на автора, как вся рота на командира. Так и живут они, органично дополняя и продолжая друг друга. Автор и его проза. Краски её неярки, их тона точны до скупости. Ироничность рассказчика не сразу бросается в глаза. Но…

В школу Дуглас попал почти что вопреки воле отца, судьи Роберта Мак-Грегора, предпочитавшего видеть сына в Королевском Военном колледже, Сандхёрсте, ожидая, что он продолжит славную семейную традицию службы в Колдстримском гвардейском полку, начало которой положил еще сержант Хью Мак-Грегор, отличившийся при Ватерлоо. Хромота, ставшая следствием неудачного падения с лошади еще в ранней юности, лишила сэра Роберта надежды прославить свое имя на военном поприще, и он перенес ее на сына.  Но из воинских…

-Сам не знаю, зачем я это рассказал. Девушка ничего не ответила, но ее взгляд был настолько полон понимания, что Андрей даже украдкой ущипнул себя за руку. Его мир, привычный и удаленный, вдруг стал рушиться и таять. Незримая преграда, отделявшая его от другого, большого мира, уже не была столь прочной и через миг рухнула, освободив его от груза, преследовавшего его всю жизнь. И тогда Андрей понял, насколько прекрасен этот большой мир, и насколько красива девушка, сидевшая перед ним. Обуреваемый…

Подбивали нас на эту игру прогульщики-старшеклассники, причем правила постоянно менялись, так что мы, младшие, обычно были в проигрыше. Я проигрывал не больше сэкономленных восьмидесяти копеек. Но неоднократно видел и слышал, как мои ровесники проигрывали деньги от завтраков, и даже, выданные им матерями на поход в магазин за продуктами. Однажды я услышал хвастовство одного из игроков, как он утащил банку с монетами у слепого инвалида. Кто-то одобрительно засмеялся, большинство промолчало.…

Вагон качнуло; в окна шикнул пар. Поплыли медленно тусклые огни полустанка и стерлись. — Надо же, дыра-то какая, — сказала женщина. — Ни города, ничего. Кей сказала: — До города всего несколько миль. — Во как? Тутошняя, стало быть? — Нет. — Кей объяснила, что ездила на похороны дяди. Который, хоть она, конечно, умолчала об этом, не оставил ей по завещанию ничего, кроме зеленой гитары. И куда ж она теперь? Ох, да обратно в колледж. Взвесив это сообщение,…

Родилась я 30 августа 1846 года, в один из тех прекрасных осенних дней, которые слывут под названием дней «бабьего лета». И доныне праздник св. Александра Невского считается почти главенствующим праздником столицы, и в этот день совершается крестный ход из Казанского собора в Лавру и обратно, сопровождаемый массою свободного в этот день от работ народа. Но в прежние, далекие времена день 30 августа праздновался еще торжественнее: посредине Невского проспекта, на протяжении более трех верст, устраивался…

- Не в том дело, что таких талантливых, возможно, со времен Рамо не было… Дело в том, что она так искренне, преданно смотрит на мир… И это в наши времена… Нестерпимо! А Клявин, долговязый молодой человек с очень красивыми ногами и очень пока что узкой грудью, Клявин, подозреваемый в том, что он "большой бабник", пошел плакать в жилетку своего друга, жаловаться на грубость "талантливого и умного" наставника. Потом он направился к выходу, столкнулся в коридоре с маленькой и сказал ей с дрожью в голосе:…

– Что это у тебя там? Боб повернулся и проглядел улицу в оба конца. – Я здесь. Ты роешься в моем мусоре. Она стояла на крыльце ближайшего от него трехэтажного здания. Включив свет на крыльце, она стояла с босыми ногами и подрагивала. Она сунула руку в карман своей толстовки и достала пачку сигарет. Наблюдая за ним, она закурила сигарету. – Я нашел собаку, – Боб поднял перед собой щенка. – Чего нашел? – Собаку. Щенка. Думаю, это боксер. Она выпустила немного дыма. – И кто же засовывает…

Общество, изображаемое Усларом Пьетри, больно насилием. Это хронический наследственный недуг, длящийся столетия. Постоянно обращенная к нему опаленная жестокостью проза не могла бы появиться в более спокойной атмосфере — в ней отразились годы произвола, ни во что не ставящего жизнь и достоинство человека. Истоки жестокости ом обнаруживает в древних ритуалах, а эпохе конкисты, когда завоеватели Америки жгли, насиловали и грабили, не ведая пощады (так, в рассказе «Прах» герой вспоминает, как шагал…

Варью нашел в кармане клочок бумаги и записал номер машины, думая о том, что, если б не треклятая «Волга», к пяти он был бы в Пакше. Пока машину разгрузят, будет половина шестого, и около шести, если готовы контейнеры, можно было бы выехать обратно. А если он опоздает, с контейнерами будет сложнее; уйдет домой завскладом, грузчиков не будет, да мало ли что... Он проверил записанный номер: все сходилось — и буквы, и цифры. В восемь, в половине девятого мог бы уже быть Пеште,— подумал он; подумал и…

«Безоблачной ночью плавает над Чистым Дором луна, отражается в лужах, серебрит крытые щепой крыши. Тихо в деревне. С рассветом от берега Ялмы раздаются глухие удары, будто колотит кто-то в заросший мохом колокол. За вербами темнеет на берегу кузница – дощатый сарай, древний, закопчённый, обшитый по углам ржавыми листами жести. Отсюда слышны удары». Книга Юрия Коваля делает нас добрее. И непримиримее ко всякому злу, жестокости, душевной глухоте. Прочитаешь рассказ «У Кривой сосны» – сердце…

Выслушав слова послушника, странник поклонился и сказал: – Бог спасет и на том… Он повернулся, чтобы уйти, и вдруг пошатнулся. Видно было, что он болен и смертельно устал. Добродушный послушник посмотрел ему вслед и заколебался. – Постой мало, брат Варсонофий… Схожу еще. Странник облокотился на палку и застыл в ожидании. Но через минуту послушник опять вышел из двери и, смущенно подойдя к нему, – сказал с видимым сожаленьем: – Нет, не благословляет… Отец Нифонт донес ему, якобы тут странник…

Человек — главный герой и второй книги Г. Колесникова «Судьба степного орла», рассказывающей о природе донского края, об удивительных открытиях, которые делают в ней сельские школьники и их учитель, верный и добрый друг Пал Палыч. И неважно, что большинство этих «открытий» давным–давно известно людям. Ребята умеют удивляться и радоваться всему по–новому. И здесь нельзя не отметить одну из основных особенностей писательского таланта Г. Колесникова: он сам сохранил в себе способность удивляться…

Осень 1874 года – первые месяцы учебы Всеволода в институте – ознаменовалась многочисленными студенческими волнениями. На Всеволода, хотя он и не был в числе «бунтующих», эти события произвели удручающее впечатление. Но постепенно жизнь вошла в свою колею. Гаршин учится, прирабатывает. Круг интересов студента расширялся. У Гаршина появилось много знакомых, в том числе среди молодых художников, близких передвижникам. Споры об искусстве, понимание Гаршиным задач живописи отразились в его рассказе…

Но не всегда книги эти были в такой плебейской компании. Посмотрите на дорогую кожу переплета, на золотое тиснение на корешках. Когда-то они украшали полки какой-нибудь достойной библиотеки, и даже среди старых альманахов и молитвенников они сохранили следы былого величия, как увядшее шелковое платье в гардеробе обедневшей благородной дамы, которое сейчас навевает лишь грусть, а было время – приковывало к себе восхищенные взгляды. В наши дни, когда выходят дешевые книги в бумажных обложках и существуют…