Современная проза

– Давай скорее! А то тут такой густой туман садится, еще час-полтора и не видно ничего будет! – Да? А тут ничего нет, так, тучи только налетели. – удивлённо сказал Саша, легко кивнув в сторону свинцовых туч, будто жена могла увидеть его, – Ладно, докуриваю и выезжаю. – Ты же бросать собирался! – ехидно подметила Катерина, – Давай, не тяни. Уже половина седьмого. – Всё-всё, сажусь в машину. До встречи милая, люблю тебя! – И я тебя. Катя закончила разговор, и из динамика послышались короткие…

Как бы ни хотелось ответить ему, я проглотила досаду. Конфликт только начал сходить на «нет», снова разжигать его не хотелось. Антон словно нехотя приобнял меня, взгляд смягчился. – Ладно. Когда их нужно забрать? Я замялась. – Вообще-то, я хотела тебя попросить съездить за ними сегодня. Прямо сейчас. Тош… Они хорошие. Правда, – ещё один поцелуй в подбородок. – И совсем не будут нам мешать. Я тебе обещаю. *** Комнату для детей подготовить я не успела. В одной из комнат взятой пару лет назад…

–3- Золотицкий спорил с Анфисой, говоря иронично: –Анфис, понимаешь, ну, если везде враги, значит, у кого-то паранойя! Анфиса, миловидная дама лет тридцати пяти, шатенка с голубыми глазами, казалась мужу немного наивной, простодушной, слишком верящей убеждениям телепропагандистов. –Ну, если говорят, значит, так и есть,– кротко возражала Анфиса. Ершистый Золотицкий ранее поставил в своем театре комедию «Лисистрата» древнегреческого комедиографа Аристофана. Это случилось полгода назад после…

Диван был явно мал для моего длинного, а с годами еще и раздобревшего, тела, и я притулился к спинке чуть боком, согнув ноги в коленях. Сердце то приостанавливалось, пропуская удары, то, как бы испугавшись этой своей остановки, начинало неистово скакать в груди. Иногда оно, очевидно устав бесноваться, на время успокаивалось и ритмично билось, слабо и быстро. Я попытался задремать, и бездумно, ни на чем не заостряясь, просматривал обрывки каких-то хаотичных воспоминаний, всплывающих в сознании. Вдруг…

– Говори быстрее, я за рулем. – Забери меня. На другом конце несколько секунд молчат, а затем взрываются: – Какого черта? Ты же сказал, что больше не пойдешь! – Алиса хотела сумку. – А жизнь твою она не хотела?! Идиота кусок! – выплевывает Женя. – Жди. В трубке раздаются быстрые ритмичные гудки. Алексей тянется к голове маленькой деревянной птички, сжимает ее в ладони. Поглаживает тонкую резьбу, с тоской вспоминает каждое движение дрожащих пальцев. Сломал. Сломал птичку, мечту, жизнь?..…

– У тебя, Джон, что, орудие палило, как автомат Калашникова? – подколол его Пашка. – А куда ты оставшиеся снаряды после таких стрельб девал, они же подотчётны? – За борт выбрасывал, чтобы не портить отчётности, – смеясь, ответил ему Жека. – Но ты лучше об этом не распространяйся, а то накажут. – Тебя могут наказать? – Нет, тебя могут наказать – за разглашение информации. В ходе дальнейшей службы Паша не раз сталкивался с подобными странностями во всевозможных отчётностях, что ставило его…

– Да и кто ж его собачье наречие ведает? Как распытать-то? Так что, Антипа, взял ты языка, а язык сей немым явился, – сказал он по-кыпчакски. И тут все увидели, как у раненого расползлись в улыбке губы. – Ого! – зашевелились, посунувшись к носилкам, половцы: – Никак он нашу речь понимает! Ну-ко! Антипа немилостиво вывернул таурмену веко. Черный глаз, без мертвенной пленки, глядел осмысленно. – Жив. Ай! Жив. Допросить можно… – засуетился Антипа: – Ай-е! Жив! Раненый открыл глаза и так глянул…

Закончив университет, я переехал в Москву, где устроился на работу в крупную адвокатскую фирму, где и работал следующие несколько лет, полностью посвящая себя профессии и карьерному росту. Из-за конфликта с руководством пришлось уволиться, ожидания относительно карьеры рухнули, и я чувствовал себя слишком измотанным, чтобы строить карьеру где-то ещё, поэтому стал работать в качестве часнопрактикующего юриста, вернувшись в родной город. Накануне 26-летия под влиянием ближайших друзей, которые клятвенно…

–Хорошо, —Аня уткнулась в журнал. Виолетта немного поерзала в кресле, почесала колено и стала вытаскивать из-под сидения пакет. Потом рыться в нем, настойчиво шуршать. Анна не могла сосредоточиться – шуршание и Виолетта стали раздражать. Ане захотелось поскорей оказаться дома. В чистой постели, рядом с мужем. Захотелось уткнуться в его плечо, ощутить родной запах его тела. Муж всегда встречал Аню, когда ей приходилось летать одной к дочке в Питер. Аня почему-то подумала, что он никогда не встречал…

Оттуда и исключительная требовательность ко всему, что он делает в литературе или в музыке. По его собственному признанию, выход сценической продукции один к десяти. Остальное – в корзину! За двадцать пять лет около ста песен, но за каждую из них не стыдно. Почему же автора, который уже четверть века известен знатокам жанра, песни которого транслируют радиостанции Канады и Японии, изучают школьники Франции, мы только открываем в своем Отечестве ? Отчасти виновато в этом время, в которое создавались…

Но я знаю, что могу пусть немного, но искупить ее. Знаешь, я решился рассказать твою историю. Правдиво, ровно так, как было все на самом деле. Я не писатель, совсем не писатель. Но знаю, что никто этого кроме меня не сделает. Только прошу тебя, помоги мне вспомнить кое-какие детали. И я попробую восстановить те места твоего дневника, которые врезались в мою память так, как острый нож врезается в дерево. Помоги – и не уходи. Я закрою глаза. Хотя бы пару минут… Если сможешь… Глава первая …

Твои дали… Ты, что пришел из дальних мест, Чтоб близким стать душе и сердцу, Ты – друг мой и судьбы мой крест, Любовь, в которой мне согреться… И взгляд твой безупречен, знай. Смотри, как в сердце розы рдеют, В комок сжимаются и тают Души моей тревоги, млея… Приходишь ты издалека, Твоя улыбка – будто рядом, Струят глаза твои слегка Любовь, надежду и отраду… Ты там вдали, но знай, мой милый, Ты – близок мне, глаза – застыли… Пер. Ара Геворкяна Ирина Авраменко Родилась…

У меня поначалу мелькнула шальная мысль, что можно с разбегу завалить Акулу ударом головы в живот и снова вырваться на оперативный простор московских улочек. Но тут в светлом проеме подворотни показались еще пять армейских фуражек, и я в панике начал пятиться назад, пока не коснулся спиной холодной стали. – Баста, карапузики, кончилися танцы! – бодро пропел майор, встав посреди подворотни в метре от моей унылой физиономии. – Снимай очки, падла,– приказал он мне, и красные свинячьи глазки Акулы…

Встав и потянувшись, я заметил, что Светы в комнате нет, а за дверью слегка можно было слышать отдалённые разговоры. Это хорошо. Потому что я ненавижу просыпаться раньше всех. Потому что если просыпаешься раньше всех, то на тебе ответственность, если ты кого-то разбудишь. И пока все спят, а ты не спишь, то заняться можно мало чем. Короче тупость. Вновь я встретился с вопросом, который стоял передо мной ночью: что надеть. Не то чтобы у меня был огромный выбор, но, типа, стоит ли надевать штаны?…

– Тоха, ты еще здесь? Ну что ты как неродной? – удивился дядя Коля. – Только посмотри на этого обормота: вижу цель, не вижу препятствия. Да пока я с ним возился, ты сто раз мог пройти. Я бы не заметил. Да я и не заметил! И Максим не заметил, да? Мальчонка с готовностью кивнул и бросился в раздевалку за сменкой. – Ну, не знаю, что с ним делать. Как объяснить пацану, что схватка с турникетом неравная? – рассмеялся дядя Коля. – Спасибо, дядя Коля, – поблагодарил охранника Антон. – Ты это,…

Но в первый же день приёма на сотовый позвонила Ада Рудольф: – Заскочи, Лебёдка, в Останкино. Надо нетелефонно побазарить. – В шесть, – сухо ответила Валя и отключила сотовый, чего раньше себе с Адой не позволяла. Не терпелось устроить разборку по поводу рекламы воды «Лесной источник», которую не показывали в Москве, и Ада не подозревала, что это позорище обрушилось на Валю в поездке. Принимая последнего пациента, подкрашиваясь, сидя в такси в сторону телецентра, Валя прикидывала, как объявить…

На проходной уже отважно пинает никелированную вертушку; двери распахиваются перед ним одна за другой. Вот хлопает за спиной последняя, и Андрей Николаевич, словно тореадор на арену, устремляется к своему рабочему столу. Подобно тому, как осьминог присасывается щупальцами к жертве, он подключается некими ментальными узами ко всем тем компьютерам, ноутбукам, телефонам простой и экстренной связи, расставленным перед ним в грандиозном беспорядке. Часам к одиннадцати дня он напоминает футбольного вратаря…

– И я уже не знаю – Жизнь иль Смерть – – Скрывается в Движеньи без Движенья – – Чтоб – не живя – вовек не умереть – – Нам Мрамор дан в Божественном Обличьи – – Красавицы без Имени и Дней – – Навечно совершенной в Безразличьи – – К любому Совершенству перед ней – – Прохладны Камни зрелой Синевы – – Прекрасен Профиль мраморной Богини – – Как сказочная Птица меж Листвы – – В Сплетении неповторимых Линий – – Прохладен Мрамор – но сгорает Ткань – – Одетая…

«…Темно. Уже поздний вечер. Хочется есть. Иду к холодильнику, заглядываю – там как всегда ничего нет. Сажусь мастерить ворота крепостной стены. Слышу в коридоре громкий женский смех, пьяные крики. Лязгает замок, в коридор вваливается отец с какой-то женщиной. Я уже в комнате слышу запах алкоголя. Продолжаю клеить спички. Отец, обнимая подружку, входит в комнату. Она густо намазана косметикой, от неё пахнет приторными дешевыми духами. Пьяным противным голосом женщина смеясь восклицает: – Ой, а это…

Мы счастливы, что с нашей помощью творчество талантливых людей доберется до тысяч читателей, ценителей и поклонников книги! Поэзия Ирина Авраменко Родилась в Симферополе (Крым). Окончила Ленинградский топографический техникум по специальности «картография». В 1995 году эмигрировала в Израиль, живет в г. Нетания. Работает в телефонной компании. Стихи пишет с юности. Произведения публиковались в коллективных сборниках и литературных журналах разных стран. Лауреат…