Современная проза

На другом конце провода Медведь ждал ответа. – Алле, Муха. Цокотуховна, чо молчишь? Давай, цокоти, жужжи, потирай лапки, думай, думай. – Думаю, – сказала я и взглянула на себя в зеркало, которое как раз висело над телефоном. Я постаралась быть к себе объективной и критической, но не слишком. На пыльной поверхности (зеркала в московских квартирах сколько ни протирай, все равно на утро будут покрыты тонким слоем пыли) отобразилось лицо женщины, мое, усталое, с встревоженными круглыми глазами, втянутыми…

Просто жить: вставать с утра, готовить завтрак Под музыку и убираться в доме. Читать на ночь любимую из сказок И рисовать родных ладони. Ждать милого на кухне с блёклым светом. Не обращать внимания на будни, Ведь есть любовь и скоро будет лето. И медленно дойти до самой сути. Суть в том, что счастье в чашке с чаем, Которую ты наливаешь не себе. Суть в том, что здорово, когда любимые не знают, Что означает быть на дне… И, словно на повторе, завтра Дом, чашка чая, кухня, краски. Готовишь…

Четыре первых ранения, можно сказать, были пристрелочными. Последнее случилось при переправе через Западный Буг. С группой бойцов десантом под шквальным огнём переплыли реку, на вражеском берегу зацепились за высотку, дабы обеспечить подход основных сил, да батальон, идущий следом, немцы остановили, не дали с ходу занять позиции. Четырнадцать часов, весь световой день, пулемёт Фрола Кузьмича держал оборону. Ствол «максима» раскалился докрасна, казалось, не стрелял, а плевался огнём. Одиннадцать атак…

Потом выехали за Карпов лог, проездили всё поле, где была сама битва. До сих пор это место называется Побоище - ни холмика, ни бугорка… Стоим в полях. Вдруг видим: от Гостьковского кладбища летит древний черный ворон. Как-то странно летит. Могучая степенная птица, а крыльями машет, как воробей. Не солидно как-то. А в клюве у него пирожок. И не пирожок даже, а полновесная кулебяка! Она тянет ворона к земле. Но он не сдается. Красоты полета, конечно, никакой. Аэродинамика так себе. Но кулебяку не отпускает.…

На то и Соловей. Брехали бабы, что Алёнушка внучкой ему и не приходилась вовсе. А так. Подобрал где-то сиротинушку дед, пригрел от доброго сердца. Девка в самы невестины года уж входила, а чисто пащенок паршивый: махонька да рябенька. Подружки завсе её секретами-заветами обходили, а что до парней – те и глазами-то её, как сраму, хоронились. Кому такой стручок нужен? Вот горе бежит, беду за руку держит. По осени поиграл как-то с Соловьём бычишко соседский в пятнашки, вусмерть загонял старого.…

Гришка со злостью стукнул кулаком в стену. А у соседей играли “Роллинги”, кажется, что-то из раннего. Глава 2. Барыги с рынка Лучшими квартирантами, при которых, по словам самого Гришки, он жил аки боярин, была пара абреков с Черкизона. Они кормили его, одевали и даже платили за комнату. Сам он жил на кухне тогда. Собственно, историю этих квартирантов, как и все остальные истории, он поведал мне, когда мы синячили на его кухне, попутно ведя пьяные беседы и скуривая две-три пачки “Золотого…

Зажав под мышкой мячик, Герман вставляет ключ в замок, поворачивает. Квартира пуста, стерильна. Вчера, 28 мая 2003 года, он убрал все следы своей и Евиной жизни, не желая, чтобы в них копались следователи, или кого они там присылают. Что-то сжег в лесу, что-то раздал, что-то выбросил. Старый паркет скрипит под тяжелыми ботинками. Герман проходит в комнату Евы, останавливается посередине. Он не рассчитывал, что сегодня вернется. Что вообще вернется. Мячик разъедает ладонь – новенький, еще с этикеткой,…

– Вы видите, что отсюда и от меня сбежать немыслимо и невозможно! Со стороны плато крепостная стена, которую не могут преодолеть даже кочевники, а с другой стороны – ущелье. Но даже если и убежишь, то тебя поймают другие рабовладельцы! – Я растерзаю вас, деспоты!.. – яростно борется раб с надзирателями. – Убьёшь одного рабовладельца – тебя схватит другой! Ещё раз напоминаю тебе, бунтарю, и твоим соплеменникам: мир поделён на рабов и рабовладельцев. Вы здесь и навсегда – рабы! И на свободу можете…

Но, как бы там ни было, писатель – “действенный производитель”, читатель – “созерцательный потребитель”, а вместе они свалены в одну огромную кучу, носящую грозное, звучное название “Литература”, где перемешаны и нераздельны… Уверен, особой беды не случится, если в этой самой куче еще немного прибавится от меня. Один черт, – конец света или какие-нибудь молодчики, рано или поздно спустят всю эту кучу (а вместе с ней и все остальные кучи) в унитаз у фонтана на “Театральной площади” возле здания “Большого…

Врачевательница расписалась и за психиатра, и за дерматовенеролога, и за хирурга, и за всех-всех остальных медицинских специалистов. «А давайте потанцуем! – предложил Спиридон, – у меня светлая меланхолия!» Потом они вдвоём покружились пару минут в танце. Спиридон сказал: «Ну, я пошёл!» – «Да-да, иди, дорогой человек! И не умирай, пожалуйста!» Когда Спиридон вышел из здания медицинского центра, то он немедленно выпил… Всё-таки, медкомиссия в элегантном возрасте – это большая нагрузка на психику.…

– Знаешь, Элла, у нас нет своих национальных героев, как у вас, – голос Мартина, полный трагических нот, отвлек меня от приятных мыслей о новых духах и песни, которую я стала напевать про себя. – Поэтому вся молодежь, как Тони, смотрит на Запад. Мартин глубоко вздохнул и, бросив на меня короткий взгляд, вновь погрузился в свои мысли. Он, кажется, забыл даже о чашечке с горячим кофе, которую держал в руках. «Мда-а, – хмыкнула я про себя, – ну вы даете, товарищи… Как же так? Без национальных героев?!»…

Трамвай Трамвай целует трамвай на кольцевой. Подождём. Я давно никуда уже не тороплюсь. Мартовский минус щипает подушечки пальцев. На стекле вывожу между нами потекший плюс Трамвай кусает трамвай на кольцевой. Время в обязанность ставит не сбрасывать ход. Двадцать натянутых дней прошло от весны. У меня на тебя по-прежнему не цветет. *** Странное неприсутствие В переполненном звуками доме Висит замершим дублем, Как в ролике про войну. Где…

Даже идея побега была не его! Нет, в самом деле, помогая в Москве Веронике, он и не думал, что план всё-таки удастся, и ей несколько часов придётся провести закрытой в тесном чемодане, закутанной в телогрейку и ватные штаны, в холодном грузовом отсеке, где и герметичность была намного хуже. «Всё-таки, Вероника – экстрималка!» – ухмылялся то и дело Битлер на протяжении всего полёта. Это был безумный план, который могла придумать только женщина. Взвесив все за и против, в спокойной обстановке от…

У Бурматкина вся жизнь состояла из текущих плановых надежд, начиная от квартальных и ближайшей пятилеткой. Собираясь на службу в Мэрию, Бурматкин думал также и о другой очередной надежде, которая заключалась в повышении в должности, если процесс о собственности города будет выигран в его пользу. Он давно метил на освободившееся место начальника отдела. А тут, к его счастью, начальник Петькин скоропостижно умер на рабочем месте от служебного инфаркта, после того, как очередной прорыв трубы произошел…

Помню, как мы днями напролёт сидели у Руслана в «Газели» (да, у моего друга была личная пассажирская «Газель»), у которой протекала крыша. Играли в карты под низкие басы «Триагрутрики», «Восточного Округа» и других представителей так называемого уральского рэпа. Время от времени выходили на свежий воздух – покурить… Или за компанию. Взахлёб пересказывали смешные жизненные истории; одни смеялись, другие повторяли: «Так и было, я там был». Как бы далеко я ни уехал, я всегда буду помнить те времена…

Молодое поколение, живя беззаботно и практически всё имея, забывает или вообще не знает о том, через что пришлось пройти людям в ХХ веке, чтобы все мы так безоблачно жили в ХХI. Они молоды, красивы, умны, быстро разбираются во всем, пользуясь технологиями нового тысячелетия, многое знают и умеют, но, смотря на них со стороны, возникает опасение, что они станут бездушными роботами. Их жизнь – это лайки в соцсетях, забота лишь о количестве просмотров того или иного опубликованного видео. Они просто…

Уэлш наводняет мировой эфир восхитительной какофонией голосов – печальных и смехотворных, агрессивных и раскаивающихся… Scotland on Sunday Слух Уэлша наточен до невероятной остроты: автор «Эйсид-хауса» различает тончайшие оттенки характера и происхождения, заворожен бесконечными оттенками смысла, не стесняется демонстрировать фонетическое и идиоматическое богатство родного диалекта. В данном сборнике он смело экспериментирует со стилем и формой и не сдерживает полета фантазии, налицо полиграфические…

Морщась от усилия и от испуга, она открыла витрину, просунула руку внутрь, быстро выбрала из чашечки гнезда скорлупки, одну за одной – хрупкие, тоненькие. Собрала все в ладонь. С витринного пола, из переплетения травинок дрожащими пальцами подняла ещё два синих осколочка. Сунула, воровато оглянувшись, в карман кофты. Замерла на минуту, не решаясь дотронуться до маленького живого существа. Потом всё-таки собралась, протянула руку, осторожно, лодочкой сложив ладошку, подхватила легонький комочек и…

Наверное, тогда я понял про двери. Во дворе было несколько дверей, все с кодовыми замками. Очень странное ощущение – когда-то я буду работать почтальоном и поэтому я могу подобрать любой код с первого раза уже сейчас. Как лучник Дзен попадает не целясь. Я открыл дверь и вошел в подъезд. Было весьма засрано – сказывалась близость рынка. Я начал подниматься по лестнице – мимо дверей, выкрашенных в коричневый цвет – с замазанными табличками и звонками “прошу крутить”, мимо окон во двор, где темные личности…

Два часа жизни ежедневно, кроме субботы и воскресенья. Каждый в своём пузыре. – Извините, а Вы какая рыба? – Я – селёдка. – Ну а я – камбала. – Очень, очень приятно. Водитель хочет побыстрее доехать. – Кому-нибудь Кантемировский нужен? Или прямо по Каменноостровскому поедем? Мне – нужен. «The an wer, my friend…» Только мне. Право вето. Иначе – «Давайте, проголосуем». Хорошо бы голосовали на кольце – куда поедем? На море или на небо? – На небо. Единогласно. «The an…