Современная проза

* * * Больше дел нет. До самолета часа полтора. Еду в аэропорт. Уже в пути вспоминаю о метелке Даше Новокрещено вой. Нахожу в записной книжке ее адрес. Впервые я увидел Дашу, когда был в этом волжском городе в прошлый раз. Случайно попалась на глаза в СИЗО. Пигалица – метр с кепкой, короткая стрижка с челочкой – под мальчика. Но характер… Сколотила из таких же пятнадцатилетних девчонок шайку. Сами назвали себя почему-то метелками. Занимались гоп-стопом, раздевали сверстниц. «Одеваться хочется,…

Вечерним междугородним автобусом она возвращалась домой, в пригородный поселок, в свой родной дом, с застекленной верандой, с окнами в старый сад. Но наступившее в этом доме одиночество ее не угнетало. В новой «среде обитания» было много всего интересного – с приятными людьми общение, хорошие книжки, передачи по ТВ и радио, Интернет! А когда «налетала грусть», находила утешение в красивой окружающей природе – скалистый берег реки, «дикий» парк на высоком берегу и конечно, родной большой дом с высоким…

Обращаю внимание читателей на Слово «Битва СССР с Третьим Рейхом» как на принцип «узнать, значит перемениться» – в действии. Приращение стихотворных слов во второй части книги к разысканиям в области славяно-русских древностей и смысла в современных событиях – не на показ кто я, а как принцип эстетики мышления, как обоснование силы инстинкта, который входит в систему патриотизма. Достижение совершенства стихотворной формы не является моей целью. Нет совершенства в изначальной поэзии – в Илиаде…

– Даааа, – сказал мой будущий тесть. – Хоромы у тебя колоссальные. Но ничего. Я считаю, что нужно познакомиться с твоими родителями и все обсудить, если вы уже так решили, то мы не против. Мы не ожидали такого решения, но раз согласие получили, то и статус у нас был уже другой. Через какое – то время мы с Серёгой вернулись домой, и почтовый роман продолжился у обеих пар. Так прошло ещё полгода, и мои родители поехали знакомиться с будущими сватами. Все прошло прекрасно. Две образованные, интеллигентные…

– Ну да, точно, наверное, так и есть. Милане Макс никогда не нравился. Это всё из-за того, что он идиот, а она считала, что мне нужен «вразумительный» молодой человек. На самом деле, он и правда был полным идиотом, но просто так уж сложилось, что я влюбилась в него, и с этим уже было ничего не поделать. Раздался звук уведомления. Я взяла телефон, но там было пусто. – Это у меня. Какой-то парень пишет «привет». – О, это интересно! Парень оказался из университета, где проходила школьная конференция.…

Наверное, прав был французский литературовед Ролан Барт. В современной литературе происходит то, что, нисколько не погрешив против истины, можно назвать «смертью автора». Автора, который точно знает, о чем именно он пишет. Текст начинает жить собственной жизнью, фокусируясь не в сознании его создателя, а в сознании читателя. Количество идей, порождаемых текстом, возрастает до бесконечности. Текст уже не говорит что-то одно, а содержит множество самых разнообразных смыслов, некоторые из которых остаются…

-Простите за опоздание, можно войти?.. -Где тебя носит?! На первый урок не пришёл, так ещё и на второй опаздываем! Проходи, дневник на стол. Школьная рутина убивала Олега. На его лице не было эмоций, только сонное состояние летало около него. Сидел он за третьей партой, класс был маленьким, всего десять человек. Его товарищи по парте менялись довольно часто по непонятным причинам. На переменах он обычно ходил кругами по школе. Отсидев уроки, пошёл домой. В деревне было много собак…

Разглядев девушку, Ник искренне улыбнулся. Копна светло-рыжих волос, что мягкими волнами падала на лоб и уши, голубые слегка раскосые и широко распахнутые глаза, хорошая стройная фигура – привлекали внимание. По-прежнему широко улыбаясь, Ник сдержано представился: – Майор Поляков. ФСБ. Он сразу же вытащил из наружного кармана рубашки удостоверение в красной плотной обложке и, не раскрывая, протянул девушке. – Оля, – представилась девушка. Она неловко повертела фальшивый документ в руках и вернула…

Закончив играть новую партию на изнеженном в объятиях солнечных лучей фортепьяно, я повернул голову в противоположную сторону от большого окна, занавешенного бархатными шторами: на меня глядело худое лицо Генриха Константиновича и слегка улыбалось нелепыми морщинками. Голубые его глаза прятались за тонкими стёклами, скованными тяжёлой оправой, и отражали теплоту души, что существовала в искусно сложенном теле. Со стороны этот человек мог показаться достаточно серьёзным и грубым, потому как его уверенный…

Хитры Вы, одеваясь в эти ваши бриджи. Джиннов, говорят, боитесь, а? А чего нас бояться? Я Вас уверяю как специалист, что джиннов бояться не нужно, и жить с ними хоть и не всегда спокойно, но тепло так. А кого из джиннов Вы хорошо знаете? Тех братьев их Вашей свиты, напудренных и напыщенных болванов? О, Вы их считаете джиннами? Мир перевернулся, воистину!.. Ну, что ж Вы приуныли? Лицо побледнело, улыбаетесь натянуто, это сразу видно. Ночь приближается, снова. Ваши прекрасные глазки скоро закроются,…

– В землю смотреть, с-с-сука. В толпе заулыбались и довольные расступились. В маленьком зале были открыты окна, неспешный ветер повременно залетал узнать, как продвигаются судебные дела. Худосочную женщину посадили на крепко привинченный к полу деревянный табурет с массивными железными кольцами и приковали к ним наручниками. Два солдата встали по бокам. Женщина какое-то время озиралась по сторонам, а потом уставилась на подол платья, приговаривая: – Пыльная-то я какая с дороги! Спустя пять…

Дикая усталость. Стимуляторы уже не действуют, стимулов нет. Не тороплюсь унывать. Темно и тихо. Хоть бы строчка, шорох, шепот… Потом будет проще, потом… потому что сейчас не может быть, а раньше уже не вернется никогда. Далеко бежит дорога, но мимо. Мой мир сворачивается до размеров мозга, в клубок. Бок о бок – сам с собой – один на один. Динамики никакой, только болото вокруг. Ругать себя можно сколько угодно, но поможет ли мне это выйти из небытия, из себя, из летаргического сна наяву?..

… какой-то странный бар . Высокий женский голос. Музыка, медленная, электронная. Ритм, то постоянный и неотвратимый, то неожиданно меняющийся. С каждым тактом – будто все громче и глубже, громче и глубже, громче и глубже – и давит уже не только на барабанные перепонки, но и на клетки головного мозга, меняя сердечный ритм. Слишком много дыма? – людей вокруг не вижу – мимо проплывают лишь антропоморфные сгустки тумана. Лица и одежда еле очерчены, будто легкими штрихами твердографитного карандаша. Щелчок…

нам нужен кислород, уют – им кислород не нужен. Мы их плоды едим, обогащаемся духовно. Микроволновкой мир един, та заменила нам духовку. Я удивляюсь, как живут животные и люди непохоже: мы ищем счастье там и тут – они нашли его, похоже. Они не знают, что страдают. Как не страдать – хотим мы знать. Живут себе, клюют, лакают, не собираясь вовсе умирать. На пристани О, жизнь, ты гениальна! Ужасна и прекрасна! Увы, многострадальна И, кажется, напрасна……

Первые шаги в своей жизни я сделал, когда мне было пять лет: никто кроме матери не верил, что этот болезненный мальчик, который родился весом в пять килограммов, когда-то встанет на ноги. Я встал и пошел. Более того, от меня доставалось всем ровесникам (и не ровесникам тоже), которые прямо с пеленок выпрыгнули на улицу. Со средней школой я познакомился на два года раньше: за руку водил туда старшую сестру-первоклассницу, которая никак не могла запомнить дорогу, и делал с ней уроки. Детство…

3.  Я почти ничего не знаю о моих предках, о значении и происхождении их имен. Чье имя, чьи имена я ношу? Но всякий раз, когда я пытаюсь заглянуть в метрики и заняться такого рода поисками, меня охватывает бесконечная тоска. Это место («генеалогия») для меня пусто. Там брезжит нечто серое, неживое, леденит душу скука и бессмыслица. Мне хочется бежать, исчезнуть, скрыться. Я не хочу знать, кто еще в прошлом или в настоящем, в связи со мной или безо всякой связи, носил или носит такую же фамилию. Имя…

«Эй, девчонки, с 8 Марта! Принимайте розу!» Лаборантки дружно вышли, Рты пораскрывали. «Этот что ли хуй в вазоне Розою назвали?» Самосвалист в недоуменьи В кузов сам забрался. «Еб же, сука, твою мать!» Долго он ругался. Вскоре кран и бутобой Вместе появились И в расстройстве от конфуза Долго матерились. Но проблему разрешили Слесаря хорошие – Они цветочек к стебельку Чем-то припиздошили. Тут девчонки восхитились, Обалдели просто, И машиниста бутобоя…

От Колтакова, слава богу, остались фильмы, но их мало; театральная магия наиболее уязвима, и мы никогда больше не увидим его моноспектакля по «Гамлету», и никто уже не даст ему поставить того «Пер Гюнта», которого он мечтал сделать. Но у нас остались многие страницы его повестей, сказок, непоставленных сценариев – и на всем отсвет его ослепительной личности. Внимание, интерес, даже неприятие – неизбежный удел этих текстов, потому что Колтаков был явлением бесконечно притягательным, и желание смотреть…

Незадолго до окончания университета мать ее поскользнулась на троллейбусной остановке, и Лида стала человеком, на котором держится дом. Их квартира до жути напоминала те, какие мы привыкли видеть, и наши собственные. В довоенных домах не меняли ни рам, ни подоконников, ношеные вещи хранили на антресолях, моющие средства и половые тряпки – под ванными, а кухонные – на радиаторах батарей. Так жили независимо от достатка в семье, а семья Лиды была с достатком, во всяком случае, по нашим представлениям.…

– Может, перевести?.. Рабочих сменил экскаватор: асфальт, расхераченный в куски, переходил – ковш за ковшом – в самосвал. – Не надо. На карте половины цифр не видно: еще перепутаю чегонибудь. Я почувствовал на плече ладонь, посмотрел на пальцы: крупные, плотные, на безымянном – кольцо. Я повернулся: Фарик. – И карта не помню где, – сказала бабушка. Я показал в глубину веранды – Фарик понял и ушел. Я еще пообещал чегото – бабушка ответила, потом положила трубку. Я постоял с минуту между…