Современная проза

Но соберем, что осталось. Запишем кое-как по памяти, хоть память, надо честно сказать, так себе. Но ведь не запишешь так и ухнет с концами. Наконец, из подручных материалов соорудим некое подобие мира, которого больше нет. Может быть, клея и строгая, мы что-то вдруг в нем увидим, чего раньше не замечали, что-то сообразим, в чем-то разберемся? Кроватка с сеткой …Ми-ми, Мимишка и просто Мишка. Как-то из этого получилась Мика. Мика в кроватке. Тут очень опасно. Сетка не защищает: она же дырявая!…

Телу ее было вокруг двадцати пяти, хотя по паспорту вдвое больше. Кожа девочки – до оторопи, везде. И запах – неощутимый, настолько родной. Уткнуться носом в любую ложбинку и жить веки вечные. Или взять в ладони ее лицо – в эти мгновенья совсем несовершеннолетнее – и, обмирая, уйти навсегда. Или уж не знаю каким органом чувств вбирать ее меленький цветочный смех у пределов близости, когда вдруг возносится из себя и ниспадает, вздрагивая всем телом. Смех изумленной печали и жалобной радости. …

Прощаясь на крылечке, Наташка, его Наташка, страстно горела от поцелуев! Помнит, как парил над землей от счастья. Заныло сердце. Виктор открыл глаза, вернулся в реальность. Он уже дедушка Витя, а она – бабушка. Главное, чтобы  была здорова!      Вот каждую весну и щемит его сердце. Где же ты Наташка? Единственная до конца дней!   Счастлива ты? Конечно, помнишь эту их весну, такую необычно теплую для тех широт. Константин Над родным посёлком опустилась июньская тёплая ночь с россыпью звёзд…

Отворачиваясь от окна взгляд всегда останавливался на книжной полке, в центре которой стояла толстая энциклопедия. Размеры её внушали всем ощущение, что в этой книге собрана вся информация на свете, даже самая бесполезная и никому ненужная, включая тех, кто её туда поместил. Похожим образом можно охарактеризовать и то, что. находиться в голове. Вот только память не может работать как алфавитный указатель, по которому всегда можно найти нужную информацию. Да и чаще какие-то моменты из прошлого сами…

 Честь и слава вам в веках! День победы был самый любимый праздник для Ильи. Он всегда вспоминал молча, сидя за стопкой водки, отца Игната, который погиб под Москвой в 41ом, своих товарищей по оружию, оставшихся навсегда в холодной чужой земле Харбина…. После войны тесно было уже в деревне. Илья, оставив жену и сына у родителей, поехал учиться в военное училище в далёкий Вильнюс. Здесь, в «продвинутой» Европе, он не чувствовал себя забитой деревенщиной из глуши. Родные истоки дали ему ум и смекалку.…

–Есть! У всех на свете есть сердца,  только сказать об этом они не умеют! …Сейчас я бы согласился с ней. Похоже, что камень действительно ждал кого-то. Может, её, Ленку? Мне даже кажется, что он постанывает при слабых порывах ветра.  Ленка…. Какая любовь была у нас!  Мне трудно было без Ленки – я думал о ней всегда. Мы умели говорить обо всём, но не умели говорить о нашей любви. И даже в нашем молчании мы умели находить такие слова, какие ещё никто никому не говорил.  Что это было? Сказка?…

присутствия не представилось возможным, поскольку неизвестными, похоже, сработано аккуратно. Правда следует признать, ущерб от ограбления (выяснилось по регистрационному журналу) получился довольно невелик – всего-то и пропало семь скромных по цене ювелирных изделий на общую сумму около семидесяти тысяч рублей. Эта неумная странность налетчиков никак не укладывалась в голове владелицы ломбарда. Ведь нетронутым оказался остальной ассортимент и куда много, в массе своей, дороже! Украденное же было…

Однажды в этот город приехал цирк. Директор цирка ничего не боялся и когда узнал про людоеда – решил заполучить его себе. Долго он ходил по улицам, спрашивая у прохожих, где живет людоед, но прохожие не отвечали, боясь, что это сам людоед превратился в директора цирка. Но директор не сдавался и решил обойти каждый дом в городе, но как только речь заходила о людоеде, перед ним закрывалась дверь. Наконец он увидел заброшенный дом и решил посмотреть кто в нем жил. Дом был завален человеческими костями,…

Неослабевающий поток мысленной рыбы накрывает сознание апельсиновым соком. Пригубить бы его манящие движения, да рот занят слово-раскраской! Я вышла на балкон, чтобы пойти покурить, а сигарета вылетела у меня из пальцев. Из рук выскочила и полетела в далекие миры. Что ж, ладно, думала я, ничего не остается кроме как выхватить из нагрудного кармашка ромашку и съесть ее. Балкон вдруг начал трещать. Мое тело стартануло переворачиваться, оборачиваться в кружащий момент. Весь мир обошел меня вкруговую!…

Из кафе повеяло сладким запахом. В нем неслось вихрем с десяток разных оттенков. То была и карамель, и ваниль, запах теплой выпечки, цветочный мед, корица. Как манил запах кофе и дурманил шоколад. Пройти мимо было не под силу даже самым стойким. Я вылез из машины и поплелся к голубым дверям. Все так знакомо, словно я был уже здесь однажды. Внутри светло, тепло, спокойно. У окон стояли столы, два из которых были заняты молодой путешествующей парой и мамой с девочкой, на вид лет десяти, за стойкой…

«Мы нашли её шорты, футболку и сандалии на берегу. Её не нашли». Карина смотрит в маленькое квадратное окошко в заборе, закрытое проволокой, чтобы куры не убегали со двора. На улице суета, волнение, из дома напротив выбегает люди, о чем-то разговаривают. Карина начинает волноваться, детское сердце сжимается от неосознанного понимания. Через несколько лет учитель русского языка в школе скажет, что «возможно, детство заканчивается, когда ребёнок сталкивается со смертью», и Карина впервые осознает,…

«Китаянка», – подумал, вздрогнув. Почему не японка или кореянка? Из-за роста. Ему не приходилось встречать других азиаток выше метра семидесяти. Ветви «генеалогическое древа» особы не принадлежали одной народности. Телосложением, осанкой и элегантной статностью она походила на английскую аристократку, а в мягком овале лица и детской припухлости верхней губы было что-то от французской или польской красавицы. Всё это делало облик девушки неотразимым. Кровь бросилась к его голове Сергея. Остудив…

– Правда?! – обрадовался Джаспер. – Так, – оборвал его Хьюго. – Идём молча! Мышонок согласно закивал, а с его лица не сходила глупая, счастливая улыбка. Хьюго почесал затылок, и они двинулись к дому. Джаспер, видимо, забылся, и схватил его за руку. – Ты чего это делаешь? – возмутился Хьюго наглым поведением мышонка. – Ой, прости, пожалуйста, – смутился Джаспер. – Просто мне так спокойней. – Вот же идиот! – Хьюго спрятал руки в карманы кожаной куртки. – Ещё не хватало, чтобы нас вместе увидели.…

   «Приехали», – заметил таксист, ожидая денег за поездку.    Я расплатился, нехотя вылез, все еще раздумывая: остаться или поехать в центр, отдать должное бережливости, к которой нас приучал редактор или плюнуть на все и поселиться в удобном отеле с приличным персоналом и едой. Однако соображения экономии все-таки взяли верх. Да, не удастся оттянуться за счет редакции!  Главный редактор – суховатый и педантичный Иванченко, никогда не согласится оплатить мои барские замашки. «Ты же не спишь дочкой…

4. 01. 2000 год Ты моя колдунья ты меня очаровала, ты меня околдовала, ты свела меня с ума. Я вижу лишь тебя. Мне некого не надо лишь ты мне нужна. Нет жизни без тебя, сердце скучает, без твоей ласки. Нет счастья без тебя, сопутствует лишь не удача. Что сделала ты со мной я как не свой. Брожу один, думая лишь только о тебе. Любовь моя счастье моё солнышко весенние. 4. 01. 2000 год Я покинул отчий дом. Я ушел из семьи. Я бродяга странник. Таскала судьба меня по грешной земле. В поисках…

Настя не знала, что именно в это воскресенье ей исполнится девяносто, но она что-то чувствовала, какое-то великое событие давило на ее трансформированный временем мозг. Она с ночи начала наводить порядок в кровати, перебрала все свои вонючие тряпки, ранее бывшие модными бархатными платьями или габардиновыми пальто, или фильдеперсовыми чулками, или китайскими газовыми шарфами, или гипюровыми манишками. Все оно было ранее предметами восхищенных взглядов ее многочисленных поклонников и ухажеров, а теперь…

Полы неизменно скрипели у нас под ногами, а сами ноги после таких танцев донимало легкое жжение от трений о жесткий ковер. Увы, даже для таких простых радостей жизни, как танцы, было мало места: мы жили в «однушке» бывшего двухэтажного барака на окраине города. Обстановка в комнате была, прямо скажем, бедненькая. Родители спали на раскладном диване, обивка которого местами была порвана, а его скрип ужасал меня по ночам. Моя софа была тоже не «первой свежести» в прямом и переносном смысле – от нее…