Современная проза

Полнейшими глупостями казались человеку его вопросы, но из хаоса и круговорота в своей голове он никак не мог выделить нужных слов. В какой-то момент голова человека закружилась, ноги стали ватными, и он повалился бы на пол, если бы не звук голоса, кажется, принадлежавшего ему самому, но резко появившегося из ниоткуда и расколовшего пространство вокруг. Голос этот родил совершенно непонятное и доселе неведанное состояние, изменившее восприятие бытия человеком… – Извините, Вы не могли бы……

«Что же со мной будет? – задумчиво пробормотала она. – Что же со мной будет? Каких ужасов ждать мне? Полагаю, мучительного и долгого падения в пучину отчаяния, из которой, в конце концов, я выберусь убогим человеком, которому интересно то, что должно быть интересно, который делает то, что ему следует делать, и думает лишь о том, что бы приготовить на завтрак, обед, ужин или с кем бы еще обсудить какую-нибудь обыденность. А, впрочем, может, это даже и к лучшему… Я уже и сама не знаю, – она оторвалась…

Светлана Ивановна пыталась подбодрить себя мыслью, что из соседей осталась всего одна семья, остальные разъехались по своим благоустроенным отдельным углам. Света помнила из детства шумную суету на кухне в обеденные часы в выходные. Помнила добрую старушку Зинаиду Фёдоровну, которую все звали баба Зина. Она пила чай в своём уголочке у окна и всегда угощала пряниками тихую голубоглазую соседскую девочку со светлыми, как и её имя, кудряшками. Если мама вдруг задерживалась на работе, то звонила именно…

Какое-то время Ирина с недоумением смотрела в сторону входной двери, словно не верила собственным ушам. Действительно ли она слышала звонок, или он ей почудился?! Ирина замерла. Но трель звонка настойчиво проникла к ней в уши вторично. Кто-то звонил. Нет сомнений. И этот кто-то был явно чужой… Или случилось что-то экстраординарное, или страшное, или… Не дай Бог… Ирина нерешительно встала с дивана, спросила сама у себя вслух: «Интересно, кто бы это мог быть? И что такого ужасного могло стрястись?» –…

Мне надоедает прислушиваться к воплям пассажиров и я прошу телеведущего сделать несколько моих фоток для аватара «Вконтакте». Я хмурюсь, потом улыбаюсь краем рта, потом стараюсь придать лицу мужественное выражение. Иллюминатор и вид с высоты тоже должны попасть в кадр. В целом мне нравятся 5-6 фотографий из 24, что можно считать отличным результатом, и я удовлетворенно ору, наклонившись к телеведущему: – Спасибо! А снимешь меня в аэропорту!? – Нас выпустят хотя бы!? – орет он. – Говорят,…

Женщина, лежавшая рядом с ним, умерла на мгновение позже. Но, в отличие от него, она проснулась на секунду раньше, чем стальной клинок пронзил её сердце. Как и он, она не издала ни звука. Но причина её молчания была иной. Если он умер, так и не осознав настигшей его участи, то она за последний отпущенный ей сознательный миг поняла и приняла свою судьбу. Она умерла, глядя ему в глаза. Потому что за мгновение до смертельного удара её душа уже летела к его душе. Вместе они смотрели на парящее напротив…

Катя Тогда, в 1980 году, она училась на четвёртом курсе пединститута. Родителей у неё не было, они еще в далеком Катином детстве погибли в аварии, и маленькая Катя вместе со старшей сестрой жила с бабушкой в станице Вешенской. Поступив в Ростов в институт, домой ездила часто и с удовольствием. Не было уже и бабушки, и никого кроме сестры и ее семьи у Кати не осталось. И Настя, её сестра, и Олег, Настин муж, и двое близнецов, Костя и Сергей, любили Катю и всегда радовались её приезду. Каждый её…

Провожу ладонью по своим коротко стриженым волосам. Когда-то они были длинные и роскошные, но после того, как отец неоднократно намотав их на руку, избил меня, я подстриглась. Ничего не осталось от той жизнерадостной девушки. Да, я изменилась и не только внешне, весь мой внутренний мир перевернулся с ног на голову и кувырком покатился вниз. Меня унизили, растоптали, предали. Я сломалась. Я – пустышка. Я – оболочка. Я – никто. – Доченька, – в комнату тихонько заходит мама, – прости меня,– ее глаза…

«Твою мать!» – Вместо приветствия выдал коллегам Иван Андреевич. Те понимающе переглянулись, вопросы задавать не стали – знали, что Ирина Лаптева ему всю душу вытрясла, и о том, что сегодня ни свет ни заря снова блокировала подступы к рабочему месту, тоже знали. Почему-то «жертвой» она выбрала именно Замятина и никого больше из рабочей группы. Остальные могли миновать ее пост беспрепятственно, хоть и виновато отводя глаза, повинуясь иррациональному необъяснимому чувству. Они могли бы смотреть прямо,…

И плевать на понты ПАНТЕР. Завтра выступят ОБЕЗЬЯНЫ, Скажут ВОЛКИ, что корм – не тот, И пойдут по дворам смутьяны обсуждать, что цирк – шапито…» Вы не знали? Вчера из цирка – ушла ЛИСА… Не обидели, не прогнали, сама ушла… Ночь кружила, под фонарями, топтала снег, И на лавочке, с ВОРОБЬЯМИ, решила – грех… Сперла все – и фонарь с аптекой, и бульвар, и чужую жизнь… После мая наступит лето, На гастроли уедет цирк… – «Так, ЛИСА! Послезавтра…

И не важен мне курс валют, Что диктует центральный банк, Ведь купюры в карманах брюк О богатстве не говорят. Я из тех, для кого любовь – Это вместе и до конца, Разделяя любую боль, Отдавая всего себя. Если близко, то просто верь, А не нравится – не держу, Только помни, захлопнув дверь, Никогда уже не впущу. 14.07.18 Прогулка в ночи Улица, шаг, мерцая, светится вывеска, Что-то неясное взгляд привлекает вдали, Снег торопливо прямо под ноги сыплется И исчезает,…

Занятия бесплатны, желающих меньше, чем вакантных мест, и мы с сестрой без труда попадаем в наскоро сколоченную группу охотников до халявы высокого порядка. Учителя искренне стараются вплести в наши скрипящие от натуги извилины основы разговорной американской речи, развязать наши скованные языки. Я могу без запинки отбарабанить текст под заголовком «Ландан из зе кэпитал оф Грейт Британ», наизусть знаю выдержки из истории Америки, но не в силах ответить на простой вопрос, что я ела на завтрак и как…

– Моя семья из Армении. – Так я и думала… Моя подруга Гаяне, когда пела национальные армянские песни, точно также немного прикрывала глаза и точно также они светились. Её мать с гордостью как– то объяснила мне, что у любой армянки «тахцот ачкер 1 », глаза немного с грустью, тоской и Верой. И когда армянки поют, их глаза наполняются слезами и блестят, так бывает только у вас. Ваши глаза кричат о тоске по Родине… Споёшь одну из ваших песен? – Я не знаю их. Прошу меня простить. Я быстрыми…

Замуж она вышла, как и многие – полюбила, забылась и… приплыла к берегам одиночества на разбитом тазике, глядя с берега, как тонет корабль с ее теперь уже несбыточными мечтами. Но собралась с силами и продолжила «плаванье» в полном одиночестве, убегая от мысли, что она неудачница. Она была единственной дочкой в семье, но не любимицей, как, вроде бы, по сути, должно было быть. Отец никогда не поддерживал ее стремления к искусству. Запрещал ходить на танцы и в художественный кружок. Бил за двойки…

Сама того не желая, Лена всегда, во всем умудрялась разглядеть подсказки и приметы, но, стесняясь своих предрассудков, никому в них признавалась и дремучести своей не выдавала. Прокололось на дороге колесо? Обычное дело! Но мысль уже работает, сверлит мозг: что это могло значить? Туда ли она ездит, не слишком ли много времени проводит за рулем, не слишком ли зависит от своей Шади? Песню навязчивую услышит – старается разгадать заложенный в ней скрытый смысл. Вот и в том, что тапки каждый раз разбегались…

– Почему мне? – удивился я. – Потому что твой отец русский, а значит русская пасха – это и твоя пасха, – объяснила бабушка. Последнее утверждение совсем сбило меня с толку. С одной стороны, это здорово праздновать то же, что и все мои приятели, а с другой, получается, что я не такой, как мои любимые мама и бабушка, а какой-то другой – такой, как отец, о котором я знаю лишь, что от него приходят алименты. И тут я вспомнил о другой странности, с которой никак не мог разобраться: почему Робик…

Эту, что и говорить, примитивную классификацию раннего постсоветского общества резко критиковал её муж Максим, добавив тех, кто «накапливал первичный капитал», подыхал с голоду, «не вписался в реформы», челночил. Но нельзя же объять необъятное! …На дальней стене, где у нас полагается быть иконостасу, аккуратно зашторенной белой и кремовой занавесочками, крепился большой четырёхконечный деревянный крест от пола до потолка. Чёрные железные «кафешные» стулья, разделённые проходом, как волосы – пробором.…

Утром сын, краснея, просил у матери прощения. Говорил, что больше не повторится. Хотела верить, да не могла. Вот и отец его всегда так говорил, а потом – все снова. Так и случилось: покатилась жизнь Сергея под откос. Настасья поначалу терпела, пыталась с ним договориться. А он месяц продержится, иногда – два. Больше уже не мог. И жалко его было и жене, и матери. Он не бранился никогда, не хулиганил, только плакал, а потом засыпал. Зинаида вошла в дом. Ромаша с Илюшей, видно, спали. Настасья сидела…

–  Уже тогда,  – вспоминала наша дама, – у него исчезало по одному носку из пары, и я никак не могла объяснить ему даже библейским примером (а Ной доказал эту эффективную форму выживания), что каждой твари должно быть по паре. Где носки?! — Учёные утверждают, что носки – предмет неодушевлённый. И даже при поганеньком к себе отношении не могут выражать недовольства, а также не способны на самостоятельную миграцию. Но факты, и они же неоспоримые доказательства, говорят об обратном – носки…

Последовало через несколько дней приглашение на «кофе», я думала это эвфемизм, но, как оказалось – это была абсолютная правда. Тима – профессионально варил кофе, чуть ли не 100 способами, и в процессе непринужденного общения раскрыл множество секретов по его варке (удивил меня кофеманку), а некоторыми видами и угостил. Вот так в совместном «творчестве» начался этот момент «соблазнения». Зеленый помешивал и разливал, Тима приносил мне кофе за стол, Зеленый, слегка касаясь моих ног пальцами, как бы…