Современная проза

Ничего не значащие, по сути, слова, да еще написанные по-французски студентом, приехавшим на каникулы, показались мне вдруг преисполненными огромного смысла, внезапно возвеличенные стремлением к запретному, а все потому, что отец пожелал уничтожить их. Месяцы и даже целые годы ушли у меня затем на эту любовную историю, вернее, на любовный запрет; и толчком для развития романа послужила отцовская цензура. У истоков воспитания чувств стоит тайная переписка, которая ведется на французском языке: так…

Сигналом мне служит темнота. Между Римом и Флоренцией много туннелей, мы, сотовое поколение, хорошо это знаем. Но этот, последний перед вокзалом Санта-Мария-Новелла, отличается от других. Он кажется бесконечным. Когда истекают те несколько секунд в темноте, к которым наш организм привычен, начинаешь испытывать легкое беспокойство, даже если читаешь или слушаешь музыку, — реагирует само тело. Ты поднимаешь голову, озираешься, толком не понимая почему. Натужно вызревает в голове и всплывает на поверхность…

Иногда этого не избежать. Иногда без пальпации не обойтись. Большей частью одним или двумя пальцами, изредка всей рукой. Я надеваю резиновые перчатки. Будьте добры, лягте на бок… Для пациента это поворотный пункт. Его наконец-то принимают всерьез, сейчас произведут внутреннюю пальпацию, но мне в лицо он больше не смотрит. Теперь его взгляд прикован к моим рукам. К рукам, натягивающим резиновые перчатки. Он спрашивает себя, как же позволил зайти так далеко. И вправду ли хочет этого. Прежде чем надеть…

— Эди, бюбеле , [1] не начинай. — Мне жарко, — сказала она. — Я устала. Понеси меня. — У меня руки заняты. — Где папочка? Он бы меня понес. — Да что с тобой сегодня? Эди не собиралась вести себя как маленькая. Капризничать она не любила. Она лишь хотела, чтобы ее понесли, крепко обняли, дали бутерброд с теплым ржаным хлебом, ливерной колбасой и красным луком. Она хотела читать, разговаривать и смеяться, смотреть телевизор и слушать радио, чтобы перед сном ее укрыли одеялом и поцеловали…

— Боюсь, мой французский подобен огню в стужу… — выдавил я. Девушка явно не понимала, к чему я клоню, поэтому пришлось отказаться от импровизации и вернуться к речи, заготовленной заранее. Я сообщил, что перевел много долларов из Калифорнии и хотел бы уточнить мой olde, то есть баланс. Словом olde я был особенно горд, так как знал, что во французском языке существует и другое слово — balance, и был опасно близок к тому, чтобы его использовать. В таком случае мадемуазель решила бы,…

– Дай мне из тумбочки такой мешочек там, – сказала она. Свесившись с кровати, я вытащил из тумбочки вроде как кисет, кинул ей. Она достала оттуда плоскую костяную коробку, а из нее – костяную палочку с острым концом. И еще круглую маленькую штучку вроде пудреницы. Я смотрел за ней во все глаза. Она спокойно раскинула бедра, и я увидел, что ее левое бедро изнутри покрыто маленькими коричневыми рубцами. – Ты что, Лида? – спросил я. – Не обращай внимания. – И она этой костяной иголкой сильно надрезала…

Да, да, конечно же это была она, а он теперь даже не помнит номер журнала. Только год, и то примерно плюс-минус, а стихи и вовсе забыл. Напрочь забыл – ни строчки, ни рифмы, ни вообще о чем они – ничего не смог вспомнить, как ни старался. Так, память о впечатлении, ощущении верных слов и родной души. Вот оно – родная душа. Поэтому и вспомнил о ней, как о забытом долге. Как будто он был в отлучке, много лет, и здесь, в чужом городе, появилась у него женщина, и ребенок родился, и Вадим Петрович даже…

АДХАМ 1 Место, где пролегла улица, было пустошью, продолжением пустыни, которая брала начало у подножия аль-Мукаттама и уходила за горизонт. Здесь не было ничего, кроме Большого Дома, воздвигнутого аль-Габаляуи будто для того, чтобы бросить вызов страху, одиночеству и бандитам. Высокая толстая стена дома огораживала большой надел земли, в западной части которого был разбит сад, а в восточной построен трехэтажный дом. И вот однажды владелец всего этого пригласил своих сыновей в нижний…

Джони так не сможет, не сомневался Митя ещё при первых знакомствах с ним. И точно — Джони не смог. Он едва справлялся с работой, уходил затемно — нечего было и думать о благоденствии. Джони выбрал не ту профессию, не тот магазин и не ту страну. Да и мог ли он вообще что-либо выбрать? Натаскает железа в подвал и давай снимать до поздней ночи. Когда же снимать было нечего, Джони сидел за ноутбуком. Митя не раз заставал его. «Что ты всё пишешь?» — спросил он как-то. «Рассказы всякие», — ответил Джони,…

Моя семья Папа: 41 год. Он очень импульсивный, но милый. Мама: 40 лет. Я ее уважаю, но когда она старается добраться до сути дела, то может быть очень суровой. Я: 14 лет. Расцвет юности. Нежный возраст. Короче говоря, плакса. Воплощение эмоций. Простая девчонка. Легко вывести из себя, но также легко и рассмешить. Ако: 13 лет. У нас с ней соперничество, как в учебе, так и в личных вопросах. Но в последнее время она на меня давит. Хироки: 12 лет. Сложный человек. Даже пугающий. Он…

– Ваза из чешского хрусталя. А это – пепельница из богемского стекла, – по звуку разбиваемого предмета определяла какая-то дородная дама в домашнем халате, как музыкант по первым тактам определяет музыкальное произведение. – Как вы узнаёте? – полюбопытствовал мужчина рядом. Дама в халате с достоинством повела бровью: – Я прекрасно знаю все их вещи. – Бедняга, не хотела бы я оказаться на его месте, – пожалела баритон худая особа, соболезнующе схватившись за…

Але якраз тої хвилі прийшов порятунок. Чорний телефонний апарат, що стояв на другому кінці столу, перелякано дзенькнув, мовби аж зойкнув, тоді залився дрібним істеричним дзвенінням. ВІН ПРОКИДАЄТЬСЯ А вже тепер почнемо з епіграфа: Я не знаю, чи все це є зло, але воно прекрасне, але воно велике, але до дна душі своєї відчуваю, що в цьому вогні гартується новий світ Альфред де Віньї, з поеми «Парною» Кукулик не знав французької. В анкетах, навпроти запитання: «Якими іноземними…

Но Саэко смотрела на всё это без интереса. Пол церкви был покрыт травой, и единственным звуком было пение птиц в листве деревьев за её стенами. — Вот всё, что здесь есть, — сказал Онодзаки. — Однажды, когда я пришёл сюда, здесь летали летучие мыши. Наверное, потому, что это было утро. Мысли художника были полны историей. — Сначала здесь было туземное королевство. Пришли португальцы, захватили его, построили крепость. Затем пришли голландцы и разрушили её. После этого здесь побывали англичане.…

Давали обычные в таких случаях советы, но все равно последние месяцы женщина жила в неуверенности и тревоге, со страхом прислушиваясь к тому, что происходит в глубине ее тела. От этой тревоги и неопределенности она никому, ни мужу, ни матери, ни ближайшим подругам, ничего не говорила про свое положение, а хранила и носила в себе эту тайну, опасаясь сглаза, несчастья, несвоевременных поздравлений, любопытства и удивления. Она была замужем двенадцать лет, и давно все родные и знакомые, прежде шутливо…

— На лечение еду, — поделился обречённо. — Врачи сказали, одно спасение: подышать напоследок чистым морским воздухом. Иначе — каюк! — Ас виду будто здоровый мужчина. — Вид обманчив. Бодрюсь. Внутри всё сгнило. Оттого и одинок. Как близкие проведали, что мне вскорости кранты, так и отвернулись. Кому охота жить с доходягой. Я их не виню. У тебя-то хоть, Настя, муж здоровый? — Как тебе сказать, Павел Данилович. У меня своя беда. Я его, почитай, трезвым и не вижу.…

— А что это вы тут делаете, маленькие негодяи? Поло с Марко крутанулись на месте и недружелюбно уставились на Кира. — Шел бы ты, дяденька. — Куда? Девчонка с леденцом тянула одного из близнецов за рукав: — Пойдем. Ну пойдем, а? Дался тебе этот тушкан. — А чего он лезет? — Ну пойдем, другого себе поймаем. Марко демонстративно сплюнул под ноги Киру, сунул руки в карманы и отошел вразвалочку. За ним последовали остальные. Поло, обернувшись, еще успел показать Киру из-за братниной спины…

– Хорошо, – ответила она тогда просто. Ему показалось, что она не поняла, и он попытался объяснить, но она сказала: да, да, поняла. Он приподнялся на локте, заглядывая ей в глаза – шутит, нет? – И что же ты будешь делать с мертвым пожилым мужчиной, лежащим на тебе? – То же, что делала бы, если бы ты лежал рядом или на другой кровати. – И что же? – Я плакала бы. Обнимала и плакала. – И не испугалась бы? – Господи, ну зачем он затеял этот разговор?! – Конечно, испугалась. Но по-другому,…

Я один не вступал в споры и предполагал новую культуру. Вернее, поддерживал позицию археолога-любителя и самого Овалова. Мне говорили, что я делаю это по молодости и неопытности, однако наш завкафедрой разрешил провести раскопки. Это была моя первая самостоятельная экспедиция. До сего времени я работал «на подхвате» у других, несколько лет у того же Бычихина, и уже не надеялся вырваться из положения вечного младшего научного сотрудника. Сергей ехал со мной для того, чтобы взглянуть на раскопки,…

— Не-е, Джона-Грейди она с себя враз скинет. — Ну да! Такого ковбоя поди-ка скинь. Ковбой к ей так прилепится — прям банный лист. А что скажешь насчет вон той? Ну, которая вроде как синенькой занавеской обмотана. — Не слушай его, Джон-Грейди. У ней такая рожа, будто она горела и огонь с нее сбивали граблями. Это я к тому, что та блондинка с краю — она вроде как больше в твоем вкусе. Билли качнул головой и потянулся за стопкой виски: — Ну что вы ему объясняете?…

Это мои самые ранние воспоминания. С приходом утра я любил, выбравшись из их кровати, смотреть на родителей. Отец спит на правом боку, ноги выпрямлены, рука вытянута по подушке, кисть согнута, упирается в спинку кровати. Мать свернулась калачиком, лежит, широким, волнистым выгибом спины касаясь спины отца. Под одеялом, вместе, они составляют силуэт, приятный глазу. Вот шевельнулись, и спинка кровати стукнула о стену. Кровать была в стиле барокко, с оливково-зеленой спинкой, окаймленной фризом из…