Современная проза

Муз. Давида Тухманова Слова Гильена Н. Перевод Тынянова. Глава I Раннее детство Полагаю, пора перейти к своим воспоминаниям. Предисловие можно переработать потом. Я думаю, что вся моя книга будет разделена на несколько частей, связанные, с определенными периодами моей жизни и событиями, которые проходили у меня по жизни – встречи, разговоры, дела, и так далее. Вот, я перехожу к первому сюжету, но до этого я должен несколько слов сказать, в каком положении я нахожусь сейчас. Нас трое,…

Л.Мезенцева Легче дождаться конца света, чем конца темноты. В.Шендерович Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения… Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни. Лев Толстой Вместо предисловия 1990-ый. Май. Грозовой канун распада Союза. Взвихрённая Россия шумит сходками, митингами, демонстрациями. Я бывал на них, записывал лозунги,…

Нет, все верно. Живу непрерывным ожиданием. Потому что та, с кем было так хорошо, не может не вернуться. Ведь так, как она любила меня, она больше никого не сможет любить – не выйдет, не хватит сил. Просто она этого еще не понимает. Ей нужно совсем чуть-чуть на то, чтобы вспомнить меня – выскочить из такси, выбежать из дома, сорваться с вечеринки, убежать от друзей и… вернуться. Она же знает, что я ее жду – каждый день, каждый час, каждую минуту. Честно говоря, больше ничем и не занимаюсь. …

Алекс безмятежно шёл жить к Соне. С собой волок ноут, камеру, наушники и некоторое количество шмоток. – Здрасте! – вежливо кивнул он отцу Соньки, обратив внимание на то, что предок какого-то странного колора. Предок что-то пробулькал. – Ага, ну, вам Сонька сказала, да? Я тут, короче, жить буду! – Да с какого… – начал было Сонин отец, но Соня нежно защебетала о том, что она так соскучилась, и уволокла своего Алекса в комнату. – Спокойно! – Бабуля ловко метала тесто на сковороду. – Петя,…

Мы познакомились. Серебряный голос Наташи был под стать её потрясающей внешности. – Я вас помню, – сказала она. – Вы работали каким-то начальником в Комитете у Клипы. А я в бригаде маляров-штукатуров вместе с мамой и мужем. Трудно было представить, что девушка с ангельской внешностью умеет белить потолки и штукатурить стены. И руки её, доступные взгляду, были ухожены. Спешить сейчас некуда. И завтра, естественно, здесь будет сидеть другой диспетчер. А мне очень хотелось работать с этим. …

Нет, конечно, когда садятся, тут уж вежливей нас не бывает – и про погоду посудачим, и про рождаемость, и про виды на урожай. И не сказать, что на чаевые набиваемся – просто профессия обязывает. В-третьих, это напряги между бомбилами. Хоть у нас и бригада считается, а по сути, мы все меж собою конкуренты. Причём, бригад две – в одной, как в армии, «старики», в другой всякая шалупень – гастарбайтеры из Чебуречии да местные аборигены вроде меня. За нас, если что, братва впрягается, за них – боксёры…

А гроза не просто приближалась – она уже примчалась и готова была начаться. Сверкнула молния, ударил гром, вот-вот и ливанет… Постучал в окно. Соседка ко мне обернулась. Я пригласил её жестом – заходи, мол, не стесняйся, а то промокнешь. И указал пальцем на небо – сейчас дождь пойдет. Красавица меня поняла, но отрицательно помотала головой в роскошных кудрях до плеч. Ещё раз наклонясь, посмотрела вдоль улицы. Потом решительно поднялась и пошла в сторону дома. Я покачался на стопах, размышляя,…

Виктор недолюбливал эту сварливую, сующую куда не следует свой нос бабенку. Он отвернулся. Пелагея плача рассказала соседке про потерю дочери. Та подошла к кроватке, долго смотрела в лицо девочки и глухо сказала: – Черти хотели унести вашу Верочку. Но вы ее отбили. Теперь нечистая сила будет всю жизнь преследовать кроху. – Тьфу, иди отсюда, – заорал Виктор. Клавдия ехидно посмотрела на него: – И ты умрешь в тот месяц, когда Вера родит вторую дочь. Она хлопнула дверью и поковыляла по улице.…

– Да уж, – посетовал тот, – ещё бы чуть-чуть и до нитки. – Ну, пойдемте в зал, – пригласил местный, будто специально поджидал последнего зрителя и распахнул перед ним дверь. – У нас сегодня генеральная репетиция. В полупустом концертном зале под музыку из колонок нарядные женщины (в русских народных платьях) задорно пели про Дарью, которая и собой-то хороша и душой не подвела. Мужчины сели в ближайшие от входа кресла. У блогера по жизни Нарышкина зачесались руки – достал мобилу: – Можно?…

– К экзамену надо готовиться, – попробовал он отказаться. – Надо же, вспомнил. К экзамену ему нужно готовиться. Все ждут его, не расходятся, а он тут заявления будет делать. – Зачем меня ждать? – Затем. Интересно. Все хотят посмотреть на встречу. – Какую встречу? – Торжественную. Иди, узнаешь. Робко ступая, Пашка вошёл в комнату, где за накрытым по поводу наступающего Дня Медика столом сидели гости. Это были знакомые матери, с которыми она в мае месяце познакомилась на курорте, и её коллеги…

Я понимал, что сам дурак. Но вместе с этим продолжал писать рассказы и раззадоривать себя наивными фантазиями о том, что моя востребованность – дело времени. И все же, предостерегающие мысли о переходе московского метро меня не отпускали. Так или иначе, после этого я возвращался в реальность. Я оглядывал комнату, вспоминал о своем умении вылезать из проблем и улыбался, предвкушая начало следующего дня. Впрочем, игре на гитаре я все же уделял часок-другой. Удивительно, как при огромных возможностях…

— Ну не чудесно ли? — Розвита глубоко и основательно вздохнула. — Совсем неохота вставать, — сказала она, — сейчас бы просто предаться жаре и таять, как кубик льда. — Она открыла один глаз и смотрела на Феликса. — Да не гляди ты так сурово. Всех посетителей мне распугаешь своим мрачным видом. Непохоже, чтобы ты думал о прекрасном. Немудрено, что гости обходят кафе стороной. Тут уж мне даже твоя красота не поможет. Рядом с вами, полицейскими, и без того чувствуешь себя под подозрением, а тут еще такая…

Приходит папачос и требует ужин. Ужин давно остыл – все надо разогреть. – Я хочу в туалет! Неужели нельзя было закончить свои дела до моего прихода? – возмущается кормилец. Мишка ухом не ведет, у него решающая схватка Шрека с безруким Суперменом. Я тру глаза, потому что приняла таблетку и меня клонит в сон, а тушь все еще на ресницах. Кошка глядит на меня и утробно мявкает в первобытном ужасе. Мне еще надо намазать Мишке ранки новой мазью, сделать йодовую клетку на бронхи, налепить полоску…

Оказалось, что сегодня Толя слишком устал, чтобы в пути послушать очередную книгу про успех или о том, как стать богатым. Лиза частенько скидывала ему новое название и автора, и он прослушал таких книг уже больше пяти десятков, после чего сбился со счёта. Уже довольно давно ему стало казаться, что все эти спикеры говорят примерно об одном и том же, что они попросту повторяют один и тот же набор слов на разный ряд, соединяя их в разные книги, но по сути не привнося ничего нового. Но Толя упрямо продолжал…

Вадим попал на такое застолье впервые. И уходил с него неудовлетворенным. Ему показалось, что оно было лишь для затравки, настоящая гульба начнется после конторского междусобойчика. Но Сема куда-то слинял, разошлись и остальные, и Вадим остался на тротуаре у дверей конторы вдвоем с Люськой. Он нерешительно потоптался на месте, посмотрел на девушку. — Ну и что ты думаешь делать? — спросила Люська и он увидел в ее круглых глазах таинственную загадочность. — Засадить бы еще, — сказал Вадим, — да…

Истина, сила солнца, единственная! Истина, она единственная, или истин много? В слове, истина, заложен и на вопрос ответ, только солнце для нас имеет силу, вес и авторитет. Творчество, это труд, работа, или это болезнь, или это неиссякаемая игра? Творчество, это мыслей игра, у него нет прошлого, у него есть настоящее, светлая или тёмная, горькая или радостная пора. При взгляде на страницу книги, или на картину, они оживают, они свою жизнь в настоящем времени продолжают! Вновь сады цветут, герои трудятся,…

Я попал в железные объятия города, и мой удел с каждым днем становился все безысходнее. Отвращение и ненависть, которые вызывала во мне толпа на городских площадях, все чаще загоняли меня в мою каморку, где я начал предаваться бесплодным мечтам, тем более нелепым, что их исполнение в этом унылом мире было просто немыслимо. Мне стало ясно, что есть лишь одна возможность жить, не причисляя себя еще при жизни к мертвецам: эта возможность — власть. Слишком слабый, чтобы подавить в себе жажду власти,…

"Сынок, такова наша роль." – говорит Генри и покрывает густой удобряющей смесью ветвистые бледные корни цветов. "КОРНИ – это (с особенным трепетом произнося это слово, он гладит их бережно) самое главное, Рой, это сердце растения. Больше, чем сердце – корнями они пьют, едят, дышат, думают и говорят меж собой, заплетаясь в единую сеть. Посмотри-ка сюда! Это Белая Дрёма, малыш. Она дружит со звёздами и распускается лишь по ночам, а днём дремлет, укутав бутоны в белёсые лепестки, словно младенцев. Гляди-ка,…

– Где мне ее искать? – взревел Саид. И казалось от силы его голоса содрогнулись гнилые стены жилища старухи. – Где бы ты не искал – не найдешь! Не суждено тебе, Саид, увидеть ее живой, не суждено! А дом свой покинешь – все потеряешь! Не совершай ошибок, мальчик мой! – Пусть неживой, Зухария, но я не отступлюсь. Не от нее, не от своего сына! – Нет у тебя сына, Саид,– зашипела старуха, – не было и не будет никогда! Не изменишь ты своей судьбы. Зухария долго еще причитала…

«А ты знаешь, как она сейчас выглядит?». «Конечно, знаю. Ей и девяносто два то никак не дашь. Как минимум шестьдесят пять. Она и выглядит хорошо, и одевается стильно, уж точно не по своему возрасту. Мы с папой были в прошлом году у неё дома, так у неё такой гардероб, как у самой настоящей иконы стиля. И тот костюм я видела, в котором сегодня Ксюша ушла. Они как будто одинаковые. Вообще никакой разницы нет. Я даже подумала, а может это Белла Романовна, Ксюше костюм отдала, но потом когда на этот…