Современная проза

Конкистадоры 1 Война окончилась, и Каталина Монтехо перестала ждать своего мужа, так и оставшегося лежать завернутым в сорванную портьеру в захваченном баронском доме, далеко, в Германии, в Эбервальде. Его друзья ушли в очередную атаку, и на тело чужака молча смотрели разгромленные буфеты – смотрели детскими глазами крестильных чашечек, расписанных сиренью. В разбитое окно тянуло смрадом из вольера, где лежали трупы немецких овчарок, отравленных бежавшими хозяевами. Муж Каталины не погиб…

– Ну что, поедем дальше?! – то ли спросил, то ли предложил пассажир. Шофер колебался. Он прикусил в раздумье нижнюю губу и не отвечал. Потом молча залез в кабину и завел мотор. Пассажир занял свое место, вопросительно глянув на товарища. – Ладно… – неуверенно промычал тот, и они поехали. – Жалко, что Горыча шлепнули, – после паузы сказал пассажир и чиркнул спичкой, снова закуривая. – У тебя «Беломор»? – спросил шофер. Пассажир протянул папиросу. – Это мы виноваты, – мрачно сказал шофер…

— Здра–а–а–вствуйте! – нараспев говорит ей Аннушка и кидается целоваться. — Привет, дорогая, — говорит дама, подставляя ей щеку. – Ну, что тут у нас? Все в порядке? — Все хорошо, прекрасная маркиза! – смеётся Аннушка. Тем временем из-за дома, со стороны сада появляется коренастый, лысый и загорелый мужчина, издали кланяется хозяйке и бросается к багажнику за вещами. — Поставь все в прихожую, — командует дама, а сама не спешит войти в дом, оглядывая с любовью двор, засаженный вдоль забора…

Александр Данилыч вопросительно приподнял брови, но в классе была тишина. – Да, это есть вера. Поэтому, когда вам будут говорить, что он не справился со своим африканским темпераментом, я очень прошу вас заткнуть себе уши. Он потер лоб и снял очки. Без очков глаза его стали немного испуганными. – Когда человек проходит через душевные страдания, он приобретает опыт смерти. А когда он проходит через страдания физические, то опыт жизни. Перед ним сидели бледные от снежного света девушки с погрустневшими…

Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит: — Был ясный, теплый, солнечный… Пауза. — Предпоследний день… И, наконец, отчетливо: — Помпеи! Атмосфера, как в приемной у дантиста. Я болел три дня, и это прекрасно отразилось на моем здоровье. Убийца пожелал остаться неизвестным. — Как вас постричь? — Молча. «Можно ли носом стирать карандашные записи?» Выпил накануне. Ощущение — как будто проглотил заячью шапку с ушами. В советских газетах только опечатки правдивы.…

Все это произошло в самый подходящий момент. В этот час Ольджата, богатый жилой район, окруженный несколькими гектарами леса и огражденный массивными стенами, усеянный виллами и цветущими круглый год садами, вымирал. Как пляж на закате. В такой момент ты чувствуешь себя как в луна-парке сразу после закрытия. Повсюду следы истраченной спортивной энергии: кожаный мяч «Адидас», запутавшийся в изгороди, перевернутый скейтборд на выложенной камнем дорожке, пластиковая оранжевая доска, покачивающаяся…

Поречьев выдрал из-под трико полурукавку и натирал растиркой спину. И уже совсем ни к чему кто-то заставил меня пожевать лимон. И все твердили: «Давай мировой!» Я смотрел на штангу и не смел думать о победе. По стеклам сыпался снежок. Белой пылью срывался с оконных переплетов. Я терял себя и не знал, что делать. Судья назвал мое имя. Зал встрепенулся и замер. И я остался совсем один. Штанга была чужой. И я не знал, как приладиться к ней. Я был обречен. Я чувствовал себя обреченным. Но…

В каждом писателе живет страдающий ребенок. Этот пронзительный роман, в котором переплелись прошлое и настоящее, Европа и Америка, история и частная жизнь, построен как опера для четырех детских голосов; в нем Нэнси Хьюстон приоткрывает перед читателем сокровенную суть своего творчества. «Нувель обсерватер» ЛИНИИ РАЗЛОМА Посвящается Тамии и ее песням Что это было: такая способность возгораться и удивляться, и невозможность поступать иначе, и ощущение, будто из самых глубин накатывает…

Немного поработав механиком в маленьком гараже южного Тель-Авива, он как-то от нечего делать забрел в синагогу, оказался на лекции бней-бракского раввина и пропал. Лекцию раввин читал «оф идиш», а этот язык Ханох любил больше всего на свете. В его городке на идиш говорили не стесняясь, во весь голос и до шести лет Ханох вообще не знал, что существуют другие языки. В школе ему пришлось довольно туго, однако русский он выучил быстро, уже к третьей четверти обогнав в скорости чтения своих одноклассников.…

Мысль о предстоящем отъезде угнетала Даниэля-Совенка. Сквозь щель в полу с нижнего этажа пробивался сноп света и ложился на потолок яркой полосой, в которой было что-то завораживающее. Три месяца предстояло провести Даниэлю, не видя этой светящейся нити, не слыша тихих движений матери, возящейся по хозяйству, не слыша сухого, резкого голоса вечно сердитого отца, не вдыхая вливающегося в открытое окно густого воздуха, напоенного запахами свежего сена и коровьего помета. Боже мой, как это долго — три…

Наверное, я на его месте тоже захотел бы умереть, глядя на этот редкий, прозрачный лес, а не на посыпанные мелкой снежной пудрой горы на горизонте. Горы, за которыми ничего, кроме океана, нет. Атак – хоть какая-то жизнь, чёрт побери. Впрочем, незнакомец вряд ли был настроен умереть именно в тот момент, когда это случилось, – в левом виске вросшего в сухой ягель черепа была хорошо видна аккуратная дырка от пули. Вот уже три минуты я молча стоял над россыпью костей и тряпок, которые год или полтора…

«Гей, привiт! Як справи?!» - запитала, наближаючись. «Нормально», - вiдповiв вiн i хутко подався у бiк кас. В руках у нього нiчого не було. Нi кiльця ковбаси, нi пляшки, нi якого-небудь пакунка. «Пiй!» - заволала я, бо такий уже був у мене настрiй. «Пiю!» Вiн не озирнувся. Я склала руки рупором: «Чуєш, Пiю?! В мене теж усе нормально-о-о-о-о-о!» «Нор-маль-но!» Вiд мого голосу його, як недолугого богатиря вiд свисту Солов'я-Розбишаки, що розгулявся не на жарт, вiдносило все далi й далi до виходу. «Нормально?…

Коли на аренi з'явився iлюзiонiст, - це така людина, яка дивує всесвiт тим, що в його рукавах живе рiзноманiтна текстильна гидота, - i почав волати: "Я можу втiлити всi вашi бажання та фантазiї, пiдходьте, нумо, не соромтеся, замовляйте, зараз будуть вiдбуватися дива!" - я пiдiйшла, i в мiкрофон попросила: "А чи не могли б ви убити клоунiв?" Йому не вiдразу вдалося змiнити вираз обличчя на кiлерський, мабуть, не часто йому замовляли вбивства, спiвчуваю, тривалий час вираз його обличчя залишався солодко-розчуленим,…

Працюю у комерційно успішній фірмі, роботи, правда, багато, але платять пристойно. Маю від фірми добрий транспортний засіб, майже нового білого «Опеля» — мотатися у справах фірми, бо на своїй, ще радянській, тачці не наїздишся, завжди летить якась деталь. На ніч ставлю у дворі проти вікон, він на сигналізації, не вкрадуть, можна кудись поїхати у вихідні. Моя дружина гарно вписується в дизайн іномарки, правда, її трохи дратує, що цей «Опель» розмальований емблемою фірми, так що ми їдемо і водночас…

Нет ничего противоречивее, чем это выражение — «ожидаемая продолжительность жизни»: ведь когда вам говорят такое, это означает, что ждать-то больше и нечего, впереди только смерть, и единственное, на что можно еще надеяться, чего ожидать, — что она не будет ни слишком медленной, ни слишком мучительной. Все это было известно, мне известно, и я принял это, — у меня не было выбора. Да, принял, но не на таких же условиях! Чтобы стать первым, кого она забыла! Как вообще такое могло случиться?…

За пятьдесят минут до конца своей жизни Эдди в последний раз обходил «Пирс Руби». Он обогнал пожилую пару. — Здрасьте, — пробормотал Эдди, дотронувшись до козырька. Старики вежливо кивнули. Посетители знали Эдди. По крайней мере завсегдатаи. Они привыкли видеть его в этом парке каждое лето. У него на груди, на рабочей рубахе, красовалась нашивка с надписью «Эдди» и чуть ниже «Техобслуживание», так что время от времени кто-нибудь обращался к нему: «Привет, Эдди Техобслуживание». Эдди…

Высокопоставленные чиновники натужно улыбнулись. Выдержав необходимую паузу для оценки шутки патрона, Кириченко продолжал: - Второй вариант - ввести потолок - 9,5 рублей за доллар. - Это с шести-то рублей? - поднял брови Ёлкин. Повисла тяжелая пауза. Борис Николаевич прикрыл глаза. Всем показалось, что он обдумывает решение. Но Борис Николаевич снова впал в дремоту. Ему грезился рубль в свободном плавании. Вот он, извиваясь, как рыбка в прогретой солнцем воде, подплывает к крючку с червяком...Червяк…

Да и я испытала некоторое удивление оттого, что мои скромные сочинения долетели до самой Америки. «Из орлиного гнезда» — совсем свежая книга, и я бы никогда не подумала, что она уже успела пересечь океан. Однако у Вас она есть, и мне приятно было узнать, что я не единственная, кто ее прочитал. С благодарностью, Элспет Данн. Урбана, Иллинойс, США 10 апреля 1912 года Дорогая мисс Данн! Не знаю, что вскружило мне голову больше: новость о том, что «Из орлиного гнезда» — Ваша «свежая…

Вся жизнь впереди — Надейся и жди. А потом как-то постепенно, поначалу не слишком заметно, это счастливое время стало уходить. Наде казалось – вместе с ее подружками. Поступила в институт Ирина, перебралась в студенческое общежитие. Вместе с Ирой переживали каждый экзамен, радовались, когда ее приняли. Помогали перевозить вещи. Вышла замуж Галка – познакомилась на своем же заводе. Галку выдавали шумно и немного грустно. Первое время она часто приходила, на работе виделись. Рассказывала, как…

«Это была последняя страница в каталоге, которую я увидел». В каталоге было написано, что ей восемнадцать, она любит танцевать и хорошо говорит по-английски, потому что она родом с Гонконга. Как после оказалось, ни один из этих пунктов не был правдой. Он написал ей, и дальше агентство начало пересылать их письма туда и обратно. Наконец он полетел в Гонконг встретиться с ней. «Письма за неё писали сотрудники брачного агентства, по-английски она могла сказать только „привет“ и „до свидания“».…