Современная проза

А в комнате было уже темно, за окном было видно дом напротив, пустой, без огней — его еще не заселили, только неглубоко внизу горел уличный фонарь. И я еще раз рванула окно, так что даже рама подалась. И в этот момент в комнату вошла Раиса и кинулась обнимать меня за ноги. Она слабая, а я сильная и разъяренная была в этот момент, но она уцепилась за мои ноги как собака и все твердила: «Давай вместе, давай вместе, подожди меня». А я тогда подумала в том плане, что ты-то что лезешь, что у тебя за печаль, —…

Полковник так и сделал, как говорила ему жена: откопал гроб, открыл его, нашел у плеча жены свой партбилет, но не удержался и поднял с лица жены платок. Жена лежала как живая, только на левой щеке у нее был червячок. Полковник смахнул червячка рукой, закрыл лицо жены покрывалом, и гроб снова закопали. Теперь уже времени у него было совсем мало, и он поехал на аэродром. Нужного самолета не оказалось, но вдруг его отозвал в сторону какой-то летчик в обгоревшем комбинезоне и сказал, что летит как раз…

Наша киска мигом выскочила, но та кошка, не отрываясь от еды, завыла, как милицейская машина. Тем временем дядя, не зевая, схватил обеих за шкирки и сунул их в какую-то сумку. Обе несчастные ничего не могли понять, ослепли, задохнулись и замерли. Затем дядя пришел куда надо и вытряхнул кошек на пол. Наша киска огляделась и увидела висящие кое-где по стенам на гвоздях новенькие меховые шапки, серые в полосочку, бело-черные, рыженькие… Что-то очень знакомое было в этих шапках. На полу валялись обрезки…

– Почему вы до сих пор не в отпуске? А тот с порога: – Виноват!!! И у начальника сразу разрывается причинно-следственная связь, и он замирает. И еще о вахте и о воспитании чувств Чувство вахты в себе нужно воспитывать. Воспитание чувства вахты на конкретных примерах. Вахта – это особый вид дежурства, доведенный до искусства быть незамеченным. В идеале ты должен уметь таять в воздухе. Вот стоял я, будучи уже каптри, дежурным по камбузу. (Там, правда, максимум каплея нужно было поставить,…

Так что «Руссы идут!» – это крики потерпевшей стороны. И татары себя поначалу татарами не считали. Татары – это же дети Тартара. Так их в Западной Европе называли. * * * Власть проверяет общество на вшивость. Народ не должен забывать о том, что у него есть правители. Поэтому все хорошо, что будит воображение. * * * Все без исключения состоим из чудаков. Чудаки от слова «чудной». Спрашиваем: – Как вы отличаете, русский перед вами человек или нет? Ответ: – По внешности! Нельзя судить…

Так вот, я еще застал его Санкт-Петербургом. Наш дом не был ничем примечателен. Это был самый обыкновенный дом. В нем помещалась фотография. Ее вывеска была прикреплена к нашему балкону, и потому на балконе никогда не было светло. Отец просил снять вывеску, но фотография принадлежала хозяину дома, и он сказал: "Не нравится – выезжайте". После этого вывеска отцу понравилась. Родители мои были врачами. Отец служил в армии, а мать в институте благородных девиц имени принца Ольденбургского…

Подкатил экскаватор. Парень в телогрейке, в волчьей, косматой шапке счастливо смотрел на пожар. — Давай, слушай, двинь! — командовал и молил Пушкарев. — Пройдись ковшом, садани! Можешь, нет садануть? — Мне что! Могу садануть! Въехал в озеро огня. Стоял в красном плеске. Горели колеса. Пламя хватало железо. Он двигал рычагами в кабине, в раскаленном пекле, мотая волчьим мехом. Экскаватор качал зубатой пастью, лязгал о землю, сдирая с нее огонь. Подавал и вычерпывал ковши, полные пламени, роняя…

Во время сна человек держит вокруг себя нить часов, порядок лет и миров. Он инстинктивно справляется с ними, просыпаясь, в одну секунду угадывает пункт земного шара, который он занимает, и время, протекшее до его пробуждения; но они могут перепутаться в нем, порядок их может быть нарушен. Пусть перед утром, после часов бессонницы, сон овладеет им во время чтения, в позе очень отличной от той, в которой он спит обыкновенно, тогда достаточно ему поднять руку, чтобы остановить солнце и повернуть его…

– Человек с руками, – говорил он, – берет лоскутки-об-рэзки и делает полезную весч… Кстати, до сих пор, когда я слышу про кого-то – «человек с руками», я представляю трясущиеся руки Залмана. И был дядя Фима, плотник, честнейший, но всегда пьяный человек, он мастерил вертушки. Если кто не знает – объясняю. Объясняю, потому что не уверена, что это не специфически ташкентская игрушка. Итак: берем две палочки, делаем – как в детстве говорил мой сын – «наш советский крест» и на трех концах кнопочками…

И она, будто за ней охотились, постаралась затеряться среди танцующих. Ее толкали плечи, спины и бедра, но ей удалось пробраться к дальней ограде, где она села на скамейку, увидала рядом газету и принялась ею обмахиваться. Кто знает, чьи пальцы трогали эту газету, но Марина не была брезглива. Она ложилась спать с грязными ногами, никогда не мыла ни яблок, ни груш и в любую минуту могла поднять окурок с земли и раскурить его. Было уже поздно, людей оставалось не так много. Вдруг Марина увидела,…

Из цикла «Миллиметрин» Дудка – Продам счастье, – перечитал Алексеев объявление в газете. – Недорого. Счастье – это было то, чего так не хватало Алексееву. – Надо же, ещё и недорого! – недоверчиво покачал он головой и протянул руку к телефону. – Але! Это вы продаёте счастье? – спросил он, когда ему ответил весёлый девичий голос. – Я! – И что, правда – недорого?! – Ей крест! – А если оптом возьму, скидочку сделаете? – На счастье скидочек не бывает, – ответил девичий голос…

Я не шла замуж еще и потому, что интуитивно тяготела к покою, а не к душераздирающим страстям. Я хотела страстей и не хотела одновременно. Единство и борьба противоположностей. Мой параллельный роман протекал страстно, конфликтно. Такое чувство можно было вынести два дня в неделю. А жить с таким чувством постоянно – невозможно. Как невозможно есть ложками растворимый кофе. Моя жизнь была сбалансирована покоем и страстями и стояла устойчиво, как добротная табуретка на четырех ножках. Однако без…

Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полет, С песнями, борясь и побеждая, Наш народ за Сталиным идет. Мать была занята своей жизнью. Ей исполнилось тридцать лет. В этом возрасте женщине нужен муж, и не какой-нибудь, а любимый. Его нужно найти, а поиск – дело серьезное, забирающее человека целиком. Мара была предоставлена сама себе. Однажды стояла в очереди за билетами в кино. Не хватило пяти копеек. Билет не дали. А кино уже начиналось. Мара бежала по улицам к дому и громко рыдала.…

Ираида Штольц и ее дети Референт Союза художников с чувством собственного достоинства, намертво приросшим к гладкому ухоженному лицу, вошел в Отдел записей актов гражданского состояния. Отыскал необходимую дверь и, не поздоровавшись, спросил у сидевшей за крайним столом сорокапятилетней девушки: – На Ираиду Штольц подготовили? Девушка неприветливо ответила: – Сейчас у нас работа с документами. Приходите после обеда. – Вы понимаете, что вы говорите? – начал вскипать референт. – Она народный…

Девять с половиной метров – сама себе барыня. Вот бы мать-покойница хоть одним глазком... Им-то чего: «Не ты первая, не ты последняя. И помни: ребеночек наш, заводской. Значит, общий. Для власти падчериц нету. Так что не сомневайся: ясли, сад, подрастет – лагерь. Да и ты, небось, не одна – в коллективе. А вот таишься зря. Не ветром же надуло. Таких кобелей, да мигом в ежовые рукавицы!» Смолчала. Больше не спрашивали. Думала, хорошо, что город. Вон их – ходят по улицам. Тыщи и тыщи. Не…

– Сухая еще, – объявляет папуся и хлещет дальше. Наконец Клава не выдерживает и писается маленькой порцией. Папуся лезет снова. Шарит придирчиво пальцами. – Мокрая, – радостно объявляет он, и порка прекращается. Для Клавы. – Теперь и тебя, суку, надо! – рычит папуся на мамусеньку. – Куда тебе! – подначивает мамусенька. – Известно, куда. – Поняла, дура? Расслабляться надо! – не забывает мамусенька материнский долг. И воспитывает личным примером. Клава всё видит. В…

Ему казалось, он переставал быть обитателем, становился обиталищем. Как будто не он располагал пространством и временем, жил в них, а они существовали, утверждались за счет него. От таких неясностей и наваждений он не высыпался, изматывался, уставал, чувствовал себя подавленным, оглушенным, больным. Ему постоянно чего-то не хватало, было тесно – и одновременно пусто; казалось, что какие-то важные, обязательные мысли или события целыми потоками проходят мимо и улетучиваются, просвеченные и отвергнутые…

Не меньшее место в моей голове занимала легенда о «Розовом закате». Такое название будто бы носила шифрограмма, которая рано или поздно должна была поступить из «центра» по каналам секретной связи. «Розовый закат» — это не картина психопата Пабло Пикассо, это закодированная команда первой и последней ракетной атаки на Американские Соединенные Штаты. Во времена моей юности ее подсознательно ожидал каждый человек в форме и каждый второй в штатском, от солдата до маршала, от подводника до летчика, от…

Три дня назад (да полно, так ли?) я, нахлебавшись дешевого виски, прилетел из Нью-Йорка. В моем распоряжении был практически весь самолет. Я сидел, развалившись в кресле, и частенько жалобным голосом взывал к стюардессам: кодеина мне, пожалуйста… и холодной воды. Но дешевое виски вело себя так, как всегда ведет себя дешевое виски. Боже мой. Боже мой, я выглядел, как собака Баскервилей… Вздрогнув, я проснулся в полвторого ночи — это мое время, нью-йоркское — и, вонзив зубы в липкую булочку, пересел…

Ухаживая за Эйнсли, я наслаждалась ощущением своего морального превосходства и так увлеклась, что позабыла о времени; Эйнсли мне напомнила о моей службе. В ее щеточную фирму можно являться когда угодно, но в моем институте пунктуальность возведена в принцип. Пришлось обойтись без яйца: я ограничилась стаканом молока и тарелкой холодной каши, хотя знала, что до обеденного перерыва мне на этом не продержаться. Напоследок я съела ломтик хлеба. Эйнсли молчала, с отвращением глядя, как я жую. Наконец…