Современная проза

- Борис? Ты дома? - раздалось со стороны входной двери. - Дома, мам, - ответил раздосадованный Борис. - Ты поел? - Нет, мам. - Ну, вот... - мать завела заезженную пластинку о том, что мальчику в его возрасте необходимо сбалансированное питание, иначе... далее следовал список заболеваний, которыми чревато голодание, начиная от гастрита и заканчивая импотенцией и бесплодием. За время этой тирады Борису удалось урвать у Джессики поцелуй и украдкой утереть набежавшую слезу. - Борис? - взвизгнула…

Записки помощника прокурора (часть 3) Отпечатков не найдено Написано со слов моего сослуживца. Служил у нас в транспортной прокуратуре заслуженный работник прокуратуры - Игорь Н. Прошел он, как говорится, с самых низов до больших начальственных должностей. Начинал работу в правоохранительных органах обычным опером (оперуполномоченный уголовного розыска), затем стал начальником уголовного розыска, впоследствии - следователь прокуратуры, а затем перевелся на старшего помощника прокурора.…

Записки помощника прокурора (часть 6) Сходили за хлебушком Даже не знаю грустная эта история или веселая… Кому как! Это был конец девяностых. Время весёлое, но страшненькой. Не знаю, как в других частях страны, хотя и судя по новостям из телевизора, и там не проще было. Во всяком случае, у нас по ночам ходить по городу не рекомендовалось. Поэтому люди старались передвигаться по городу короткими перебежками, и на свет старались не выходить. Да и мало его было, свет присутствовал лишь…

За пять недель в Штатах я провел массу времени в залах ожидания аэропортов и в самолетах, где легко можно было проверить имидж американцев как добросовестных работников. Почти все пассажиры ратовали за этот стереотип, но большую часть персонала он, судя по всему, совершенно не устраивал. Стоя в длинных очередях, я легко разобрался, отчего мы прослыли приветливой и общительной нацией. Разговоры обычно вертелись вокруг некомпетентности особы, сидящей за кассой или вносящей информацию в компьютер, но…

Когда похитили моих сестер, отец скомкал записку с требованием выкупа и швырнул ее в вечный огонь возле чучела верного Пилигрима, которое стоит в столовой нашего летнего дома в Олфактори. Мы не вступаем в переговоры с преступниками, это не в нашем характере. Порой, вспоминая (про себя, естественно, не вслух) моих сестричек, мы дружно надеемся, что у них все хорошо, но на воспоминаниях не зацикливаемся, потому что не хотим, чтобы похитители взяли над нами верх. Пока что девочек с нами нет, но — кто…

Сколько я потом ни летал этой компанией, пассажиров бизнес-элит всегда сажали вместе, но в ту ночь нас в самолете разделили пополам: четыре ряда — в носовой части и два — в хвостовой. Стюардесса заверила всех в моем отсеке: хотя формально мы сидим сзади, ошибочно считать, что это хвост. У нас те же права и привилегии, что и у пассажиров впереди. И все же я не мог подавить в себе ощущение, что за ними как-то больше ухаживают. По пути в Нью-Йорк я оказался рядом с бородатым французом, который вскоре…

— Разве ты не помнишь? Ты тогда сказал: «Ох, какая жарища, как же облегчить мои страдания?» Впрочем, вентилятор — всего лишь полезная вещица, прозаический балласт для рождественского чулка. А вот над выбором основного подарка для Хью действительно голову сломаешь. Хью отлично это знает, но упорно не желает прийти мне на выручку. Точнее, раньше не желал. И только в прошлом году он наконец-то обронил намек, правда, глубоко загадочный: — Выйди из парадного и поверни направо, — сказал он. — Потом…

— А чего ты хочешь от портрета пяти избалованных детей? — спросила мать, и я вместо разъяснений повел ее к Рут. Я заранее знал, что они поладят, но чтоб до такой степени! Вначале они беседовали обо мне: Рут нахваливала, а мама в принципе соглашалась. — Да-да, — говорила она. — На его комнату посмотреть приятно. Все по местам разложено. Затем мать тоже начала захаживать в галерею. И возвращалась не с пустыми руками. Ее первым приобретением стала статуэтка — непропорционально-долговязая мужская…

— Ма заболела? — спросил я. — Она тебе не сказала? — сказал Харис. Харис поморщился, сжал руку в кулак и приложил к своему затылку. — Опухоль, — сказал он. — Но я тебе этого не говорил. Ма напевала на кухне. — Надеюсь, ты хоть ветчину жаришь, — крикнул Харис. — Парень с войны вернулся — нужно бы ветчинкой побаловать. — Тебе-то какое дело? — крикнула Ма в ответ. — Первый раз его видишь. — Но уже люблю как родного, — сказал Харис. — Думай, что говоришь, — сказала Ма. — Ты ж родного…

Вот и касса. А очередь-то, очередь! На минутку захотелось бросить груз прямо тут. Но вместо этого она только спросила: – Кто последний? – и покорно пристроилась в конце. Вдруг, где-то на периферии зрения – движение… или объект. Повернула голову, отработанным движением откинув в сторону светлую прядь. На полу лежал пухлый бумажник. Повела взглядом по сторонам. Народ стоял спокойно. Никто не шарил по карманам, не озирался. Никто! «Вот так да! Неужто повезло?» Виолетта уронила сумочку…

— А говорил, падла, что сырого не ест, — хохотнул тот, что кинул Вениамину Л. ножку. И тоже толкнул, в свою очередь, своего напарника в бок. — Жрать захочешь, все сожрешь, да? — И птичку не жалко, — ответно хохотнул напарник. — А говорил, что гуманист, что иначе не может. Вениамин Л. прекратил рвать зубами лоснящееся, пахнущее кровью мясо. Когда он говорил, что гуманист, не ест сырого? В мозгу, казалось, готова открыться некая дверца, чтобы ему вспомнить все это, вспомнить себя, но мгновение…

Я говорю «глаз» в самом широком смысле слова: тут и глаз как глаз живописца и наблюдателя, и чувства и, если хотите, мысли. Новизна и «свое» не в том, что вы видите, а каким глазом вы смотрите, – вот что ценно. Тут может произойти смешение новизны индивидуальности и новизны слога, которая, как вещь техническая, может быть достигнута внешними средствами. Ясновидящие видят не телесными глазами, а внутренним зрением, почему запечатанное письмо, которое должно быть прочтено, кладется им под сердце,…

Играли в лестницу, как видишь, только такие звери, которые умели лазить. Остальные расселись вокруг всей лужайки, смотрели и веселились. И вот слон осторожно поднял одну ногу, переставил, потом другую и пошел вдоль всей лужайки, солидно и тихо, словно кадку с мороженым нес на голове. Горилла ревела, рысь весело мяукала, крыса, задрав хвост, пищала, как вырвавшийся из хлева поросенок, – и только мышонок на самом верху лестницы дрожал и крепко прижимался животом к крысе: у него кружилась голова.…

Пондравилось штабс-капитану, что такое к военным внимание. Ус пожевал, рюмку об штанину вытер, наточил водки, гостю подвигает. – Пей, адъютант. Экой ты мозгляк, однако… Поди, водка из тебя так в чистом виде с исподу и вытечет… – Не извольте беспокоиться. Не пью-с. Ну, господин Овчинников не таковский, чтоб в своем доме такие слова слышать. – А я тебе приказываю. Пей, клоп малиновый! Не то туфлей по головизне тюкну, и икнуть не успеешь. Бес копытцем мух отогнал и дерзким голосом выражает:…

Звоню: – Самовар, и как насчет лошадей? – Сейчас. Услужающий засален, заспан, угрюм и пахнет чем-то очень сложным и тяжелым – словом, традиция соблюдена до мелочей. Даже трогательно. Самовар оказался такого цвета, точно его только что выкопали из кургана, чай отдавал мокрой шерстью, а баранки ломались с сухим треском и рассыпались в пальцах. Мне стало смешно. Солнце залило комнату, и вся эта рвань за окном как-то особенно приветливо и простенько запестрела. Когда там, за окном вагона, после…

– Да ты что – кофе не пил – не здороваешься, – Сан Санычу явно хотелось с утра не кофе, глаза были красные и выпученные, – сгоняй в магазин. Шеф у Михаила был не злой, просто похмелье с возрастом переносится все тяжелее. После пива Сан Саныч подобрел, и они занялись привычной работой – бомжи уже выстроились в очередь со своими тележками: им тоже хотелось кофе. Работал Михаил на автомате, привычно отчикивая у бомжей процентов десять-пятнадцать – спорили они редко, потому что спешили, да и привыкли.…

С этого дня началось мое рабство. Я почти не отходил от Антонины. Я старался предупредить ее мимолетные желания: достать ей цветов, принести веер, кресло… Когда Антонина уходила куда-нибудь, я всегда следил за ней глазами: я знал, что она обернется и, торжествуя, поймает мой взгляд. Когда она бывала у себя в комнате, я садился в саду под платаном и смотрел на ее задернутое шторой окно. Когда мы оставались наедине, я вымаливал у нее позволения поцеловать ее руку. И как я ненавидел Антонину за это…

Сестры, у двери, глядят друг другу в лицо. Все трое бледны. Все догадались, но не смеют сказать. Ждут. Это знакомая походка. Он идет по сеням. Распахнулась дверь. Хлынул жуткий холод зимней ночи. Николай, в осеребренной снегом шубе, стоит в дверях. Его никто не спрашивает. Он спешит проговорить приготовленный, заученный ответ: – Я опоздал к поезду. Нельзя было ждать до утра на станции. Я решил ехать завтра. Вечерний поезд удобнее. А впрочем, я, может быть, передумаю и не поеду вовсе. …

Она их тискает в руках, потом с размаху шлёпается на кровать прямо в шубке. - Привет, Винечка, солнышко моё! - Привет, — буркает Виня, пытаясь отдышаться. - Как Крымова? Как заказ? - Крымова в замоте, как любой нормальный главред. Заказ на статью мой. Почему я должна писать о косметике, кулинарии и шмотках, когда я хочу писать об уфологии? - Потому что об уфологии не напечатают, ты же убедилась. Нашу статью «Расизм становится космическим» не взяли… (Ага, «нашу», вообще-то она моя, мысленно…

Девушка Номер Один бледна и веснушчата, Бодли смутно припоминает, что как-то раз попробовал ее. Девушка Номер Два ему не знакома — это азиатка с миндалевидными глазами и лоснистыми черными волосами. — Познакомьтесь с нашей новенькой, мистер Бодли, — говорит миссис Тремейн. — Она из Малакки. Зовут ее Панг или Пинг, но мы дали ей имя Лили. Встань, Лили, поздоровайся с джентльменом. Девушка Номер Один подпихивает Лили локтем, и та, неловко поднявшись на ноги, приседает в реверансе. Росту в ней от…