Современная проза

Девочка не ответила. Она неотрывно смотрела на огромного спящего человека, его рот был открыт, и выглядел он ужасно. Она отошла как можно дальше от него. Никаких стульев не было, но ясно, сидеть было бы неуместно. Ральф говорил в прихожей по телефону, он взял все на себя, он нашел врача. Она позволила себе впасть в состояние абсолютной усталости, в мягкое и приятное чувство зависимости. Когда он вернулся, она подошла к нему и взяла его руки в свои. — Что это с тобой? — раздраженно спросил мальчик. —…

Стефано Карраччи, сын покойного дона Акилле, муж Лилы. Управляет делами отца, владеет имуществом вместе с сестрой, братом и матерью. Колбасная лавка приносит хороший доход Пинучча, дочь дона Акилле. Работает в колбасной лавке. Невеста Рино, брата Лилы Альфонсо , сын дона Акилле. Одноклассник Элены, сидит с ней за одной партой. Встречается с Маризой Сарраторе Семья столяра Пелузо Альфредо Пелузо , столяр. Коммунист. Обвиняется в убийстве дона Акилле, приговорен к тюремному заключению…

Ведь Кирито взял самое лучшее от обоих родителей, мамины не японские большие глаза, от отца блондинистые непокорные волосы. Он не точная копия Джотто, но его потомок, и это заметно всем мафиози. Его характер — это сплав папиной разумности и маминой наивности. Он уже сейчас не по годам умен и защищает свою сестру. А Тсунаеши? А что Тсунаеши, она пошла в свою прапрабабушку Йоко Араки: тонкая, с глазами цвета карамели и волосами, меняющими свой цвет в зависимости от освещения в пределах русого спектра.…

Сейчас Карлайл горько рассмеялся оттого, что когда-то считал эту тактику успешной. Их было трое, и они загнали всех охотников в угол. В сточных трубах люди стали слабыми и немощными. Неистовые охотники, прозябая ночи напролёт, неустанно прочёсывали город; как собак водили за собой религиозных мучеников через переулки и канализации. А теперь попались сами. Карлайл привёл толпу молодых людей на это место, и существа не упустили из виду их лидера. Охотники ошибались - голод никак не влиял на скорость…

Третьим на диване был Йогев, хозяин квартиры, все еще ошеломленный провалом сборной. Он пил пиво из бутылки, разражаясь время от времени сочными марокканскими проклятиями. "Ну ладно, мужики, — я устало поднялся с кресла, — Дело тут ясное, а я — как выжатый лимон. Так что, пойду, пожалуй." — "Как это "пойду"? — возмутился Йогев, — Досмотри хотя бы первый тайм!" Он попытался убедить меня остаться, но заметив выражение крайней усталости на моем лице, махнул рукой и встал, чтобы закрыть за мной…

2 Ничего этого Петр Федорович Силаков не знал. Он ехал, приглашенный в Город на торжества, в купе спального вагона. Попутчика не оказалось, и, довольный, Петр Федорович расположился как хотел. Иногда его, уморенного бездельем, окунало в сон; просыпался, ощутив сушь на губах, — спал навзничь с открытым ртом, — ополаскивал горло глотком остывшего чая, садился, нащупывал ногами шлепанцы и шел в тамбур покурить. Ему казалось, что зря ехал он в Город, где не был с осени 1942 года, поскольку не испытывал…

Тем временем в Монголии началась революция — чем не шанс вернуться в девяностые и вспомнить, как оно бывает. На оранжевую несколько лет назад мы смотрели с досадой, ожидая, что повторятся те же разочарование и облом, что были здесь. Так вроде и вышло. Не то чтобы захотелось стать американским коммунистом 1930-х, рвущимся в пекло истории, на стройки социализма. Да и приятель, монголовед, объяснил, что монгольский бунт, бессмысленный и беспощадный, — это сезонное явление. Раз в четыре года под выборы…

Лиза очнулась от раздумий, когда объявили ее станцию метро. Анька открыла двери квартиры и бросилась обнимать Лизу прямо с порога. - Как же я соскучилась по тебе! – щебетала она, забирая из Лизкиных рук сумочку и бутылку вина – У меня столько всего произошло, столько новостей! - Что это у вас за шум? Гостей полон дом? - Да, есть немного. К Саше пришли мальчишки, развлекаются. Пойдем в комнату, чтобы нам не мешали секретничать. Аня жила на съемной квартире в центре города вместе со своим…

…распалялся все больше, глаза горели уже явно безумным огнем и Димка пожалел, что связался. «То есть как это меняете реальность, — сказал он растерянно. — Записками в книгах? Вот этими — «полей цветы» и «в средние века крокодилов часто выдавали за драконов»? Как можно этим изменить реальность?» «Вы же не знаете, откуда я их беру, — сказал старик. — Не сам же я их пишу, как вы думаете? Они, — он огляделся и понизил голос до шепота, — появляются.» Он помахал свежей, еще не вложенной запиской. …

— А номинал, — легкой усмешкой давая понять, что на самом деле я выше своей непонятливости, — он теперь какой? — Как всё. Дели на десять! Я взял билетик. «Сделано в Ленинграде», — безмолвно заявляла его бледно-сиреневая полиграфическая красота… Двадцать пять коп? Вынул и отсчитал. — О, я таких еще не видела! — Голыми пальцами с оперчаточной своей ладони выбрала сверкающую серебром монетку и очень удивилась. — Где же тут герб? А Лысый почему не лысый? — Потому что Рузвельт. Вот вам новый…

«Надо брать от жизни максимум. Нас с детства приучают довольствоваться малым. Воздушным шариком вместо огромного конструктора, маленькой конфетой вместо большого торта. Потому что так удобнее. Меньше претензий – меньше проблем. У родителей. У начальства. У государства. У всех. Но это неправильно. Жизнь одна. И нужно учиться спасать её краски в своих глазах. Каждый миг.» И она начала свои великие поиски. В день удавалось просмотреть от трехсот до пятисот профилей. От всевозможных московских…

Помогло, как частенько бывает, то самое счастье, что зовется несчастьем. У работяг, занимавшихся ремонтом зала, не хватило облицовочного камня. В углу мерзко зияла чернотой невесть для чего продолбленная дыра. Но вечно поддатого прораба смутить было невозможно. Его устойчивая психика хронического пьяницы непробиваемой броней охраняла помутненное гремучей смесью водки с пивом сознание. На грозный вопрос, куда подевался камень, он ответил вроде бы невпопад, но в принципе весьма логично: – А сюдой,…

Нужно быть поэтом, решил он, быть внутри того миражного убегающего видения, частью его, слиться с ним. Вот оно, море поэзии перед ним, он же стоит на берегу и смотрит на него мечтательно. Не лучше ли закрыть глаза и, раз и навсегда, броситься в него в безумном порыве — пускай его поглотит пучина, пускай его унесут волны вдаль! Это было так страшно и так заманчиво. Ведь он никогда потом не выплывет, будет обреченным на прекрасные муки. С плоского берега он попадет в иные измерения и познает другие…

- Оставьте меня в покое! - кричу я, схватившись за голову. Провал. Я не помню, как я здесь оказалась, но я стою за территорией тюрьмы и смотрю по сторонам. Передо мной Саша, она показывает за мою спину. Я медленно оборачиваюсь и вижу, как ко мне бегут охранники с автоматами и что-то кричат, позади них у двери в тюрьму лежит ещё один, он еле двигается. Это я его?! Чёрт, да что же происходит! Помогите мне! Я схожу с ума! Я делаю в их сторону два шага и хватаю за плечи одного из мужчин. Кажется,…

Особенно память о тех, кто не пережил 41-й год. Дорогие мои близкие, серые мои одуванчики… (Из разговора) Воскресенье И не день и не вечер, не рассвет и не сумерки, и освещение странное и ниоткуда, и время повисло и висит в этой застывшей картине, и состояние это не меняется и измениться не может, а может лишь прерваться. Оно и прерывается глухим ударом о землю. Я открываю глаза, пытаюсь понять что-то, но ничего не понимаю, поворачиваюсь на другой…

- Пойдем, пока не огребли, - прошептала она. - Кажется, эта не в духе... Панкреонекроз, странный своей эпидемичностью здесь, значилось и в карте тучного пожилого мужчины, желтого, большого и гладкого, лежащего в смежном зале. С другой койки там, не приходя в сознание, кричала громадная багровая женщина. А на кровати у окна, вжавшись в стену и глядя на всех маленькими испуганными глазками, сидела бабулька и, изредка подавая дрожащий голосок, просила свои тапочки. - Как будто не туда попала, -…

 Водитель кивнул снова. На нее из глубины кабины смотрели его внимательные глаза. Она улыбнулась и радостно помахала Темке.  Это был двадцать-какой-то по счету их водитель – Галка давно сбилась, и начинала уже забывать, кто подвозил их под Владимиром, а кто под Чебоксарами, и с какого именно водителя они с Темкой начали называть себя нижегородцами. Парню и девчонке из Нижнего Новгорода, и в самом деле, ехать стало проще. Впрочем, подвозили их в основном местные, и продвигались на восток они слишком…

 - А что если да? - Машка вдруг взорвалась. – Что, если да?  Андрей сглотнул слюну. Он изо всех сил старался теперь встретить новость как мужчина. В конце концов, Машку он любил. И когда-нибудь, пусть и очень нескоро, это все равно бы случилось. Где-то в глубине таилась мысль о маме, которая, конечно же, поможет. Не оставит же она своего собственного внука. И эта мысль поддержала его как ничто другое. Андрей вздохнул и почесал подбородок уже спокойнее. Пожалел, что щетина растет еще так неохотно.…

Где же свита? Ага, вот она... Ну до чего почтительные лица!.. Сам он покоится в огромной золоченой колеснице, кругом замерли люди из свиты - кое-кто сидит, кому по рангу положено, другие же безропотно стоят, а мимо проплывают пустыни и пирамиды, громадные пирамиды с черными дыра­ми в стенах - частые войны и время оставили эти следы. Резкий звонок, поворот, остановка. Они с отцом вышли. Их тотчас провели в невзрачное на вид здание, очень чистое и безлюдное. Нестерпимая для глаз белизна…

будет сердцем весь мир озарён... А теперь впрок имён мне хватает, чтобы чувства уложить в постель и не пламя в груди полыхает, а загробного мира метель; за окошком смущённые тени убегают во мглу фонарей... Так откуда же это щемленье о непрожитой жизни моей? 3       ВРЕМЯ    БАРХАТНЫХ ЗНАМЁН    РЫБИНСК  Мотор скворчит, как жир на сковородке; водитель хмуро курит "кэмел" свой; стоят деревья в выцветших пилотках вдоль улиц, словно лагерный конвой. …