Современная проза

Так бы и сменяли друг друга дни, если бы во вторник вальяжно-испитой Чукин, авторитетный вавилонский алкоголик, не послал Хиросиму в угловой магазин за двумя бутылками портвейна. Возвращаясь, Хиросима ковылял мимо потертого, сгорбленного собора Фрола и Лавра — нынешнего Дворца Культуры, когда увидел вдруг рукописную афишу, не подсохшую еще, поблескивающую лаково, будто свежими ссадинами букв: «Клуб кинолюбителей. Встреча с актером А. Стаалем.» Он отдал портвейн Чукину и пошел покупать билет. В последующие…

 Очнувшись от раздумий, я встал налить ещё Джека. Из-за резкого поднятия тела после виски голова проделала несколько восьмёрок. В комнате движение набирало обороты. В глазах промелькнула цветовая гамма, сменившая танцующих людей. Я, с трудом преодолевая живые барьеры, пробрался к бару.  Заиграла скрипка и тяжёлый электро бит. Я обернулся в сторону ди-джея. Девушка. Скрипка. Девушка. Я что, умер? Белое платье на ней было такой длины, что кажется, оно развивалось над головами всех, кто находился…

– Ты умеешь читать мысли? – Чтобы понять несложную цепочку твоих ассоциаций, вовсе не обязательно копаться у тебя в голове. Не забывай, я существовал прежде, чем возник твой мир, и буду существовать, когда он вновь обратится в хаос. Человек, когда ему напоминают о бренности бытия, всегда думает о бабочках, которые представляются ему бессмертными, хотя их жизнь еще скоротечнее, чем человеческая. – Умно. Только я думал не о бабочках, а об осах. Несколько дней назад в мой дом залетела оса. Я ел…

— Все равно, сама знаешь, что обманываешь. И не знаешь, что скажу я. — А что ты можешь сказать? Мужчина вполне еще ничего, в самом деле, не шучу, минутку даже любовалась тобой, когда ты прибежал во двор, мужчина, три недели прохлаждавшийся в доме отдыха, мужчина, хоть однажды бросивший на меня взгляд, а, признайся! Может, скажешь, что нет? Один раз точно было. Или не было? Скажешь, мне только показалось? Могло быть и не один раз, просто ты стесняешься, я знаю. И что, ни с того ни с сего откажешься?…

Я рассказываю об этом, забегая вперед: в день моей первой прогулки по гавани я не знал, конечно, ни размеров лодок, ни древних традиций, ни конструкций моторов, — в тот день я не знал даже имени мамы. Мир раскрывался передо мной постепенно, и сначала он умещался в нашем маленьком домике, стоявшем у берега рыбачьей бухты среди полусотни таких же домишек, храбро притулившихся у самой воды или, как наш, отступивших к холмам. Главной комнатой у нас была кухня, она обогревалась старинной печкой, приспособленной…

— Знаешь, — сказала она, словно очнувшись, — За несколько месяцев до смерти, может, месяцев за пять, он мне говорил — если бы не ты, говорит, меня бы давно уже не было, и никогда я не знаю, что будет завтра или послезавтра, а хотелось бы еще пожить, дожить до двухтысячного и еще немного, посмотреть, что будет, когда новое столетие наступит. Она умолкла. Молчала и молчала. И простонала: — А не дожил, не дождался. Боже мой, не дождался, а этот двухтысячный — вот оно, через несколько дней, а…

Хоть не знаю что, хоть бы умереть, лишь бы не встретиться, так не хочу встретиться с теми людьми, которые только что к дому подъехали, которые проверили, здесь ли, которые поднимаются по лестнице все ближе и ближе — здесь, здесь. Не плачу я, хотя лучше бы письмо, открытка или бумага какая, не плачу, ведь давно ждала, ведь знала, что так оно и будет, ведь если это бывает, если суждено, то почему обязательно не мне? Не плачу, но не встаю с места, еще минута, другая, зажмуриваюсь, дышу тихо, в глубокое…

«А открытие в 1950 году молекулы ДНК, хранящей генетическую информацию, подвергли теорию большому кризису. Потому что строение живых организмов оказалось намного сложнее, чем полагал Дарвин, и несостоятельность механизма эволюции вышла наружу». «Было известно, что мутации, т. е. изменения или повреждения в генах живых организмов, происходящие в результате внешних воздействий, всегда приводят к негативным результатам». Генетика избавила дарвинистов от «кошмара Дженкина», то есть, от теории,…

Николай проснулся дома на рассвете, подброшенный непонятными воспоминаниями. В тыкве не оставалось уголка, не отутюженного самогоном, но он, не отрываясь от ковша с рассолом, принялся искать свой бостон. И не находил. Разбудил мать, поднялся отец — не знаем, не видели, никто не заходил. Так и есть! Не зря забилось в память, что поднимался пьяный и, спотыкаясь, ходил после заката при оранжевой луне с мешком и лопатой и где-то закапывал бостон. Точно, выходил ты, сыночка, помню, говорила испуганная…

Тетя Галя ответила: — Я на первый раз промолчу. А тетя Валя сказала задумчиво: — Когда-нибудь Ильича воскресят. Что он скажет? «Молодцы»? А, может, «мало работаете, товарищи»? Тетя Галя добавила: — И будет он после работы в Мавзолей захаживать — папироску стравить: мать честная, сколько ж я лет тут пролежал на радость врагу! А? Что сказала? — заухал дядя Ваня, — Куда Ленин сбежал? К нему подошел милиционер: — Безобразие так орать, товарищ, вы, часом, не пьяный? Тетя Галя ответила: —…

Стригунов должен был прийти с женой. Полгода он скрывал ее от товарищей, от нас, не пригласив на свадьбу, ни разу не позвавши в гости в отличную съемную квартиру, с отдельным, между прочим, входом — какие перспективы для дружеского пирования! (но — ладно, он не был гулякой, и если пил, то один). Что мы о ней знали? Что она с дружественного факультета, городская, да не просто — дочь секретаря обкома! Мигом Миша-кадет поменял идейный цвет? Поначалу многие, завидуя, обращались к нему «товарищ Стригунов»,…

— И рады бы, мать, — отвечает С. С., — но мы не местные, наша задача — вашего главного пропагандировать среди наших. Заказ такой, понимаешь? А ваших тут нет никого, все наши, приезжие. Сходите вы на ваше телевидение. — Схожу, обязательно, — кивает она, — терпение кончилось. — Хороший у вас губернатор? — Хороший, — легко говорит она, — всегда наглаженный, с прической, выступает без бумажки. — Скажите в камеру, — прошу ее я. С. С. опускает камеру. — Губернатор у нас хороший, внимательный…

И убийства, все чаще убийства. Через месяц на острове начали есть друг друга, и превратился он в остров Людоедов. Перевелись слабые, неосторожные, доверчивые. Сильные, но самоуверенные — тоже. В августе из шести тысяч человек на острове осталось неполные две. Назинский остров засеян костями, зыбится черепами. Страшно представить себе здесь земляные работы. Семьдесят лет спустя, в самом начале июня, такой же запоздалой весной, миссионерский теплоход «Надежда» подошел к Деревне Назиной. Председатель…

Прочие постояльцы, наскоро накидывая одежду, отрываясь от кранов с мертвой холодной водой, выбегали на крыльцо и разделяли их ужас. Сегодня ни в Мариинку, ни в публичную библиотеку, ни в любой другой храм высокой культуры мы не попадали. В сером сумраке, под порывами ветра по всей усадьбе и за ее решетками стояла вода. В Доме ветеранов сцены горели все окна: старики поднимались рано, весть о потопе молниеносно разнеслась по особняку, и силуэты заслуженных жрецов Мельпомены упирались в оконные переплеты.…

В период застолья к нам пришли некоторые из соседей, и был завернут к нам еще один путник, шедший снизу. Вся компания с любопытством разглядывала меня, и всем Дато отвечал, что я потомок дедушки Таро, кровь которого позвала меня сюда. Все, кроме завернутого путника, удивлялись явлению, так как знали дедушку Таро. А путник не знал и просто пожимал плечами. Мне это не понравилось. Дато, заметив, шепнул, что он из Нуниси, и я успокоился. — Ладно, — примирительно сказал я. — Да, было в старину! —…

А этот длинный коридор в общежитии? Юрочка жил в самом его конце. Пока дойдешь до своей двери под господствующий грохот унитазов, ловя запахи из чужих кастрюль и сковородок, нестерпимо захочешь напиться, а напиться не на что и купить спиртное негде. И Юрочка набрал телефонный номер. — Вечер добрый, — сказал он в трубку брежневским голосом, — это Эдуард Сохатых? С партийным приветом к вам член с 1939 года, ветеран войны и труда Барков Иван Степанович. Инструментальный завод имени Вахрушева. Хочу…

«С кем?» — вслух спросил Сергей Владимирович и тут же спохватился: что за дела? Вот он уже и сам с собой разговаривает… Прежде за ним такого не водилось. Джетлег, как пить дать, джетлег. Он решительно задернул портьеру, лег и заснул, усыпив организм сердитым усилием воли. Уж что-что, а себя Сергей Владимирович контролировать умел. Следующий день был свободен и предназначался для покупок. Сергей Владимирович проснулся по будильнику, спустился в холл за картой Манхеттена и, вернувшись в номер, тщательно…

Потом Город стал заполняться именами. Пушкин, Чайковский, Гоголь… Они были моими соседями, ребятами с нашего двора. Чайковский умер в том же доме, где я жил, в квартире своего брата, на пятом этаже. Мы жили на третьем. Дом через улицу, если смотреть из окна, то прямо за троллейбусными проводами — назывался домом Пиковой Дамы. Когда-то он принадлежал княгине Голицыной, с которой Пушкин писал свою старуху. Днем там обреталась поликлиника МВД, но вечерами, если спрятаться за шторой и приглядеться, можно…

Почему надо прочитать именно последнюю строчку? Потому что тут я погрешил против оригинала. Не то чтобы я был совсем безгрешен в прочих строчках… но там все-таки можно сделать скидку на любительский уровень. Однако в последней строчке я погрешил сильно, непростительно даже. Дело в том, что в этой строчке Киплинг писал не о какой-то абстрактной «стране», а о совершенно конкретной Англии. Дойдя до «Англии», я призадумался. Нет, это была не техническая проблема. Моей нехитрого стихотворного умения…

Наше белое судно, широкое, сидевшее в воде высоко, точно старинный миссисипский пароход, обладало мощными дизелями, ровно гудевшими внизу, и мы толкали перед собой две баржи, нагруженные легковыми автомашинами, джипами и цистернами с пивом, и еще одно пассажирское судно, выкрашенное скучнейшей коричневой краской, — впрочем, вскоре оно было расцвечено пестрыми флагами сушащегося белья пассажиров третьего класса. Жизнь на нем кипела — стоило пройти на нос, и можно было наблюдать, как там бреются, моются,…