Триллеры

          Тут я увидел, что на лавке, неподалеку от меня сидит старик. Он откинулся на спинку, в руках тонкая красная трость. Одет в черное пальто. Черты лица настолько размыты, что их невозможно рассмотреть. Словно их нет вообще.           Я уставился на него. В этот момент он медленно повернул голову в мою сторону. На его бледном лице горели лишь два, пылающих огнем глаза. - Садись ко мне. – Сказал он, но пятнышко рта даже не пошевелилось. Мой мозг не сразу сообразил, что эти слова я слышал…

– Все в порядке, Лилли, просто расслабься, – произнес здоровяк, стоявший позади нее. – Да с этим справится даже двухлетка! – Хватит казнить себя. – О, я вовсе не себя хочу казнить! – Она нанесла еще несколько ударов, держа молоток двумя руками. Колышек не сдвинулся с места. – А этот идиотский колышек! – Ты неправильно держишь молоток. – Что? – Сдвинь руку к концу рукоятки, позволь инструменту работать. Последовало еще несколько ударов. Колышек вылетел из твердой земли, подскочил и…

В своей жизни я помню только его. Как я научилась говорить, папаша вдалбливает мне в голову что при рождении я убила свою суку-мать. Он ненавидел ее больше, чем ненавидел меня. Но меня уже не трогают его слова. Шагаю к маленькой, более менее чистой кухне. Достаю масло, джем хлеб и нож. Хочу сендвич. Я очень голодна, ведь не ела неизвестно сколько дней. Нарезаю толстые куски черного хлеба. - Дженни, детка. Папа хочет поговорить с тобой. Он говорит мне это прямо в мое правое ухо. От него…

В своей жизни я помню только его. Как я научилась говорить, папаша вдалбливает мне в голову что при рождении я убила свою суку-мать. Он ненавидел ее больше, чем ненавидел меня. Но меня уже не трогают его слова. Шагаю к маленькой, более менее чистой кухне. Достаю масло, джем хлеб и нож. Хочу сендвич. Я очень голодна, ведь не ела неизвестно сколько дней. Нарезаю толстые куски черного хлеба. - Дженни, детка. Папа хочет поговорить с тобой. Он говорит мне это прямо в мое правое ухо. От него…

— Мисс? — Обойдя машину, полицейский осторожно двинулся ко мне. Для помощника шерифа он выглядел слишком молодым. Мне было непонятно, как вчерашнему школьнику могли доверить оружие. А сама-то я еще училась в школе? Этого я не знала. — В наше управление поступило несколько звонков, касающихся вас, — мягким тоном произнес он. — С вами все нормально? Я попыталась ответить, но из горла вырвался лишь глухой хрип. Откашлявшись, я вздрогнула, почувствовав боль в гортани, и с усилием произнесла: …

Мне двадцать четыре. Не уверен. Я не помню, сколько мне лет, либо моему другу. Я перестал считать года после того, как он появился. Теперь я называю его «другом». Он сам просил. Сколько минуло недель? Сколько лиц покинуло мои зрачки и жизнь? Они приходили, открывали двери, а затем стирались из памяти. Нелепые воспоминания, ненужные нам. «Друг» пришел на одиннадцатый день рождения. Я помню ту субботу, но не могу нарисовать. Он пришел и остался навсегда. Одинок. Мне… Я не знаю, сколько…

Последние слова паренька утонули в гуле шума и крика, издаваемые толпой крестьян. - И вы думаете, что могете его изловить? - поинтересовался маленький, сизый старичок в красном колпаке. Правый глаз имел вид стекла, то и дело вращался во все стороны и замирал только на секунду. - Не сомневайтесь во мне, господа. Сомневайтесь в себе, - юноша расхохотался и схватил с земли свой коричневый потрёпанный чемодан, усеянный серыми царапинами. Молодой человек напоминал больше доктора, нежели сыщика. Темные…

Примерно через полчаса быстрой ходьбы, они, наконец, дошли до небольшой землянки с массивной железной дверью, прикрывающей вход внутрь. Витька, немного поколдовав над замком, потянул на себя душераздирающе заскрипевшую дверь. Катька хотела было отказаться от этой безумной затеи, но лишь крепче прижалась от страха к пареньку, а тот, с поистине рыцарским спокойствием принялся копаться в бездонном рюкзаке, отыскивая фонарики, которые должна была взять Катя. - Не ссы, Капустин, - хохотнул Рыжий, протягивая…

Я не любила людей. С детства. Никогда не могла заставить себя попытаться понять кого-то. Себя я тоже не любила — ведь я тоже была человеком. Поэтому я всегда отгораживалась невидимой, но непробиваемой стеной, не утруждая себя общением. Тех, кто обращался ко мне, встречали лишь холод и отчуждение. Возможно, одноклассники сочли, что я презираю их, хотя это было не совсем так. Но, как бы то ни было, молва разлетается быстро, и уже через месяц никому и в голову не приходило заговорить со мной. И это…

Дальше начиналось самое интересное. Судя по всему, тот же человек прибежал в ближайшее отделение полиции с криками о помощи. Находящиеся на посту офицеры с трудом смогли понять, что он видел трупы людей, живших в квартире, куда он вломился. Офицер немедленно проводил его до квартиры, где обнаружил, что семья, о которой он говорил, и правда была там. Но все ее члены были живы. Они пребывали в добром здравии и наслаждались семейным ужином. Вор не поверил своим глазам, но офицера интересовало только…

— Есть что сказать? — парень молчал, а девушка посмотрела на толпу и прокричала: — Как вы можете так поступать? Что мы вам сделали? Что? Мы ведь последние, последние люди на Земле!... — её прервал рёв толпы, ведущий махнул рукой и столбы вспыхнули красным огнём... Они кричали от боли, они сгорали заживо, а толпа ревела от удовольствия, от них ничего не осталось, остался лишь пепел, который ветром разнесло по мёртвой планете... Время Волны бились о скалы, одинокий луч…

– Да как всегда, пилит потихоньку. Как появился у нас Кирилл, ее словно подменили. Злится, что бы я ни сказал. Все ей не так, во всем я не прав, что бы ни сделал. Антон был крестным отцом сына Олега. Перемены в характере жены друга ощутил и он. Вера, всегда приветливая, с рождением ребенка стала раздражительной и придирчивой. Порой Антон начинал подозревать, что она ревнует Олега к нему. Ведь друзья проводили почти все время вместе. – Сочувствую. Я слышал, что после родов у женщин меняется характер,…

— Где она? — быстро спрашиваю я. Он фыркает. — Что? Кто ты такая, мать твою? Иди на хер! Развяжи меня. Он что, думает, что это сработает? Голос мой голос становится чуть ниже: — Где она? Он смеётся, показывая пожелтевшие от никотина зубы. От него пахнет кислым пойлом и дешёвым табаком. — Иди к дьяволу. А что, если я спрошу тебя про голубоглазую студентку колледжа? Нет, пятна, пожалуй, не от курева. Да и запах больше напоминает одеколон «Gray Flannel», чем перегар. Он выглядит так,…

   Знак Зодиака: Стрелец (30 ноября)    История: глава 11    Другие служащие     Чехов Антон    Должность: врач    Возраст: 30 лет    Профессия должность при жизни: врач, кандидат медицинских наук    Годы жизни: 1978 - 2008    Стаж после смерти: 12 лет    Причина смерти: убийство    Дополнительная информация    Волосы: светлые (блондин)    Глаза: серые    Рост: 180 см    Знак Зодиака: Водолей (12 февраля)    История: глава 14   …

Адмирал прескочи без грешка преградата — вдигна се, за да покаже, че полетът не е само за птиците. И падна. С ужас видях как във въздуха панически ритат кафеникави конски крака. Конят се превъртя през глава, мярна ми се ярко облечената фигура на Бил, който изхвърча от най-високата точка на траекторията с главата напред, и Адмирал се сгромоляса отгоре му. Без да мисля, автоматически свих надясно и пришпорих коня си. Докато прелитахме над преградата, се опитах да зърна Бил. Той лежеше на земята…

Я смакую последние мгновения перед смертью. Последние проблески сознания, когда страдалец пытается произнести последние слова; мучительный конец. Это классика. Когда человек умирает, глаза его могут быть плотно зажмурены; но гораздо интереснее, если они открыты и устремлены в космические дали, куда он и сам собирается отправиться. Даже в кино прощальный взгляд перед трагическим уходом вызывает гораздо больше чувств, чем обычный трепет век перед неспешным и жалким концом. Когда глаза открыты,…

– Кровожадная леди! А ты ее видел? – усмехнувшись, полюбопытствовал Смит. Я негодующе покосился на него, но Редверс ответил вполне спокойно. – Однажды, когда умирал мой прадед. Только, Дарем, прошу, не записывай этого. Я охотно дал согласие, изнывая от любопытства. Редверс, как истый актер, выдержал паузу, чтобы наше нетерпение дошло до предела, и затем продолжил: – Это было поздним вечером, и мне давно полагалось спать, но меня разбудила карета доктора. Я вертелся на постели, пытаясь уснуть,…

Он закрыл глаза. Руки сжались в кулаки. Он прижал их к вискам и несколько раз лихорадочно вздохнул. Почему он это сделал? Что с ним произошло? Почему, почему, почему он убил? Почему вообще убивают? Он продолжал сидеть за столом, выкуривая одну сигарету за другой. Когда третья сгорела до конца, он встал и пошел к телефонной будке. Бросил десятицентовую монету, набрал номер и ждал, пока ответят. — Это Катлетон, — сказал он. — Меня сегодня не будет. Неважно себя чувствую. Трубку подняла одна из…

— Послушай! — вдруг заговорил он. — Ты собирался уходить, и я задерживаю тебя. — Я не спешу. — У тебя назначена встреча? — У меня свидание. Он кивнул в нерешительности. — Тебе не следует заставлять ее ждать, — пробормотал он. Таков был Шепли, сама вежливость и учтивость с женщинами. Это злило меня, как и все в нем. — Она подождет, — сказал я. — Она будет ждать до скончания века. Теперь ты расскажешь мне, в чем дело? Ему нужно было, чтобы его, наконец, подтолкнули. Он хотел рассказать.…

У него работали почти тысяча человек, среди которых бухгалтеров и людей с аттестатами МВА было не меньше, чем певчих в хоре, которых было 229. Это число было избрано им после явившегося ему откровения, случившегося тогда, когда он был на самом дне жизни – спившийся, обедневший и отчаявшийся. Тогда он уронил Библию, и она открылась на 229-й странице Нового Завета. Подобрав Библию, он прочел второй стих третьего посланния Иоанна: «Молюсь, чтобы ты здравствовал и преуспевал, как преуспевает душа твоя».…