Военная проза

Двор постепенно затихал и пустел. Быстро сгущались сумерки. Небо высветили звезды. Наступала ночь. Павел посмотрел на звезды, и усмехнулся: Нет, это были не те звезды, не афганские. Те были близкие, крупные, яркие. А эти звезды маленькие и далекие. Он тяжело опустился на стул, закурил сигарету. Сделав пару затяжек, притушил и аккуратно положил окурок в стоявшую рядом со стулом пустую консервную баночку. Снова пробежал взглядом по звездам, закрыл глаза и погрузился в воспоминания… На память…

— Знаешь, Игорь, жаль расставаться с друзьями. Только познакомились, сдружились и вот теперь расстаемся. Кстати, как ты думаешь — настоящий друг может быть только один или несколько? — Настоящих друзей мало. Вот у меня есть друг — Сергей Гутовский. Вот это друг! Он уже в армии. Леша насупился и пробурчал, явно намекая на себя: — Ты не прав — друзей может быть много. — Когда друзей много, значит, по-настоящему нет ни одного! — уверенно заявил не понявший намёка Тищенко.…

Провожая ее взглядом, я пришел к заключению, что она решительно против даже не самых длинных юбок и что для этого у нее есть все основания. — Ничего, да? — перехватил мой взгляд надпоручик. Я согласился, и это его явно обрадовало. Суп, который я начал есть, оказался не совсем обычным. Я понял это сразу. — По блату, да? — сделал я вывод. — Конечно. Она ведь думала, что это для меня. Да, слушай, я ведь тебе еще не представился. Надпоручик Бидло. Тоже командир роты. Он хотел еще что-то…

— Что ж, товарищ полковник, жизнь госпитальная, сами знаете… — Знаю. Значит, воевать? — Воевать, товарищ полковник. — Места старые, хорошо тебе известные, — сказал Виноградов. Если бы посторонний человек услыхал эту фразу, он бы ничего особенного в ней не нашел, но Коротков сразу же уловил невеселую интонацию. Фраза Виноградова означала: вот уже вторая зима, а мы находимся все на том же рубеже, и все та же роща Фигурная перед нами. За этой фразой вставала прошлая зима, когда этим рубежом…

Полуденное солнце, гревшее опущенную оконную штору, тщетно пыталось проникнуть в пространство купе, сохраняющего полумрак, но было настолько ярким, что косыми лучами все равно пробивалось сквозь щели и, отражаясь от перегородок, играло зайчиками на потолке. В купе оставался всего один пассажир. Это был молодой человек лет двадцати пяти, среднего телосложения, русоволосый, сероглазый уроженец средней полосы российских просторов. Воспользовавшись тем, что последний его попутчик сошел на предыдущей…

Женщина слегка откинула одеяла, чтобы можно было спустить ноги с кровати, и оперлась на локоть, чтобы было удобнее встать. Она была старой и немощной, а потому, чтобы подняться утром с постели, ей каждый раз приходилось прилагать немало усилий. На секунду-другую она замерла, дожидаясь, когда пройдет головокружение и сердце станет биться спокойно. Ее муж лежал неподвижно, с широко раскрытыми глазами. Он ждал, когда в какой-нибудь части его тела родится энергия, необходимая для того, чтобы принять…

Поэт Дмитрий Солонько лежал на спине, заложив руки под голову и устремив сосредоточенный взгляд в потолок. Он не спеша повернулся на бок и посмотрел вниз на Грачева. — Нет, Саша, я не болен. Так просто… Размышляю. — А-а!.. — многозначительно протянул Грачев. — Интересно, над какой проблемой?.. — Не над проблемой, а над поэмой! — Ну что ж… Тоже дело общенародной важности. Творческое брожение? — Вот именно! Только что из этого брожения выйдет — черт…

— Идите. Вызовем. Заведующий складом встретил меня строго. — Где был? Я ответил с подчёркнутым достоинством и нескрываемым пренебрежением: — Ухожу на фронт. — На какой ещё фронт? — На войну… Сухощавый, жилистый, казавшийся мне тогда старым, сорокалетний завскладом внимательно посмотрел на меня. — Это что ещё за блажь?.. Вон три машины с маслом пришли. Надевай халат и — на разгрузку. — Повернулся и пошёл в свою конторку, как всегда, ровный, невозмутимый.…

А сегодня сон был вообще фантастический. К нам в казарму пришел хромой старичок с палкой. Дневальный поднял шум, а старичок все рвался вперед и показывал на меня пальцем. «Сюда нельзя! — кричал дневальный. — Кто вы такой?» «Я Антабка, — отвечал старичок, постукивая себя палкой по больной ноге, — мне отрезало полстопы колесом товарного вагона. Вот так — щелк, как кузнечными клещами. А помощь оказывала сестричка Таня из санчасти. Она жена курсанта Абросимова!» «Женька…

Снова молчание. Одет Черноусов по-походному: на нем новенький защитного цвета комбинезон, перехваченный в талии широким ремнем. На ремне кобура с пистолетом, финский нож, ручные гранаты, на груди большой полевой бинокль. — Так, значит, больных нет? — Нет!.. Здоровы пока! — один за другим вразброд ответили солдаты. — Тогда… — майор бегло осмотрелся по сторонам, подошел еще ближе к солдатам. — Тогда слушайте обстановку. Командование возложило на нас ответственную…

— Коля, когда с моря приехал, заявил: капитаном буду. А дочка все подпрыгивала — солнышко достать хотела… Потом стала бояться неба… — Как бомбежка — так убитые и покалеченные. Забоишься на всю жизнь, — вздохнув, вступила в разговор Валентина Антоновна. — Одной из первых бомб разнесло дом, где Коля Крамаренко жил. Одним ударом троих осиротило… Он сейчас в Краснодаре живет. — Фашисты гранаты в дома бросали, — вспомнила Мария Ивановна. — Футляр на швейной машинке…

Погиб герой, а город продолжает жить и обновляться. И время не властно над ним. А у этого времени, мы знаем, очень стремительные крылья. Как у птиц. Только птицы улетают и возвращаются. Они приносят теплые зори, полные весенних запахов и очарования. А годы уходят безвозвратно. С каждой весной в жизни человека их становится все меньше. Да разве числом лет измеряется человеческое бытие на земле? Николаю Лавицкому, когда он погиб, было двадцать четыре. И многое, очень многое впрессовалось в эти годы.…

— Не мотай душу, Христа ради. Иди к Лексевне, она расскажет. Комната Алексеевны — напротив Долговых, дверь в дверь с Чуксиншей. Едва ли кто-нибудь в большом старом доме знал имя старухи, как едва ли кто помнил ее трезвой. Тощенькая, с кирпичным носом и слезящимися глазками, она бог весть чем зарабатывала на жизнь, смысл которой заключался в том, чтобы вечером выпить, а утром опохмелиться-За ней водилось несметное количество прозвищ: Пьянчуга, Старая Бестия, Хитрый Черт, Колдунья, Зола. Но, несмотря…

Подъезд пуст и гулок. Лифт отсутствует. Я задираю голову и вздыхаю: шестой этаж далек, как вершина Монблана. Неужели восхождение окажется бесплодным? Адреса, полученные в квартирном бюро, — те из них, по которым я побывал, — принесли одни разочарования. Легче найти “Кохинор” на полу трамвая, нежели комнату в перенаселенном Берлине. И все-таки я добросовестно звонил в двери и задавал вопросы, истратив на это полтора дня из двух, полученных от управляющего конторой господина фон Арвида для устройства…

I Договор в Кампо-Формио восстановил мир на материке. Германский император был удовлетворен условиями, которые ему предоставили. Франция вновь вступила во владение наследством галлов. Она отвоевала свои естественные границы. Первая коалиция, грозившая задушить республику в колыбели, была побеждена и распалась. Только Англия оставалась вооруженной. Она воспользовалась бедами, постигшими материк, чтобы завладеть обеими Индиями и установить свою тиранию на морях. Директория прекратила переговоры в…

Я не знаю точного числа расстрелянных, повешенных и не уверен, смогут ли будущие историки, если они и получат доступ к трибунальским архивам, установить общее число казненных. Я могу свидетельствовать лишь о том, что число казненных определяется многими тысячами. Среди них виновные и невиновные, боевые солдаты и офицеры, храбро сражавшиеся с врагом, женщины и мужчины, проживавшие на оккупированной немцами территории СССР. Известно, что военные суды и в других армиях и на других войнах не отличались…

Благодарную память о Борисе Петровиче долгие годы сохраняли спасенные им пациенты, бывшие ученики и коллеги. Все говорили о том, какой это был удивительный человек. Я провела рядом с ним, в постоянном общении, первые восемь лет — самых счастливых лет своей жизни. Боль от потери отца и неизбывное чувство вины перед ним у меня, уже старой женщины, не проходит и не пройдет никогда. И. Комарова В случае моей смерти прошу переслать настоящую тетрадь по адресу: Уфа-12, п я 221, д-ру М.…

— Не разбегаться. Группой идем. Повнимательней. Вот она, зелень кучерявая. Вот она, родимая. Тут надо Кота вперед запускать. Ох, и мастер торговаться. Рожа уже в улыбке расплылась, глазенки заблестели. В своей стихии человек. Что-то с первой хозяйкой не сторговались. Ну, понятно, кто же на Кавказе товар с первого захода берет? Тут торговаться не уметь — себя не уважать. Только делать это надо красиво. Не жлобства для, а искусства ради. Красивый торг — это состязание поэтов! Ну вот!…

Первый секретарь горкома КПБ (Компартии Белоруссии) подробно вникал в материалы этих дел, пристально следил, чтобы не были задеты лица, которым он покровительствовал, опасался, возможно, и сам за себя. Однажды он позвонил мне, строго спросил, кому докладывались некоторые материалы по одному из этих дел, резко с недовольством прервал разговор, не дослушав моих объяснений. К этому надо добавить, что в своё время, как прокурору, мне приходилось принимать меры по нарушениям некоторых милицейских командиров,…

Возвратившись домой, я села за письменный стол и сказала себе: «Ты должна сделать то, на что способна, и ради этого стоит жить». С чего же начать? Раньше мне казалось, что в памяти навсегда останутся все дни и ночи, проведенные мною в самолете. Но оказалось, что в памяти остаются лишь мгновения. И опять я достала свою летную книжку, перелистала ее, и произошло чудо: каждая скупая строчка, иногда неоконченная фраза вдруг заговорили, воскресли в памяти мельчайшие подробности полетов, даже вспомнились…